Наоми Френкель - Смерть отца
Глаза отца и сына встречаются. Решительный рот отца закрывается. Сухой кашель слышится в церкви Святой Марии. Оттокар не опускает головы. «Я уже не трус, отец».
Голоса друзей вокруг отца замолкли. Взгляды многих косятся на Оттокара. Монокль напротив него сверкает, и Оттокар стоит спокойно и наблюдает.
– А-а, – роняет граф фон Ойленберг и натягивает перчатки.
Шарканье ног. Юнкеры расходятся. Без слова приветствия проходят мимо Оттокара. Отец, отставной генерал, в сопровождении пастора и адвоката приближается к нему. Чувствуется, что он с трудом сохраняет вертикальным тяжелое свое тело.
– Прошу прощения, уважаемый отец, – Оттокар склоняется в поклоне, – полагаю, отец, что некоторые дела требуют выяснения между нами.
Слабое эхо завывающего ветра слышится в церкви Марии на холме.
Граф поднимает голову, говорит поверх голов, в пустое пространство.
– Обычно я обедаю внизу, в городке, в ресторане имени Фридриха Великого.
– Прошу прощения у уважаемого генерала, – кланяется адвокат, – я возвращаюсь в Берлин. Срочные дела. Естественно, если я ему понадоблюсь, то весь в его распоряжении.
– О, нет, – отвечает генерал приятным насмешливым голосом, – не думаю, что в этом вообще есть необходимость, – и смотрит с откровенным презрением на сына. – Можете вернуться к вашим делам, – говорит он адвокату.
Лицо Оттокара багровеет. Старое чувство бессилия, которое охватывало его во время наскоков отца, вернулось.
«Ты уже не трус, Оттокар… – поддерживает его внутренний голос. Он сдерживает себя и обращается к отцу, состроив приветливое выражение лица:
– Нет у меня срочных дел. С удовольствием провожу тебя в ресторан – к обеду.
В церкви слышны лишь быстрые удаляющиеся шаги пастора и адвоката. Оттокар медленно движется за отцом по узкому проходу между скамьями, ведущему к выходу.
Севернее церкви, на вершине противоположного холма, стоит дворец Иоханнеса Черного Медведя. Мелкий дождик окутывает серебристой кисеей серые его стены. Стекла сверкают, как серебряные зеркала. На фоне этого холодного металлического блеска кажутся во много раз более темными леса на туманном горизонте. По тропам, ведущим от церкви вниз, в села, спускаются гуськом крестьяне, возвращающиеся домой с похорон. Длинной темной шеренгой петляют они вниз по склону.
Дождь усилился, и внезапный порыв ветра подхватывает его струи. Граф фон Ойленберг остался стоять у выхода из церкви. Сын стоит рядом с ним. «Жди отца, – шепчет Оттокару внутренний голос, – а я тебе подскажу, о чем говорить».
– Сейчас они посыплют соль на пороги домов, чтобы успокоить хлещущий дождь. Но, полагаю, на этот раз не преуспеют. Этот дождь не скоро перестанет лить. Не так ли, отец?
Граф не отвечает, поднимает воротник пальто, прикрывая лицо.
– Жив ли еще в селе старый конюх из дома принцев, отец? Я видел его последний раз перед уходом на войну. Он был большим другом Детлеву и мне. Мы часто заходили в его маленький домик. Он виден отсюда – третий дом с красной крышей.
Отец поворачивает лицо сторону села, в сторону покатых красных крыш.
– Там была широкая печь, – продолжает Оттокар. – Эти печи дымят, пока разогреются. А когда жар в них становится сильным, они начинают жужжать. Старик был из племени вендов. Все жители этих сел – венды. Не так ли, отец?
Генерал смотрит в пространства дождя и ветра.
«Говори, говори, Оттокар, – продолжает внутренний голос, – не молчи!»
– Мы сидели у жужжащей печи, и старик рассказывал нам историю Триглава. Говорил, что бог Триглав не умер. Иоханнес Черный Медведь отсек ему мечом две головы – прошлого и настоящего. Голова будущего осталась целой на его шее, и в здравии и целости бог сошел в глубины реки. По ночам он выходит, взвихривая песок в степи, и река начинает бушевать, – Оттокар упрямо пытается заставить отца ответить. – Выходит оскорбленный бог из глубин реки, скачет верхом на волнах по Пруссии, и единственная его голова – голова будущего – задумывает мщение. Красивое сказание, не так ли, отец?
Генерал срывается с места бегом – в дождь и ветер, и Оттокар – за ним. Сырость проникает в кости сквозь одежду. Роскошный автомобиль ожидает их. Граф забивается глубоко на заднее сиденье и продолжает молчать. Оттокар сидит рядом с ним и тоже молчит, выглядывая наружу. Каждая тропинка здесь ему знакома. Вдоль всей дороги словно бы посажены, подобно деревьям, воспоминания детства. Черная принцесса и мать Оттокара были сестрами-близнецами. Крещены они были в церкви на холме. Мать его была светлоглазой и светловолосой. По родовому имению – замку предков – страдая от холода, всегда ходила в толстом шерстяном свитере, облекающем дрожащие плечи даже в летние дни. Только в церкви она снимала с себя кофту, глаза ее блестели, и румянец выступал на бледном лице. За отца Оттокара, графа и генерала фон Померана, вышла замуж по принуждению. Так и не сумела привыкнуть к его металлическому голосу, громкому марширующему шагу и посверкивающему моноклю в глазу. Спустя несколько дней после того, как черноволосая ее сестра родила сына, родила и она. Сестрица совсем не была похожа на нее. Росла настоящей дочерью рода Бранденбург. Семейная гордость была сутью ее души. Больше всего ее беспокоило, что когда-нибудь ей придется сменить свое гордое имя на имя мужа. Из множества тех, кто просил ее руки, выбрала она бледного и слабого дипломата, заседавшего в парламенте кайзера, которых не был в силах отбросить ее гордое имя и оттеснить ее высокомерный облик. Она забеременела, а дипломат скоропостижно скончался. После его смерти она вернула семейный герб на двери своей виллы, а сыну дала имя черного рыцаря. Детлев – назвала она его, Иоханесс Детлев, принц фон Бранденбург.
Обоих мальчиков крестили в церкви на холме древнего бога, разбитого на куски, и оба росли в доме черной принцессы. Мягкая по характеру, бледная мать привезла плохо прибавляющего в росте сына к сестре в столицу. Ненависть к мужу заставила ее расстаться с единственным сыном. Она хотела спасти его из рук генерала фон Ойленберга, который старался всяческими упражнениями вырастить из сына спартанского воина, преданного шагистике. Вся его теория воспитания заключалась в одной фразе:
– Ты трус, Оттокар, слабодушный, и не достоин носить мое имя.
Оттокар бросает мимолетный взгляд на отца. Генерал курит толстую сигару, лицо его погружено в меховой воротник пальто.
С большой любовью приняла черная принцесса маленького сына сестры в свой дом. Суровая черная принцесса, к сестре была мягкой и доброй. Графа фон Ойленберга она ненавидела ненавистью своей светловолосой несчастной сестры. Детлев и Оттокар были настоящими братьями в доме принцессы. Детлев играл на скрипке, а он высекал скульптуры из камня. Несмотря на черствость принцессы и жесткий характер, душа ее была открыта искусству, полна глубоким преклонением перед любым нежным звуком, перед каждым звучным словом, перед каждой картиной, несущей свежее дуновение в сердце. Она по-настоящему гордилась сыновьями, преданными искусству. С большой любовью привязалась она к светловолосому сыну, который готовился стать профессиональным скрипачом.
Им было по шестнадцать лет, когда грянула Мировая война. Со всеми одноклассниками они присоединились к ученическому союзу, поставившему перед собой цель, когда настанет их час, поразить изменника Альбиона. Они пили кофе из чашек, на которых было начертано: «Бог поразит Англию». Этот девиз был также приколот к лацканам их пиджаков. Но сама война их не очень манила. Выезжали они на экипаже – прокатиться по улицам Берлина. Черная принцесса сидела между ними во всем своем гордом величии. Ехали мимо шеренг людей, которые петляли по улицам в сторону призывных пунктов, толпились у продуктовых магазинов. Катили по самой роскошной улице Берлина – Липовой Аллее – Унтер ден Линден, там маршировали войска во всей своей высокомерной уверенности. Мундиры посверкивали, плечи блестели погонами, барабаны призывали к бою, трубы торжественно прославляли войну.
– Вернемся домой, мама, – умолял Детлев, глаза его напрягались от рева голосов и духовых оркестров, – мои нервы не выдерживают пыль и грохот.
Нервы Детлева чувствительны были к скрипичным струнам и трепетали от каждого режущего звука. Иоанн Детлев, принц фон-Бранденбург, носящий имя Иоханнеса Черного Медведя, до самой смерти хранил в душе мягкость и скорбь звучания колоколов, вызванивавших песню крещения.
Глаза черной принцессы покоились на страдающем лице сына, голос ее приказал увести карету от марширующих солдат. Сердце ее не было расположено к этой войне. В кайзере Вильгельме она видела образ своего мужа, бесхарактерного дипломата, сидящего в парламенте, и не было у нее никакой веры в этого кайзера и в его войну.
Когда в стране прозвучал призыв «золото за железо!» – и пришли к ней в дом с просьбой пожертвовать драгоценности и золото родине, она не просто ответила отказом, а прямая и высокомерная, громким смехом проводила их до ступенек дома, и пришедшие быстро убрались восвояси.
