Владислав Бахревский - Долгий путь к себе
— Убирайтесь прочь из моих владений, пани Мыльская. И прищемите хвост! Вы же знаете, я имею право даже полностью разрушить ваше село, ибо оно в посессии!
Парадные двери с торжественной медлительностью растворились. Толпа завороженно смотрела в черный проем, словно ожидая явления сатаны. И вышел из дому голубой пан.
— Ханон! — прокатилось по толпе.
Голову пан держал прямо и твердо, а телом был гибок. Встал перед пани Иреной на одно колено. И только потом обратил синие глаза свои на толпу.
— Пани Мыльская? — спросил он пани Ирену, указав рукой на бывшую хозяйку дома и имения. — Пани Мыльская! Дабы окончательно не разрушить драгоценного вашего здоровья, не приезжайте в Горобцы. Вы сдали свое имение пани Ирене, пани Ирена сдала имение мне, так что для всех будет лучше, если вы вернетесь сюда законной хозяйкой через три года, как и указано в договорных бумагах.
— Господи, помоги мне! — Голос пани Мыльской сорвался от бессильного отчаянья. — О, пани Ирена! Я верну вам деньги. Не разоряйте моего гнезда. У меня ведь только одно село.
— Одно, а туда же! В посессию кинулись.
— Сын дороже села.
— Ну, это не моя печаль. Торопитесь, пани. Мне деньги нужны немедленно, и я их выколочу из вашего небитого быдла.
Крестьяне и казаки напряженно вслушивались в польскую речь.
— Простите меня! — пани Мыльская сошла с лошади и поклонилась своим людям. — Простите за глупость. Потерпите, я соберу деньги и выкуплю вас из ярма.
— Не развращайте народ! — яростно топнула ногами пани Ирена. — Не забывайтесь! Вы — полька.
— Дура я! Старая дура!
— Отобрать у крестьян все полотно, всю шерсть и всю овчину! — торопливо кричала пани Ирена подручным.
— Дьявол! — заскрипела зубами пани Мыльская, садясь в седло, и вдруг рассмеялась: — А ведь ты все это из мести! Ты за пани Хеленку мне мстишь. За красоту ее. Да чтоб ни один мужик не позарился на тебя, смрадную дьяволицу!
Настегивая лошадь, ускакала.
— Пали! — взвизгнула пани Ирена.
Выхватила у оторопевшего слуги фитиль, ткнула в порох.
— Убили-и-и! — полетел над селом дикий вопль, люди кинулись бежать прочь от злодейского крыльца.
Погибла старуха Домна. От нечаянной дурной злобы погибла. Не было и у нее детей, родственники все были дальние, но мстило за смерть невинно убиенной все село.
Осадили дом ночью, и ускакала пани Ирена из села в нижней рубахе, впрочем не забыв прихватить кошель с деньгами.
2Его преосвященство Савва Турлецкий, весной помявший зеленя на полях пани Мыльской, лежал поперек огромной своей постели с полотенцем на голове, находя силы только на то, чтоб дотянуться рукою до серебряного кувшина на столике и хлебнуть очередной глоток кваса.
Епископу было скверно. Вчера, после торжественной службы в память святых и всехвальных апостолов Петра и Павла, на разговенах он помирился наконец с Мартыном Калиновским, польным гетманом, вторым человеком на Украине после коронного гетмана Николая Потоцкого.
Вражда у них была старая, очень их утомлявшая.
Получив епархию, епископ Савва начал с того, что изгнал незаконных владельцев имений. Один, правда, Бог ведал, как его преосвященству удалось доподлинно выяснить неосновательность претензий бедных землевладельцев. Но от кого же еще, как не от Бога, было послано епископу великое множество голодной родни. Раздавая родственникам имения, Савва Турлецкий всего лишь исполнял заповедь — помнить о ближнем, лично ему корысти от всего этого шума было никакой — одни хлопоты. Правда, свору он теперь имел большую и верную, только скажи — самого короля ограбят.
Добывая имения, епископ Савва нанес обиду какому-то родственнику Мартына Калиновского. Замок епископа и соборная церковь стояли на землях староства, которым в те поры управлял будущий польный гетман. Епископ был из православных, и староста, не боясь властей и ожидая блага от своего католического бога, на Пасху окружил собор гайдуками и пустил в храм одного лишь епископа. На соборную площадь привезли бочки с вином, прибыли музыканты, и начались танцы. Пьяные гайдуки палили из ружей в кресты, брали мыто с тех, кто не хотел пить вино и плясать.
Савва Турлецкий через год отыгрался. Он перешел из православия в унию, напал на замок одного из дальних родственников Калиновского. Женщин изнасиловали, ценности увезли, шляхтичей заперли в сырой подвал, а ключи от замков выбросили.
Мартин Калиновский понял, что зверь перед ним беспощадный, не ведающий меры, и — проглотил обиду. С той поры война шла по всем правилам подсиживанья. Все течет, и все меняется. Пана Мартына Калиновского король пожаловал булавой гетмана польного. Но надолго ли радость? Ведь есть еще и булава гетмана коронного? Если человек назван вторым, нет у него никакой возможности хоть когда-нибудь стать первым, и польный гетман возненавидел гетмана коронного. Враждовать в открытую с Потоцким — все равно что подписать себе смертный приговор, но вот строить великому гетману пакости было за обычай у польных гетманов, и Мартын Калиновский выжимал из этой привилегии все, что мог. На всех врагов желчи, однако, не хватало, и польный гетман прощал своих старых обидчиков и сам просил у них снисхождения.
Вспоминая вчерашнюю лихую пирушку, его преосвященство корил себя за излишества и жадность к питию. Сам у себя отнял еще один приятный день, ибо сегодня он мог бы наслаждаться новым застольем, а вместо этого лежит пластом.
Пришли и доложили, что просит нижайше принять чигиринский подстароста пан Чаплинский.
Епископ слабо отмахнулся, но слуга, видимо получивший хорошую мзду, не уходил:
— Потом… завтра! — прошептал его преосвященство и махнул на слугу рукой, уже в сердцах, чтоб поскорее избавить себя от муки шевелить ноющими мозгами.
— Может, таз принести? — намекнул наглый слуга.
— Фу! — дунул епископ.
Слуга исчез.
Постанывая от жалости к самому себе, его преосвященство дотянулся до кувшина, выпил несколько глотков, и боль оставила его на мгновение. Он лег на подушки, прислушиваясь к нутру и наверняка зная, что тошнота и головокружение скоро опять примутся за него.
Дверь отворилась, и мерзавец-слуга доложил:
— Приехала пани, говорит, что вы обязательно ее примете.
— Но я не могу! — печально сказал Савва Турлецкий.
— Она просила напомнить вашему преосвященству о похоронах пегой кобылы.
— Вот оно что? — глаза епископа блеснули и тотчас сделались жалобными. — Неси таз, скот надоедливый!
3Страдающие темные глаза, бледное чело, безвольно сложенные губы — лицо человека, охваченного мировой скорбью. Его преосвященство стоял у зеркала и старательно жевал орешки, отбивающие запах винного перегара.
— Зовите… ее! — сказал он.
Да, это была она, пани Ирена Деревинская.
Он благословил ее и только потом позволил себе поглядеть на просительницу мирскими оценивающими глазами. Забота придала быстрым глазкам пани Ирены неподступную строгость и волнующую глубину. Его преосвященство был очарован. Он испытывал облегчение от одного только сознания, что унижения, пережитые им на полях пани Мыльской, стоили того.
Пани Ирена хмурила лобик, признав негодными вдруг все слова, которые она заготовила для объяснения своего визита.
— Позвольте пригласить вас к моей трапезе! — выручил красавицу епископ, чувствуя себя героем; от одного воспоминания о питье и еде мутило.
Севши за стол, его преосвященство хватил водки, обомлел от гадкого вкуса, содрогнулся от омерзения к самому себе и — родился заново.
— Разрешите мне удалиться на несколько минут, — испросил соизволения епископ и очень скоро вернулся, одетый в мирское. — Так и вам будет свободнее, пани Ирена, и я буду… свободнее…
— Вы — настоящий рыцарь! — воскликнула пани Ирена, вспомнив слова пани Мыльской.
— Увы! Увы! — возвел руки к небу его преосвященство и предложил тост за озарение светом, источаемым гостьей.
На столе было множество закусок и лакомств, но пани Ирена потянулась к дальнему блюду с вареными раками.
— Вы любите раков! — просиял его преосвященство. — А не хотите ли посмотреть на «рачью свадьбу»?
— Разве и такие свадьбы бывают?
— Еще как бывают!
— Ах! — горестно вздохнула пани Ирена. — Я, конечно, хочу на «рачью свадьбу», но ведь я приехала к вам по скорому и неотложному делу.
— Тогда давайте покончим с делом, если оно — единственная помеха в желании жить как хочется.
— Но дело непростое.
— Говорите! Говорите! — вскричал епископ. — Я хочу успеть показать вам прелестнейшую «рачью свадьбу».
— Ваше преосвященство, дело в том, что я почти разорена, — быстро сказала пани Ирена, — но не это меня тревожит. Вчера вечером быдло напало на мой дом, и я чудом спаслась бегством.
