Алексей Десняк - Десну перешли батальоны
— Народные комиссары!..
— Ленин!..
— Ленин!..
— Ленин!..
Стар и млад произносили это имя, как самое дорогое, близкое имя. Ленин — это свобода, Ленин — это земля, Ленин — это хлеб, счастье, радость. Это имя произносили с уважением те, кто всю жизнь ходил в лаптях, жал за девятый сноп, разрабатывал карьеры в лесу, проливал кровавый пот на земле Соболевского и Писарчука. Этого имени боялись в усадьбах, где над калитками, на дубовых столбах лежали навесики, где на цепи бегал Бровко, где люди притаились, как волки в чащах. Здесь это имя произносили со страхом, с проклятиями.
* * *
Надводнюк в десятый раз читал вслух телеграмму из Петрограда. К телеграмме протягивали руки Клесун, Тяжкий, Бояр, Малышенко, Сорока, Песковой, Шуршавый, тянулись сотни крестьянских, натруженных рук. Каждому хотелось подержать в руках бумажку и своими глазами увидеть буквы. Комнатка станционного телеграфа всех не вмещала. Стоявшие позади напирали на счастливцев, оказавшихся поближе, и требовали еще и еще раз прочитать телеграмму.
— На перрон!.. На перрон!..
— Чтоб все слышали!
— На перрон!..
Толпа выкатилась из здания станции, заполнила небольшой перрон, окружила Надводнюка, взобравшегося на тележку, в которой подвозят багаж к поезду. Посмотрел Дмитро на сотни голов и увидел не только боровичан. Здесь были люди из Прачей, из Ядут, из Мариенталя, из Стрижакова и других хуторов. И у каждого в глазах горел огонь, глаза искрились от возбуждения. Надводнюк видел: родные его полещуки поднимали головы, отныне стали чувствовать себя людьми. Надводнюк вспомнил слова Михайла Воробьева: «И близко, очень близко то время, когда Керенский со своими министрами полетит к чертовой матери». Какую святую правду сказал Воробьев! Как далеко видят большевики! Вот она — наша революция! Надводнюку хотелось рассказать боровичанам все, что он знал от Воробьева, все, что думал. Радость его была огромной. Он хотел поделиться ею со всеми присутствующими. Никогда еще Надводнюк не говорил перед такой большой толпой, но теперь он будет говорить. Так его учил большевик Михайло Воробьев.
— Товарищи! — крикнул Надводнюк и увидел, как задвигались, как подались вперед люди: они восприняли это слово, как ласку, тепло и нежно. — Товарищи! В Петрограде уже нет Временного правительства, нет Керенского и господ министров. Их арестовали… Вот телеграмма из Петрограда! — Надводнюк помахал над головою телеграфным бланком. Сотни глаз ловили этот клочок бумаги. — В Петрограде теперь советская власть. Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным!.. Большевики захватили власть. Рабочие и солдаты в штыки взяли Временное правительство, всех буржуев разогнали! Товарищи крестьяне, чего хотят большевики, Ленин? Чтобы крестьяне забрали всю помещичью землю и поделили между собой.
— Правильная власть!..
— Пр-равильная! — Поднялись сотни рук. Все махали, кричали, выкрикивали: — Правильная!
— Большевики хотят, чтоб крестьяне забрали у панов все леса и угодья, и всякое имущество, хлеб и все на свете! — Опять по толпе пробежала волна радости, сильная, как морской прибой в бурю. — Большевики говорят, чтоб отдать рабочим все фабрики и заводы… Чтобы дети рабочих и крестьян бесплатно учились в школах… Чтоб все были равны перед законом, чтоб рабочие и крестьяне сами писали для себя законы! — Надводнюк воодушевился. Он стал рисовать будущее такими же яркими красками, как и Михайло Воробьев. Слова Надводнюка слушали с восторгом, как дивную песню талантливого певца. Никто еще не говорил здесь так, как вот теперь говорит Надводнюк. Он подробно рассказал все, что знал и слышал о буржуазии, об эксплуатации, о войне и голоде.
— Чтобы на земле для всех была свобода, чтобы не было панов и буржуев — вот за что борются большевики и Ленин. Они за бедный люд, за нас, потому что и сами большевики из трудящихся, рабочие и крестьяне, труженики. Там панов нет. Это — наша партия! Она за нас! И мы пойдем с партией большевиков за советскую власть! Да здравствуют Ленин и Совет Народных Комиссаров! — закончил Надводнюк.
— Да здравствует Ленин! — стоголосо прокатилось по маленькой полесской станции. Речь Надводнюка покрыли аплодисменты. Впервые в жизни полещуки аплодировали.
Сквозь толпу протиснулся Прохор Варивода.
— Я хочу говорить!
— Говори, говори!
— Слово Вариводе!
Варивода поднялся на тележку, обдернул на себе шинель и начал тихим, вкрадчивым голосом:
— Граждане! То, что произошло в Петрограде, — их дело. Нам прислушиваться к этому не надо. Живем мы на Украине, у нас есть своя власть, Центральная рада в Киеве. Она о нас заботится, об украинцах. — Толпа насторожилась, придвинулась к тележке. — Надводнюк говорил нам о большевиках и о Ленине ихнем. А почему Надводнюк не сказал, что большевики — это только русские? Украинцев наших там нет. Я знаю. Мне на фронте говорили о партии большевиков. А если они русские, так разве станут заботиться о нашем брате, украинце? Делают они бунты в России, в Петрограде, и пусть. Нам до этого дела нет. У нас свои законы, своя власть. Пусть нами управляет наша украинская Центральная рада, а не какие-то большевики из России. Мы все равны — украинцы, нам не нужно ничьей власти, кроме своей. Украина веками боролась за свою свободу и вот ее добилась. А большевики хотят нас снова поработить. Мы этого не допустим. На Украине есть войско из украинцев. Этим войском руководит Петлюра, истинный сын Украины, и он не пустит к нам большевиков. Раз мы — украинцы, то и будем защищать свою родную Украину от чужаков.
Варивода слез с тележки.
На перроне сразу стало тихо. Некоторые просто не поняли Вариводу, другие выжидательно смотрели на Надводнюка, что тот скажет? Надводнюк спокойно стоял возле тележки. В душе он жалел, что позволил этой контре говорить. Разве он не знал, какой вздор будет плести Прохор — правая рука Писарчука? Теперь нужно было ответить ему, да так ответить, чтобы весь народ увидел волчью душу Прохора.
— Про Украину ты сумел сказать, а как же будет с землей? Вот этого Прохор не сказал нам. Как она, эта самая Центральная рада?
— А вот мы его спросим! — громко крикнул Надводнюк и снова вскочил на тележку. — Товарищи! — обратился он к толпе, ожидая, когда стихнет вокруг. — Все слышали, что говорил Прохор Варивода?
— Слышали, слышали! Вот насчет земельки как там?
— А мы спросим его сейчас! Прохор, скажи нам, что думает твоя Центральная рада о земле помещичьей и кулацкой? Стань вот тут, рядом со мной, и скажи громко, чтобы все общество слышало.
Надводнюк посторонился. Варивода стоял в толпе и с минуту исподлобья смотрел на Дмитра. В его глазах, зеленоватых и хитрых, мелькали злые огоньки.
— Говори, чего молчишь? — закричали крестьяне.
— Какая программа у твоей Рады?
Варивода неохотно вылез на тележку.
— Перед нашей властью, украинской, все украинцы равны. Власть никого не обидит, всем будет хорошо житься в родном краю.
— Слышали об этом! — сердито оборвали его. — Ты о земле скажи!
— Я и говорю! Власть никого не обидит. В универсале сказано, что вскоре будет созвано Учредительное собрание. Оно и решит, как быть с землей. Это анархисты говорят: бери, грабь… Порядок нужен.
— И выходит: обещать — обещает, а из рук не пускает! — крикнул Бояр.
— Именно: не выпускает!
— Нам сейчас подавай!
— Обещал пан кожух дать…
— Индюков кормили обещаниями, а индюки возьми и подохни…
— Товарищи, тише, тише! — Надводнюк поднял руку. — Я скажу… Хитрую песенку пел Варивода, да плохо ее закончил. Керенский обещал нам, крестьянам, землю дать. А дал? До тех пор обещал, пока его не прогнали. Центральная рада столько же времени обещает, как и Временное правительство, а земли крестьянам и до сих пор не дала. Ну, и ее прогоним! Землю нужно силой брать, и большевики правильно говорят: бери помещичью землю, чтобы вспахать и засеять.
— Правильно говорят!..
— По-нашему говорят!..
— Варивода сказал, что перед Центральной радой все украинцы равны… Где же, к черту, это равенство? Я украинец, и Писарчук украинец. Правильно? — спросил Дмитро.
— Правильно! — единодушно загудела толпа.
— А кого Центральная рада защищает: меня или Писарчука?
— Известно — Писарчука! — отвечали крестьяне.
— А защищает его потому, что моя хатенка вот-вот упадет, а у Писарчука хоромы, и он еще второй дом собирается строить… У меня пол-упряжки земли, мы с отцом всю жизнь на заработках, потому что в хате и крошки не было, а у Писарчука десятин шестьдесят земли, за девятый сноп велит жать, кровопийца! И это — равенство? А большевики призывают трудовой люд всех наций — и русских, и украинцев, и евреев, и поляков, и всех, всех — выступить всем вместе против буржуев и помещиков, которые вместе с царем на нашу Украину ярмо надели, в колонию ее превратили. Центральная рада кричала, как здесь вот Варивода, о свободной Украине и в то же время пятки лизала Временному правительству, а оно, как всем известно, ни о какой свободе и слышать не хотело, только думало об «единой и неделимой…» Наша Украина будет свободной только тогда, когда ею руководить будут большевистские Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов! Большевики дают нам землю, дают нам свободу! Берите же! Будем строить нашу жизнь без помещиков и буржуев, украинцы со всеми остальными народами в единой семье! Вот большевистская программа… Лгал воем вам Варивода о большевистской партии. В ней есть и украинцы. Вот и я — член большевистской партии.
