Галина Петреченко - Рюрик
- Весть? Какую? - спросил Избор, грустно улыбаясь другу.
- Ты не раз говорил в фиордах, что хочешь переменить своё имя - что прежняя вполне заслуженная слава перестала удовлетворять тебя… Так вот теперь и это твоё желание исполнилось!
- Нет, мой Олоф, не говори так, не терзай моего сердца… Если я и приобрёл новое имя, то это имя полно позора, оно - имя предателя.
Олоф с изумлением поглядел на своего друга, закрывшего в тоске лицо руками…
- Не могу понять, почему ты считаешь себя предателем?.. - пробормотал он.
- Разве не я привёл вас на ту землю, которая была моею родиной?
- А, вот что! Ну, забудь об этом… Прошлого всё равно не вернёшь, будущее же наше… Не горюй! Кто знает, может быть, для блага этой страны привели нас сюда светлые асы[21] . Храбр этот твой народ, но дик он… Может быть, нам удастся заставить его позабыть свою дикость. Но перестанем говорить об этом. Хочешь знать, как зовут тебя побеждённые, как произносится среди них твоё имя?..
Олоф несколько мгновений помолчал и затем, таинственно нагнувшись к вождю, произнёс!
- Рюрик!
- Что? - воскликнул тот. - Рюрик - сокол! Не может быть!
- Да, да, - подтвердил Олоф. - ты сам знаешь: "рюрик" на языке скандинавов и "сокол" на языке славян - одно и то же… "Ваш вождь хищным соколом налетел на Ильмень", - говорят пленные. Даже и в песнях их ты так называешься! Вот тебе и желаемое тобою имя! Доволен ли ты, мой вождь?
При последних словах он с тревогой взглянул на предводителя варягов, словно в забытьи шептавшего:
- Что же? Неужели же исполняется предсказание? Я стал соколом. Да, соколом… Рюрик я! - И ты непременно должен принять это имя! - серьёзно сказал Олоф. - Помни, что ты добыл его на полях битв, что сами побеждённые так называют тебя… Повторяю тебе, ты должен назваться Рюриком.
- Так и будет! - пылко воскликнул предводитель варягов. - Всё кончено? Велика и всесильна воля богов!.. Нет более на белом свете Избора! Я Рюрик! Так зови ты меня, Олоф, так пусть отныне зовут меня все мои храбрые товарищи.
Весь словно преобразившийся, с пылающим лицом вышел он, сопровождаемый Олофом, из шатра…
Их встретили громкие приветственные клики собравшихся у своего вождя храбрецов…
- Да здравствует наш храбрый Рюрик! - пронёсся по полям славянским восторженный крик. Скандинавы и варяги подняли вождя на щиты и с громкими восклицаниями обнесли его вокруг лагеря.
Мысли Рюрика (так и мы будем теперь называть Избора) были далеко.
"Я стал Соколом! - размышлял он. - Что предсказала мне старая ведунья - исполнилось… Кто знает, может быть, исполнится и остальное…" И какой-то невидимый голос так и шептал у него над ухом:
"Владыкою полумира будешь ты!"
II. ПРОБУДИВШИЙСЯ БОГАТЫРЬ
Посмотрел - тряхнул главою…
Ахнул дерзкий - и упал!
М. Лермонтов[22]Малого стоили селения славянские, сгорели одни, сейчас же и другие поставить можно. Меха же, которые награбили пришельцы, тоже добыть не трудно - много зверья в лесах приильменских, но было другое…
Варяги не за одной добычей пришли на Ильмень. Выл у них и иной план. Они смотрели на приильменские земли как на начало своего великого пути "из варяг в греки" и полагали, что если они будут в их руках, то и конец его, выход в Понт Эвксинский (Чёрное, или Русское, море) будет также свободен для них, а стало быть, и пышная Византия со всеми её сказочными богатствами, собранными со всего мира, будет для них всегда доступна.
Таким образом, пришельцы старались не столько о добыче, сколько о том, чтобы овладеть и укрепиться на Волхове и Ильмене.
Но и между варягами, в особенности между варягами славянского происхождения, царила рознь, так же, как и между славянами. Отдельные вожди действовали каждый по-своему. План завоевания задуман был хорошо и обличал в своих составителях большую политическую мудрость, но приведён был в исполнение далеко не так, как того ожидали вожди пришельцев. Вся страна приильменская очутилась во власти варяжских дружин, но варяги, вопреки плану пославшего их в этот набег синг-тинга[23] , не заботились об упрочении власти, а спешили, покончив с грабежом, уйти скорее; в далёкую Византию, где их ждала новая добыча и куда их влекло любопытство.
Но многих из них тянуло и домой, в дорогие шхеры и фиорды Скандинавии…
Когда варяжские ладьи нагружены были обильной добычей, многие начальники этих дружин не шутя стали поговаривать, что пора бы возвратиться в родные края.
- Нигде так долго мы не засиживались, - толковали в стане варягов незадолго до возвращения на родину, - не с пустыми руками домой придём…
Только главный вождь набега, назначенный синг-тингом, если и не был против этого, то всё-таки хотел выполнить принятый на синг-тинге план.
- Други, - говорил он, посоветовавшись с начальниками дружин, нельзя нам выпустить из рук то, что мы приобрели мечом. Подумайте сами: из Нево по Волхову идут наши ладьи в далёкую Византию, а если мы оставим эту страну, не удержав её в руках своих, то окрепнут роды славянские и не будут пропускать наших дружин за Ильмень…
- Правда, правда, - послышались голоса в ответ на эту речь…
- Вот и должны мы владеть всей этой землёй, чтобы проход к эллинам всегда был нам свободен, - так и синг-тинг решил…
- Знаем, что синг-тинг так решил, но как это сделать?
- Пусть некоторые из нас с дружинами останутся в землях приильменских, одни в Новгороде, другие по Ильменю, а третьи пусть сбирают дань с племён окрестных. Обложим мы племена и роды славянские данью тяжёлой, только для того, чтобы знали, что есть над ними власть, и не осмеливались бы выйти у нас из повиновения…
- Верно! Обложить их данью!.. Взять с "носа", как у нас в Скандинавии.
- С носа нельзя - где их всех сосчитаешь!.. Будем брать с "дыму" по шкурке куничьей…
Так и было решено.
Впрочем, в этом случае Рюрик действовал не совсем самостоятельно. Главную роль тут играл новгородский посадник Гостомысл, признанный всеми без исключения в северном славянском союзе мудрецом. Он-то главным образом и советовал Рюрику обложить приильменских славян данью. Мало того, что советовал, настаивал даже… Только последствия показали, к чему в этом случае стремился мудрый старец.
"Пусть на себе узнают, как тяжело ярмо иноплеменника, - думал славный посадник, - сдавят, стиснут их варяги, поймут тогда они, что не в них сила, а в одной крепкой власти, которая всеми бы делами правила, всё в порядке держала, от врагов защищала и суд правый творила".
С этим именно расчётом он и уговаривал варяжского вождя обложить приильменцев данью.
- Пока всё ещё ничего, - предупредил, однако, Гостомысла Рюрик, - но я знаю своих удальцов, не стерпят они и будут двойною данью обирать, затяготят они роды славянские…
Гостомысл в ответ хитро улыбался.
- В их же пользу это будет, - говорил он. Рюрик верил мудрости Гостомысла безусловно и потому не замедлил исполнить его желание: все славяне, включая весей, мерю, кривичей, были обложены варягами данью…
Но опасения его всё-таки оправдались… Лишь только главные силы скандинавов ушли с Ильменя, оставшиеся вожди дружин почувствовали себя полными хозяевами покорённой страны.
Пока оставался здесь Рюрик, положение побеждённых всё-таки было ещё сносно.
- Гостомысл! Ты раскаиваешься теперь в том, что просил меня наложить дань на славян? - спрашивал Рюрик при прощании.
- Нет, раскаиваться не в чем… Каждая беда хорошая наука для будущего. Пусть усилится ещё более ярмо рабства над ними, и тогда… Тогда я, может быть, умру, достигнув для своего народа того, о чём мечтал всю жизнь.
Варяги стали уходить. Одна за другой спешили за Нево их дружины; лишь некоторые остались и принялись по-своему хозяйничать в покорённой ими богатой стране.
Тяжело и постыдно было для никогда не знавших над собой ничьего господства славян это иго чужеземцев…
Варяги не церемонились с ними. Как и предвидел Рюрик, они не только стали собирать двойную и даже тройную дань с покорённого народа, но всеми силами старались унизить его нравственное чувство, оскорбить его достоинство, показать, что с тех пор, как нога северных пришельцев ступила на славянскую землю, все славяне стали не свободными, а рабами… Увидели ильменцы, что плохо их дело…
- Прогнать бы за моря проклятых варягов, - толковали в приильменских родах, - снова зажили бы прежнею жизнью…
Но те, кто помнил эту "прежнюю жизнь" приильменских родов, в ответ на эти речи печально покачивали головами только…
- Ох, не будет толку… - говорили они. - Снова не станет правды между нами!
