Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Затем рыцари завтракали: ели овсяную кашу с жирными кусками свинины. Ровно в семь во дворе начались боевые игры.
Рыцари бились на мечах и на секирах, упражнялись с пикой и коротким копьем. Закованных в броню сбивали с ног и заставляли как можно быстрее подняться. Рыцарь в тяжелом вооружении должен был без помощи оруженосца сесть на лошадь. Несколько заслуженных братьев с седыми бородами обучали пешему и конному бою. В юго-восточном углу площади рыцари с громкими криками брали штурмом каменную стену.
Двадцать три иноземных рыцаря захотели показать свою доблесть в боевых играх и упражнялись вместе с немцами.
Как всегда, великий маршал Конрад Валленрод руководил военными учениями. Он был сильной пружиной, заставлявшей резво двигаться всех живущих в замке.
В девять часов под барабанный бой из крепостных ворот выехали всадники с военными приказами в Бальгу, Рагнит, Истенбург, Эльбинг, Мариенбург и другие замки и комтурства орденского государства.
Великий маршал гонял братьев до седьмого пота. Он без устали показывал, как рыцарь должен владеть мечом и копьем. Все утомились от тесной брони, тяжелых мечей и резких начальственных окриков. В двенадцать часов, когда колокол позвал к полуденной молитве и обеду, братья едва волочили ноги.
В трапезной каждый занял свое место. Отдельный стол занимали братья рыцари и священники. Полубратья садились за свой стол. Послушники тоже ели отдельно. Самые последние места полагались кнехтам.
Рассаживались молча, ели не спеша. Тишина соблюдалась полная, никто не смел ни шептаться, ни разговаривать. Все слушали брата священника, читавшего очередное поучение или что-нибудь из жития святых.
Отобедав, рыцари отдыхали. После отдыха разошлись по группам, снова слушали нравоучительные беседы священников о жизни и деяниях святых или разучивали молитвы. Иногда братьев выпускали на прогулку за стены замка. А вечером опять молитвы и ужин… Так проходили дни в кенигсбергской крепости-монастыре. Час за часом отбивал время церковный колокол.
* * *По вечерам, отдыхая от дневных забот, великий маршал, высокий рыжебородый мужчина, любил коротать время в своем огромном кабинете.
В камине шипели и трещали поленья, распространяя пряный запах горящего дуба. В другом углу на тяжелом столе горели шесть толстых свечей в кованом железном держаке. Стены маршальского кабинета были увешаны всевозможным оружием, щитами и коваными латами. В промежутках между узкими окнами стояли деревянные болваны, одетые в боевые доспехи соседних стран. Каменные плиты пола покрыты фламандским ковром в черную и красную клетку.
Мечи, ножи и наконечники пик, изготовленные оружейниками, проходили испытания в кабинете.
Особым вниманием маршала пользовались рыцарские шлемы. В них он старался достичь совершенства. Смотровая щель, по его мнению, должна быть устроена так, чтобы ни вражеская пика, ни меч не могли поразить голову рыцаря.
В кабинете маршал проверял оруженосцев, заставляя их надевать и раздевать деревянных болванов. И не дай бог, если оруженосец не успевал управиться, пока песок в склянке пересыпался сверху вниз.
Конрад Валленрод родился воином. И жил для того, чтобы воевать. В его мозгу непрерывно рождались планы новых походов и завоеваний. Вторая сторона деятельности ордена — распространение христианства — его мало трогала.
Волны народного недовольства католической церковью, возникнув в Германии, докатились до прусских крепостей немецкого ордена. Понемногу религиозный угар стал выветриваться из голов святых братьев. Многие задумывались о судьбе завоеванных прусских земель. Папские вердикты утверждали, что крестивший язычников получает их земли в вечную собственность. Но сам орден святой девы Марии целиком принадлежал католической церкви. Выходило, что настоящий хозяин завоеванных орденом земель — римский папа.
«А вдруг, — думал Конрад Валленрод, — папе сделается тесно в Риме и он перенесет свою столицу в Мариенбург? Кому достанутся завоеванные земли?»
И рыцарь приходил в бешенство.
Он мечтал о переустройстве ордена. Об отмене всех монашеских правил, вредящих военному делу. Он уничтожил бы ненавистное целомудрие. Конрад Валленрод был уверен, что женщина сумеет вдохновить рыцаря на ратные подвиги успешнее, чем изолгавшиеся, потерявшие веру попы.
Крепкий на вид великий маршал страдал недугом, который тщательно скрывал. Его часто мучили головные боли, они наступали внезапно и были так сильны, что почти лишали разума. Когда рыцарь чувствовал приближение болезни, он закрывался в своих комнатах и никого не хотел видеть.
Сегодня Конрад Валленрод испытывал новые латы, сделанные Иоганном Фогелем, лучшим оружейником Альтштадта. Он пропускал мимо ушей похвальбу мастера, деньги Иоганн Фогель брал немалые и мог бы сделать бронь полегче. Боевая одежда одного рыцаря стоила не меньше, чем сто дойных коров, а весила больше трех пудов.
Сидеть на лошади в тяжелых латах еще куда ни шло, а попробуй вести бой спешенным! Великий маршал знал это, но одеть всех братьев в легкую и вместе с тем крепкую бронь было не по карману.
Оруженосцы принесли еще свечей. Веселые огоньки зажглись на шлемах и позолоченных латах миланских мастеров, напяленных на деревянные обрубки; тускло отсвечивало железо на броне орденских рыцарей и на русских шишаках.
Иоганн Фогель сидел за столом, прихлебывая из чаши бургундское, и удивлялся голому, будто полированному черепу военачальника. А тот с презрением посматривал на тонкие носки башмаков мастера Фогеля. Носки были так длинны, что их понадобилось загнуть кверху и придерживать с помощью золотых цепочек.
Конрад Валленрод долго выбирал оружие для пробы. Он отложил в сторону английский меч. Маршал позвонил в серебряный колокольчик.
Двое вооруженных воинов ввели в кабинет голубоглазого молодого литовца с соломенной россыпью волос.
— Подойди ближе, — угрюмо сказал маршал. Он взял со стола держак с горящей свечой и приблизил к лицу пленного. — Как твое имя? — спросил он, вглядываясь.
Литовец бесстрашно выдержал недобрый взгляд маршала.
— Тевтинень.
— Когда взят в плен?
— В прошлом году у Веллоны.
— Ты отказываешься креститься?
— Я не хочу изменять вере предков, — твердо ответил пленник.
— Хорошо, посмотрим, как они помогут тебе, твои предки! — С этими словами маршал поставил свечу на стол. — Эй, оденьте воина! Ты, Фридрих! — Маршал взял в руки песочные часы. — Торопись.
Оруженосец, Фридрих из Магдебурга, благородный немец с тонким, бледным лицом, упал на колени перед военачальником.
— Господи великий маршал, — сказал он, — не бесчестите, не заставляйте одевать язычника!
Лицо Конрада Валленрода покраснело, водянистые глаза вспыхнули. Он хотел закричать на Фридриха, затопать ногами, но переборол себя.
— Мой верный Стардо, помоги одеться литовскому воину, — сказал он спокойно. Рука маршала, державшая часы, нетерпеливо подрагивала.
Телохранитель, крещеный прусс Стардо, юноша с длинными, отросшими по плечи русыми волосами и коротким вздернутым носом, молча помог пленнику надеть защитную одежду. Литовец уселся на черно-красный фламандский ковер и дал натянуть на себя панцирные штаны. Оруженосец быстро завязал многочисленные ремешки на его одежде. Пленник поднялся, и Стардо стал прилаживать латы, состоящие из разных кусков. Тут и оплечье, и налокотники, и наколенники, и поножья. Все держалось на шарнирах, крючках и кожаных ремешках. Наконец на ноги пленника надеты чешуйчатые железные башмаки, а на руки — кожаные перчатки, покрытые жестью.
Литовец переступил ногами, пробуя башмаки.
— Ты получишь только щит, — сказал ему маршал. Он был без брони, в мягкой удобной одежде. — Я буду с мечом. Если останешься жив, пока пересыплется песок в склянке, получишь свободу. Понял?
Пленник слабо усмехнулся и кивнул головой.
Оружейник Иоганн Фогель отодвинул чашу с бургундским и смотрел, открыв рот. Такого представления он еще не видывал.
По знаку Валленрода оруженосец надел на голову пленнику шлем. Это был остроконечный шлем с вытянутой вперед подвижной частью, на которой прорезана смотровая щель. Рыцари называли шлем собачьей головой. Сняв со стены продолговатый щит, оруженосец подал его пленнику. Литовец не торопясь насунул его на левую руку. Испытание можно было начинать.
Вдруг закованный в латы пленник с протяжным воплем ринулся на маршала. И не устоять бы рыцарю, попавшему в железные объятия.
Но телохранители успели отбросить литовца.
— Ах ты собака! — воскликнул рыцарь. — Ну, защищайся теперь!
Он попробовал, как ложится в жилистой, хваткой руке меч, и бросился на пленника. Литовец оказался сноровистым, опытным воином, и как ни старался маршал, а первые удары пришлись на щит. Но вот рука пленника устала, движения стали чуть-чуть медленнее… Первый страшный удар обрушился на правое плечо. Железо только прогнулось, рыцарю не удалось разрубить бронь. Ну, а потом маршал изловчился и ударил по левой руке, державшей щит. Опять бронь осталась цела, но рука пленника безжизненно повисла. И тогда один за другим посыпались удары. Маршал колол и рубил железный панцирь без передышки, два последних удара прорубили железо и безрукавку из толстой кожи, показалась кровь. Пленник еще защищался… Борясь за жизнь, он отскакивал, поворачивался во все стороны…
