Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
«Тонкая штучка этот архидиакон… — пришло в голову Бодзенте. — Кем его считать — врагом или другом?» И решил доверяться ему с осторожностью.
«Гжемалиты и наленчи — вот главная опасность, — думал архиепископ. — Два могущественных рода, стоящие друг против друга, готовые схватиться насмерть». Он чувствовал себя между враждующими, как между молотом и наковальней. Надежда, что съезд в Вислице поддержит ставленника гжемалитов Сигизмунда, не сбылась. Архиепископ сжал кулаки, вспоминая Вислицу. Победу одержали наленчи. Они ратовали за венгерскую королеву, обязанную выбрать себе мужем поляка.
Польская земля бурлила, обильно лилась народная кровь.
Назревали новые столкновения, новые кровопролития. Возникла еще одна партия, поддержанная многочисленной польской шляхтой. Мелкие землевладельцы хотели видеть польским королем потомка древних Пястов — князя Зимовита Мазовецкого. «Посадить на польский престол поляка? Что ж, это совсем не плохо». Архиепископу пришелся по душе такой замысел.
Три враждующие партии сражаются теперь на польской земле: наленчи, желающие выдать замуж венгерскую королеву за поляка, шляхетская партия, выдвигавшая в короли, князя Мазовецкого, и гжемалиты, верные союзники Сигизмунда.
Коляска владыки обогнала многочисленный поезд богатого самовластного пана. Сопровождавшие пана копейщики, стоявшие по обочинам дороги, с почтением разглядывали герб на коляске Бодзенты.
Послышались звуки барабанов и труб. Архиепископ выглянул в оконце: навстречу двигалось много людей. Видные королевские советники, вельможные паны, духовенство и множество шляхты вышли встречать владыку.
Ныряя по ухабам, погружаясь по самые ступицы в грязь, архиепископская коляска под гудение труб и торжественный грохот барабанов подъехала к большому дому епископа Николая из ордена доминиканцев.
Ксендзы бережно вынули Бодзенту из коляски и под руки ввели, почти внесли в дом. Архиепископ не удивился, заметив среди встречающих князя Зимовита.
— Я хочу наедине кое о чем спросить вашу светлость, — сказал молодой Семко.
Владыка обещал аудиенцию.
После отдыха и сытного ужина Бодзента принял князя Зимовита в маленькой комнате, смежной со спальней.
— Что тебе надо от скромного слуги бога, сын мой? — спросил архиепископ, изучая юношу внимательным взглядом.
— У Польши за горами и за долами был король, — улыбаясь, ответил князь, — воздух Польши был вреден для него. Он любил немцев и был равнодушен к полякам…
Зимовит встал со скамьи и шагнул к Бодзенте. Он был могучего телосложения, с открытым, приятным лицом.
— Хотели бы вы, ваше священство, опять такого короля для Польши? — спросил Зимовит, сделавшись серьезным. — Короля, который ни одного слова не может сказать по-польски. Ответьте прямо.
Архиепископ задумался. Его бритое лицо с запекшимся румянцем на щеках стало строгим. Он думал, что междоусобица ослабит польское государство. Но не только боязнь за судьбу Польши волновала архиепископа, — его не меньше заботили дела церковные. Царственные чужестранцы всегда относились безразлично к костелу и часто нарушали его древние права.
— Потомок Пястов имеет право быть королем Польши, — сказал наконец архиепископ. — Я поддержу тебя, сын мой, но… при одном условии.
— При каком условии, ваше священство?
— Ты должен жениться на младшей дочери Людовика, королеве Ядвиге.
— Что ж, ваше священство, превосходная мысль, — рассмеялся юноша. — Одной стрелой вы убиваете двух белок. Если не входить в тонкости, то и клятва не будет нарушена… дочь Людовика сделается королевой Польши. Кстати, я холостяк.
Архиепископу понравился ответ князя.
— И еще, — он помедлил, — церковь должна быть уверена, что получит свою десятину только натурой, как было прежде.
Зимовит сразу согласился. Он знал, где зарыта собака: денежная десятина раз в двадцать меньше натуральной.
— Я никогда не нарушу древние права костела, — ответил он.
— Так, так, сын мой, — отозвался архиепископ.
— И королевская казна будет в сохранности, — продолжал князь. — Малопольские паны были бы рады навсегда остаться при одной королеве и доходы польского королевства класть себе в карман.
— Так, так, — сказал владыка. — Но, сын мой, деньги плохо держатся в твоих руках. Месяц назад ты заложил крестоносцам замок Визну.
Зимовит вспыхнул. Он не думал, что его денежные дела известны владыке.
— Ради святой борьбы за польскую корону я готов заложить самого себя, — нашелся он. — С крестоносцами договориться просто. Я превосходно изучил их повадки.
Однако не все было просто, как думал князь. Недаром хорошие отношения Зимовита с орденом и Литвой казались опасными венграм и малополякам. Нередко интересы Мазовии не совпадали с интересами малопольских вельмож.
— Что же касается Литвы, — продолжал Зимовит, — я думаю, Польша и Мазовия объединенными силами отучат разбойничать язычника Ягайлу. О малом его разуме всем достаточно известно. В прошлом году он подло расправился с родным дядей, трокским князем Кейстутом.
— Кейстут и Ольгерд братья от русской матери, княгини Ольги, — в задумчивости произнес архиепископ. Но литовские дела мало его волновали. У Польши было много своих важных дел.
— Долой немцев из Польши! — покраснев, вдруг выпалил Зимовит. — Очистим наши города от немецкого засилья. Поляки прежде всего, ваше священство.
— Так, так, — оживился архиепископ, — ты прав, сын мой, слишком много немцев в Польше. — Он думал, что грозные силы тевтонского ордена менее опасны, чем мирная немецкая волна, заливавшая польские земли. В городах главенствуют немцы, многие монастыри стали немецкими очагами. Особенно беспокоили архиепископа цистерские и францисканские монастыри: они отказались признавать польскую церковь и присоединялись к саксонской. Короли-чужестранцы часто назначали настоятелями приходов своих соплеменников, не умевших сказать слова по-польски.
Князь Зимовит почтительно внимал словам архиепископа. Он был спокоен: поддержка польского первосвященника равносильна победе. Он вспомнил слова своего духовника, повторяемые им чуть ли не каждый день: «Как желток не может быть в яйце без белка, так не могут существовать друг без друга светские и духовные господа. Ибо ксендзы управляют шляхтою, и шляхтичи, если бы ксендзы не давали советов и не приказывали, что делать, были бы как неразумные твари».
Назидательные слова духовника князь запомнил на всю жизнь.
— Ты согласен, сын мой? — спросил, помолчав, архиепископ.
— Согласен, ваша святость, — наклонил голову князь.
— Поклянись, что выполнишь свои обещания. — Бодзента положил перед князем Евангелие.
— Клянусь святым крестом! — горячо сказал Зимовит, целуя кожаную обложку книги.
— Хорошо, сын мой. Да будет так, как захочет бог.
Бодзента посмотрел на окно, за которым стояла ночь, не удержался и зевнул.
— Утомился в дороге, стар стал и немощен, — сказал он, словно извиняясь.
Князь Зимовит поднялся с места. Получив благословение, он поцеловал руку польского первосвященника.
Но спать Бодзенте не пришлось. За дверями его дожидались другие посетители.
* * *Не отдохнувший за ночь архиепископ сидел на своем месте в соборном костеле, морщины резко обозначились на его лице. Ночь прошла в переговорах с прелатами, панами и некоторыми представительными шляхтичами. Выходило так, что большинство собравшихся будет за князя Зимовита Мазовецкого.
«Итак, — думал архиепископ, — за мной последнее слово. Если я воспользуюсь своим правом и короною Зимовита, у Польши будет король поляк и страшное время безвластия останется позади…»
Рядом с первосвященником восседали прелаты в праздничном облачении. За ними тучный Владислав Опольчик, надеявшийся собрать большинство голосов за себя. Он сидел в высокой войлочной шапке, скромно опустив глаза. В Галицкой Руси он проявил усердие, распространяя католицизм, и получил прозвище «латинского апостола».
Вошли послы Елизаветы венгерской, королевы-матери. Послы заявили, что королева освобождает польский народ от присяги ее старшей дочери Марии и Сигизмунду. На ее место королева предложила младшую дочь Ядвигу.
Собравшаяся шляхта, паны, королевские чиновники и духовенство со вниманием молча выслушали сообщение венгров. Когда послы с поклоном удалились, костел наполнился гулом многих голосов.
— Род Пястов — на польский престол! — крикнул кто-то зычным голосом.
— На польский престол хотим польского короля!
— Хотим Зимовита Мазовецкого!
— Зимовита Мазовецкого, молодого Семко!
— Мужчину на трон!
Голоса делались требовательнее, громче. Особенно неистовствовали мелкие и мельчайшие шляхтичи, горой стоявшие за князя Мазовецкого и за польскую старину. Конечно, кричали и те, кто стоял за королеву Ядвигу. Однако большинство стояло на том, что мужем королевы Ядвиги и королем Польши должен быть князь Зимовит, потомок Пястов.
