Виктор Карпенко - Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча
— А-а, ну тогда пусть идут. Главное, чтобы тут остановиться не захотели… Ну так что, в баньку?
Ярослав кивнул.
— И я с тобой. Ломота какая-то в теле… А после баньки повечеряем, тогда уж и в княжеский терем…
Ярослав подумать подумал, но сказать не сказал, что как-то спокойно дядька отнесся к вести, что ушкуйники под городом. «Ну да ему виднее… Может, я чего-то не знаю…»
Князь Дмитрий Константинович уже был извещен о появлении Ярослава и потому пребывал в нетерпении. Усадив молодца на лавку в харатейной, он спросил:
— Верно, что ушкуйники мирно пройдут?
— Истинно так, вот те крест, — перекрестился Ярослав торопливо. — Повольникам не до добычи, довезти бы то, что в Сарай-Берке взяли.
— Как в Сарай-Берке? — вскинулся князь. — Вы что, стольный град Орды воевали?
— Его, государь. И не только его. Прошлись не по одному городу, что на Волге стоят. Надолго запомнит Орда новгородских ушкуйников, — не без гордости проговорил Ярослав.
— Ну и ну, — покачал головой князь. — Ты слышь, Данила Петрович, — обернулся он к воеводе. — В то время, когда Русь выход Орде платит, ватажники сами дань с хана Хидыбека взяли. Чудеса, да и только! Ты вот что, — кивнул князь Дмитрий Ярославу, — подробно, неспешно обо всем поведай. А ты, Данила Петрович, распорядись, чтобы пораньше ворота заперли, да дружину в готовности держи. Чай, ночь-то не поспят — здоровее будут. А ты, молодец, рассказывай.
5Не прошло и недели, как к пристани Нижнего Новгорода подошел караван ханского посла Ачихожии. Посол был грузен телом. На нависающем над поясом чреве посла покоилась пайцза[27]. Увидевший ее обязан под страхом смерти исполнять волю владельца пайцзы, словно перед ним сам хан Орды.
Ачихожия сошел по сходням на деревянный настил пристани лишь тогда, когда из ворот города в окружении бояр и воевод вышел великий князь нижегородский Дмитрий Константинович. Приблизившись к послу, князь поклонился и замер, смиренно склонив голову.
Ачихожию это понравилось: князю нижегородскому ведомо, как следует встречать ханского посла.
— Сколько времени тебе надобно, чтобы посадить моих воинов на коней? — вместо приветствия, задал вопрос посол.
— Как тебе будет угодно?
— Мне угодно, чтобы до захода солнца у каждого моего воина был конь! — выпятив губу, пренебрежительно ответил Ачихожия.
— Ты хочешь покинуть нас ночью? — не поднимая головы, спросил князь.
— Нет. С восходом солнца… А до того мои воины останутся здесь, у лодок. Пусть принесут еды! А мне поставят шатер, — распорядился ханский посол.
Уже к полудню табун в три сотни коней был пригнан на волжский берег. Князь Ачихожия осмотрел нескольких и остался доволен. А когда великий князь пригласил посла отведать хлеб-соль в княжеском тереме, Ачихожия сменил гнев на милость и принял приглашение.
Изрядно отведав хмельного меда в застолье, князь Ачихожия разоткровенничался:
— Не удержится Мюрид на троне великих ханов. В нем не течет кровь чингисидов, а значит, другие ханы не признают его воли.
— Кто же станет во главе Орды? Может, хан Абдаллах? — подливая в посольский кубок хмельное, заинтересованно спросил Дмитрий Константинович.
— Слаб и этот! Нет. Если кому под силу вернуть великую Орду, собрать все земли воедино, так только Мамаю.
— Кто же это такой? Хан из улуса великого Чингисхана?
— Нет. Он — темник.
— Как темник? Всего лишь темник? — изумился нижегородский князь.
— Темник! Но поступь у него ханская! Поверь, улус Джучи еще содрогнется, услышав это имя!
Ночь прошла в сборах. Дмитрий Константинович понимал, что хан Мюрид поскупился, выделив для охраны посла всего три сотни воинов. Одолеть татар под силу и меньшей числом разбойной ватаге, промышляющей в муромских лесах. В лесу главное не количество, а выбранное место и внезапность. Потому он решил отправить с послом своих три сотни воинов во главе с воеводой Данилой Скобой. А тот уговорил последовать за собой своего племянника.
— Жизнь — она долгая. Может, знакомство с бельдибеком Ачихожием сгодится. Да и великий князь владимирский Дмитрий Иванович — чай, не последний человек на Руси. Глядишь, и от него что-нибудь перепадет…
За долгий путь Ярослав и Ачихожия подружились. Несмотря на заносчивый и чванливый вид, посол оказался нрава незлобивого, ума здравого, в посольском чине повидавшим земель немало и потому собеседником интересным. Тем более что обходился он в беседах без толмача. Оказалось, что Ачихожию ведомы языки многих народов, чему Ярослав был немало удивлен. Молодой новгородский купец, являясь благодатным слушателем и хорошим сотрапезником, до того проникся доброжелательством к ханскому послу, что чуть было не проговорился, что и сам побывал в Сарай-Берке вместе с ушкуйниками.
Во Владимире великого князя не оказалось. А так как послу уже изрядно надоело трястись в седле или в возке, что выделил Дмитрий Константинович, то он с трудом сдерживал раздражение, вымещая его время от времени то на своих нукерах, то на воинах нижегородского князя.
Еще издали, оценив размах каменного строительства Москвы, князь Ачихожия возопил:
— Князю Дмитрию не до ушкуйников! Ему слава хана Берке взор застилает!
На что сидевший в возке напротив ханского посла Ярослав возразил:
— Так он же не видел столицы Орды… Как он может желать того, что ему не ведомо?
— Славы? Можно не видеть столицы, но слышать о ней и впустить в свое сердце змею зависти. Но ты молод и многого не знаешь, а потому помолчи. — Подозвав сотника, он приказал привести коня. Уже сидя в седле, продолжил: — Я хочу, чтобы ты был рядом, когда я буду разговаривать с князем Дмитрием.
— Благодарю тебя, Ачихожия, за честь, но мое звание не позволяет быть рядом с тобой… А кроме того, без приглашения великого князя владимирского я не могу предстать пред его очи.
Ханский посол рассмеялся и, указав перстом в пайцзу, сказал:
— Мне никто отказать не может, ни князь Дмитрий, ни ты, Ярослав. Я хочу, чтобы ты увидел, что князь московский — трава под копытами моей лошади. Так что садись на коня и следуй за мной.
Великий князь владимирский Дмитрий Иванович не вышел за пределы городских стен, чтобы встретить посла хана Мюрида, чем еще больше раззадорил Ачихожия. И когда тот в сопровождении юзбашей[28] вошел в палату только что построенного княжеского терема, пелена гнева застлала ему глаза. Он видел перед собой только невысокого, разодетого в парчу восемнадцатилетнего отрока, а рядом с ним маленькую хрупкую девчушку.
Разом утратив посольскую сдержанность, князь Ачихожия разразился потоком брани:
— Как ты, червь, не достойный даже зреть носителя ханской воли, посмел не встретить меня достойно моего звания и чина?! Лучезарный Сын Неба великий хан Мюрид дал мне право карать и миловать! Он вложил в мои уста свою волю. Неуважение меня — это неуважение великого хана!
Не ожидавший такого начала, князь Дмитрий разом сник. Загодя упрежденный своим тестем — великим князем нижегородским Дмитрием Константиновичем, он готовился к своему первому приему посла — как поприветствует, что скажет в свое оправдание, как вручит подарки хану и его послу, а вместо этого — брань и угрозы. Стоявший позади него епископ Алексий попытался защитить своего воспитанника, но князь Ачихожия не дал раскрыть ему и рта.
— Великий хан в гневе. Русичи посмели взять на копье Булгар и еще семь малых городов. Они пограбили Сарай-Берке, чем оскорбили великого хана, и только кровь нападавших может смыть это оскорбление! Хан Мюрид дает тебе два месяца. Если он услышит еще раз об ушкуйниках, то не пощадит никого в улусе Джучи! Выход же заплатишь в два раза бо́льший. Так повелел хан. За грамотой, что я привез тебе от хана, придешь завтра после полудня в мой шатер! — И, резко повернувшись, князь Ачихожия стремительно вышел из палаты. Сопровождавшие его воины, в том числе и Ярослав, едва поспевали за разгневанным послом.
В палате нависла тишина. Никто не ожидал такого от ханского посла. Все: и князь Дмитрий, и митрополит Алексий, и московские бояре — лихорадочно думали, что же такое предпринять, чтобы унять гнев ханский, не допустить Мюрида на Русь, и как наказать ушкуйников, навлекших беду.
Накануне приезда посольства пришел ответ новгородских бояр на гневное письмо великого князя владимирского. Они писали: «…ходили молодые люди на Волгу без нашего слова, но купцов твоих не грабили, били только басурман».
Вроде бить басурман само собой разумеющееся дело, а что за этим может последовать, то их не касаемо.
— А вот тот молодец, что стоял справа от посла, видимо, и есть Ярослав сын Тихона Семеновича — купца новгородского, о нем писал князь Дмитрий Константинович, — нарушил затянувшееся молчание епископ Алексий, обращаясь к великому князю владимирскому Дмитрию. — Надобно поспрашать его. Парень, видимо, не промах, коли и ушкуйников улестил, и твоего тестя, и ханского посла.
