Игнатий Ростовцев - На краю света. Подписаренок
Глава 18 ГУБЕРНСКИЙ СОВЕТНИК
На другой день мы с самого утра ждали каких-нибудь событий. Ждали, как вчера и позавчера, как каждый день, старост и писарей с раскладочными приговорами и податными ведомостями и, потом, этого важного начальника из губернского правления, о котором говорил со старшиной и Ананьевым крестьянский начальник. И старшина с утра пошел к Тимофею Зыкову договариваться с ним насчет квартиры.
Но ни одного писаря, ни одного старосты с податными делами в этот день не объявилось. Начальника из губернского правления тоже пока не было. Приехал он только через два дня в полдень и очень долго сидел за закрытой дверью с Ананьевым, старшиной и заседателем. А потом старшина и заседатель отвели его на квартиру к Тимофею Зыкову. Уходя, он поздоровался с нами, назвал себя по имени и отчеству. Звали его Виктор Павлович. Был он в возрасте Ивана Осиповича, пожалуй, чуть постарше — лет под тридцать. Носил длинные волосы — на пробор, небольшую козлиную бороду и совсем коротенькие усы. Одет был не по-начальнически, а как-то просто по-городскому — пиджак без светлых пуговиц с зелеными петлицами, брюки навыпуску, ботинки со скрипом. Ну, совсем как Иван Иннокентиевич, но только, конечно, когда Иван Иннокентиевич был молодым и не таким жирным.
Вечером Виктор Павлович явился в волостное правление, осмотрел все наше помещение, заглянул в сторожку и в нашу волостную тюрьму, приказал заседателю открыть наши амбары на волостном дворе, потом вызвал наших ходоков в комнату Ананьева и неожиданно для всех стал наводить в волости свой порядок.
Большой топчан с постелью в комнате Ананьева, на котором дневал и ночевал заседатель Болин, он приказал немедленно вынести в кладовку.
— Здесь присутственное место, а не спальня, — сказал он и велел принести и поставить сюда хороший письменный стол, который заметил в одном из наших амбаров. — Здесь будет мое рабочее место.
Тут заседатель Болин начал бормотать, что на этом топчане он караулит железный ящик, в котором хранятся все наши важные дела, волостные книги, казенные деньги и красные пакеты.
— Волостное правление должны охранять сторожа, — ответил ему Виктор Павлович. — Если вам нравится спать около этого ящика — устраивайтесь на полу. А утром выносите свою постель в кладовку.
После комнаты Ананьева Виктор Павлович принялся перекраивать нашу общую канцелярию и судейскую. Огромный, грубо сколоченный некрашеный стол, за которым с разных концов сидели Иван Фомич и Иван Осипович, он велел отнести в амбар, а оттуда принести два нормальных канцелярских стола. За одним из них сразу же устроился Иван Осипович. А мой стол он велел ходокам перенести в нашу судейскую и поставить его вглубь к самому окну. Старый судейский стол, за которым вершат дела наши судьи, приказано было придвинуть к стене и накрыть клеенкой.
— С завтрашнего дня будешь работать в этой комнате, — сказал он мне. — У вас будет здесь настоящая судейская.
Затем он пересмотрел два наших шкафа, забитых канцелярскими делами и книгами, и самый большой из них велел вытащить в кладовку, что в сенях при входе в волость. А столик Петьки Казачонка остался на месте у окошка.
После всех этих перемен и перестановок в волостном правлении стало как-то светлее и просторнее. Старшина и заседатель смотрели на все это и только глазами хлопали, не смея завести с Виктором Павловичем разговор. А Виктор Павлович прошелся по нашей большой комнате, заглянул в комнату Ананьева и в нашу судейскую и велел все там прибрать как следует, вымести, протереть, вымыть полы, чтобы волостное правление было настоящим присутственным местом, каким ему положено быть.
После перестройки помещения Виктор Павлович занялся нашим двором. На дворе у нас два амбара с большим поднавесом. В одном — волостной архив, другой забит самогонными аппаратами, вонючими бочками и кадками от самогонной браги. Поднавес тоже до отказа заполнен этим добром.
И вот Виктор Павлович вывел заседателя Болина на двор, показал ему на этот самогонный инвентарь и велел сейчас же перетащить все это добро на пустырь за амбары и сжечь его там без всяких промедлений. Тут заседатель стал ссылаться на то, что самогонное имущество состоит у нас за урядником и он никому не позволяет к нему касаться.
— Мало ли что он не позволяет. Выполняйте то, что вам приказывают, и не рассуждайте.
Тут заседатель Болин, делать нечего, велел трем мужикам, отбывающим отсидку при волостной тюрьме, перекатывать и перетаскивать самогонные кадки и аппараты на пустырь за амбарами. В самый разгар этой работы появился урядник. Всем было интересно, как он посмотрит на это. К общему удивлению, Сергей Ефимович сразу же одобрил приказание Виктора Павловича сжечь винокуренный инвентарь и даже стал помогать разбивать на пустыре самогонные кадки и укладывать их в огромную кучу. А потом эту кучу подожгли, и она под одобрительный смех и крики окружающих с треском и шумом сгорела ясным огнем.
— На сегодня довольно! — сказал Виктор Павлович и приказал заседателю завтра утром к началу занятий вызвать к нему комского старосту.
Утром комский староста вместе с Иваном Фомичом явились к Виктору Павловичу, и он повел, к немалому их удивлению, с ними речь о постройке на пустыре, за амбарами, где они вчера жгли самогонный инвентарь, большого сооружения «для естественных надобностей». Уборной в волостном правлении нет, и все волостные начальники, писаря, ходоки, арестанты, старосты и гласники ходят по большой и малой нужде на этот пустырь. И, конечно, пустырь всегда загажен, особенно в дни работы волостного суда и волостного схода.
Волостное начальство понимало, что такое положение дела никуда не годится, и не раз ставило перед сходом вопрос о постройке на пустыре приличной уборной. И каждый раз сход решительно отклонял это предложение. Господа гласные не находили смысла тратить волостные деньги на постройку этого, по их мнению, ненужного сооружения. И вот теперь Виктор Павлович решил облагодетельствовать волостное правление и строго-настрого приказал комскому старосте нарядить несколько человек копать на пустыре яму под уборную, подвозить туда строительный материал и поставить на это дело несколько хороших плотников. Все расходы на это отнести на счет сельских сумм. Раскладку вашу, сказал Виктор Павлович, мы утвердим сейчас с учетом этого расхода, а волостное правление учтет эту сумму в своих расчетах с комским обществом.
Старшина и заседатель даже пикнуть не посмели, слушая разговор Виктора Павловича с комским старостой. Ананьев тоже не осмелился перечить и даже поддержал его.
— Не дай бог приедет по делам или на волостной сход крестьянский начальник, — сказал он, — и пожелает пойти куда следует по большой нужде… Что будем делать? Стыда не оберешься…
Иван Фомич, слушавший разговор Виктора Павловича со старостой, признал его действия смелыми и умными:
— Вот бы нам такого человека в волостные писаря. Он живо вывел бы нашу захудалую волость на первое место в уезде.
А Виктор Павлович решил, что ему пора переходить к сложным и трудным вопросам податной раскладки. Он знал, что Иван Фомич был главным помощником у Ивана Иннокентиевича по этим делам, и пригласил его для доверительной беседы. Беседовал он с Иваном Фомичом очень уважительно, расспрашивал его о том, как в нынешнем году обстоит в волости дело с раскладкой, какие деревни по этой части благополучны и в каких возможны осложнения.
На все его расспросы Иван Фомич давал ясные, обстоятельные ответы. Раскладка податей проходит с большим трудом, но в общем-то как-нибудь пройдет, за исключением Витебки и Александровки. Тут Виктор Павлович стал допытываться подробностей насчет этих деревень. Но Иван Фомич сказал только, что живут там расейские переселенцы из каких-то западных губерний. От других деревень они на отлете. Кругом тайга. Хлеб родится плохо. Кормятся одной картошкой. Заработков нет. Подати выплачивать нечем. Это в волости самые бедные, самые трудные деревни. И начальству надо вести себя там очень осторожно.
В тот же день Виктор Павлович попросил старшину пригласить к нему Михаила Григорьевича Белошенкова и долго о чем-то говорил с ним. После этого Ананьев вывел Белошенкова к нам в большую комнату и усадил его за второй письменный стол, который притащил из амбара заседатель Болин. И всем стало ясно, что Белошенков будет теперь служить в волостном правлении вместо Ивана Фомича на податных делах, военном учете и статистике.
Первым из долгожданных писарей с раскладочным приговором сельского схода и податными ведомостями явился Трофим Андреич Кожуховский. В волостном правлении он все увидел по-новому. Большая наша комната, забитая раньше канцелярскими столами и огромными пузатыми шкафами, выглядела теперь светлой и просторной. За тремя небольшими столиками важно восседали Петька Казачонок, Иван Осипович и Михаил Григорьевич Белошенков. Ивана Фомича, с которым Трофим Андреич привык решать раскладочные дела, не было. За закрытой дверью в комнате Ивана Иннокентиевича сидел новый волостной писарь и какой-то важный начальник, которого прислали управлять Комской волостью.
