Мичо Каламата - Под властью пугала
Остальные тоже повернулись к нему.
– Извините, господин министр, но я… э-э… мне сказали… – смешался Вехби.
Гафур-бей прошептал что-то на ухо министру.
– А-а! – протянул Джафер-бей. – Ну ладно, ладно, господин Вехби. Подождите там. Вас позовут.
Вехби-эфенди вышел из кабинета смущенный и обиженный. Уселся опять на свой стул и нервно закурил. «И зачем я поторопился? Сам виноват. Ну почему я такой нетерпеливый? О ком это они говорили? Многие депутаты не выступают. Может, речь шла об Ахмет-бее Ресули? Он настоящая дубина. Или о Хюсни Тоске? Да, да, наверняка о нем. Хотя они все болваны и скоты. Людей образованных и достойных вроде меня депутатами не делают. Нет, таких держат впроголодь. В этой стране никто не делает карьеру благодаря уму и способностям. Отсюда и пошла поговорка: „Девяносто девять уловок, и один раз смелость“. Хотя сейчас и это устарело. Смелость уже ни к чему. Нужны лишь девяносто девять знакомств да подхалимство. Такие времена настали, что и свинью дядей назовешь…»
Из этих мрачных раздумий Вехби Лику вывел голос самого Гафур-бея, который, приоткрыв дверь, позвал:
– Прошу вас, Вехби-эфенди!
Журналист схватил с соседнего стула шляпу и, прижимая к себе портфель, лежавший у него на коленях, скользнул в кабинет министра.
Господа, видимо, уже покончили со своим делом, и на этот раз министр встретил его с улыбкой. Приподнимаясь, он протянул руку.
– Очень рад, господин Вехби, как самочувствие?
– Хорошо, спасибо.
– Рукопись принесли?
– Так точно!
– Вы знакомы с господином Мусой Юкой… Разрешите представить, Вехби Лика, журналист.
– Знаю, знаю, – проворчал Муса Юка, нехотя протягивая ладонь.
– Садитесь, Вехби-эфенди. Надеюсь, вы нас порадуете.
– Я старался, господин министр.
– Тогда начнем.
Вехби-эфенди сел напротив Гафур-бея и принялся вытаскивать папку из портфеля.
– Я сделал все, что мог, господин министр. Еле-еле собрал документы. Даже в Матьянский край ездил. Поговорил со стариками, нашел смельчаков, сражавшихся вместе с его превосходительством. Мне очень помог господин Абдуррахман Кроси, а что получилось – вам судить, ваша честь.
– Ну, читайте! – приказал министр.
Господин Вехби положил на стол отпечатанные на машинке листы бумаги и снова заговорил:
– Я начал с семьи. В первой главе рассказывается о родословной его величества.
– Ладно, послушаем, – сердито пробурчал Муса Юка.
Вехби-эфенди откашлялся и начал читать:
«Родословная его величества, нашего короля, теряется в туманной глубине веков. В монастырских хрониках средневековья упоминание о семье Зогу встречается уже в девятом веке, когда германский принц из рода Гогенцоллернов взял в жены албанскую принцессу из Матьянского принципата, называвшегося тогда Эмантия. Другие документы свидетельствуют о том, что знатный албанский род Зогу имеет кровные связи со всеми королевскими фамилиями Европы и что сам его величество является прямым потомком национального героя Албании Георгия Кастриота Скандербега. Но предоставим слово историческим документам!»
Вехби-эфенди прервал чтение и поднял голову, чтобы посмотреть, какое впечатление произвело на слушателей столь удачное начало. Господин министр, сняв очки, протирал их шелковым платком, Муса-эфенди сердито смотрел из-под нахмуренных бровей, а по сжатым губам Гафур-бея ничего нельзя было понять.
– Дальше!.. – приказал он, не поднимая головы.
«Как известно, – продолжал Вехби-эфенди, – в одиннадцатом веке начались крестовые походы. Европейские короли и принцы отправились в Иерусалим для освобождения гроба господня, захваченного турками. Среди них был и германский император Фридрих, по прозвищу Барбаросса, который со своим войском проходил через Албанию. Один из его племянников, по имени Курт, остановился со своей свитой в Матьянском крае, где правила знаменитая семья Зогу. Князь Курт женился на единственной дочери матьянского правителя и стал его законным наследником. То, что наш король – прямой потомок этого высокородного князя, подтверждают наряду с многочисленными документами, находящимися в архивах королевских дворов Европы, также названия некоторых деревень и гор в Матьянском крае: например, гора Аламана, то есть Германца, деревня Бургайет и др. Да и сама внешность нашего короля, светлые волосы, голубые глаза, высокий рост и атлетическое сложение говорят о том, что в нем сильна кровь германской расы, которая…»
Муса-эфенди не выдержал. Он прервал автора:
– Ты что это несешь? Хочешь сделать гяура из его величества! Tovbe estagferullah!
– Я только хотел доказать, Муса-эфенди, что его величество происходит из древнего рода, – робко возразил Вехби Лика.
– Ну уж нет! Мы не желаем, чтобы ты делал из него неверного!
– Муса-эфенди прав, – сказал министр, надевая очки.
– Как вам будет угодно, – ответил Вехби-эфенди несколько обиженно, достал карандаш и сделал пометки на полях. Он пропустил несколько страниц и стал читать дальше:
«История свидетельствует, что в XV веке одна из ветвей рода Зогу пришла с севера Албании и поселилась в Матьянском крае. Легенды рассказывают, что Мамина, сестра Скандербега, вышла замуж за владетеля крепости Бургайет, происходившего из рода Зогу. Таким образом, его величество наш король – прямой потомок национального героя…»
– Ну вот. Сейчас то, что надо! – перебил довольный Муса-эфенди. – Вот с этого и начинай, слышь? А то заморочил нас крестами да гяурами!
– Продолжайте! – приказал министр.
– «Его величество родился восьмого октября тысяча восемьсот девяносто пятого года в Бургайете. Великая радость охватила тогда албанцев. Три месяца подряд продолжался пир у Джемаль-паши, отца нашего короля; более тридцати тысяч мужей съехались со всех концов Албании, чтобы поздравить счастливого отца с замечательным подарком, коего удостоил его господь. Все предчувствовали, что из младенца, качавшегося в колыбели, вырастет не простой человек, а будущий вождь нации, гениальный король, который…»
– Прекрасно! – похвалил министр.
– Молодец! – воскликнул Муса-эфенди.
«Давай, давай, милок, – подумал Гафур-бей. – Ври, не стесняйся. Я хоть и знал, что ты на выдумки мастак, но что ты такой пройдоха – не предполагал! Чем наглее ложь, тем труднее ее опровергнуть. Раньше был Ахмет-бей, сын Джемаля, а сейчас выходит Джемаль, отец Ахмета!»
– «…Получив материнское благословение, Ахмет-бей Зогу, преисполненный уверенности и бесстрашия, с оружием в руках, повел за собой две тысячи матьянских храбрецов…» – читал историк.
«Так-так. И материнское благословение приплел», – подумал Гафур-бей.
– «…встретился с черногорскими войсками у горы Какарити. Здесь и произошла знаменитая Какаритская битва».
«Ишь ты, битва! И он это называет битвой. Ну и ловкач! Браво! Словно никто и не знает, что Ахмет-бей тогда на грабеж отправился с веревкой за поясом. Плети-плети, милок, небылицы, все они получат законную силу. Может, так же написаны и родословные других королевских фамилий, – размышлял Гафур-бей. – Кто знает? У нас, например, матьянские паши стали прославленными героями, они, видите ли, сражались за Албанию, будто никому не известно, что они были преданы султану, а на Албанию им было наплевать. Ну-ка, что он расскажет о Какаритской битве? Как оправдает бегство Ахмет-бея, ведь тот при первых же выстрелах пустился наутек до самой Мати».
Но историк продолжал с чувством и даже с пафосом в голосе:
«…Несмотря на то что несколько раз находился на краю гибели, Зогу бесстрашно и самоотверженно сражался в первых рядах, проявив выдающиеся воинские качества: беспримерную отвагу, великолепное владение оружием и талант гениального стратега в расстановке войск. Его храбрецы убедились во время этого сражения, что Зогу – настоящий полководец…»
А Гафур-бей с нетерпением ждал конца: как оправдает историк бегство с поля «битвы».
«Исход боя еще не определился, когда Зогу получил сообщение, что сербская армия подошла к Мати и намерена его окружить. Тогда, не теряя ни минут, наш полководец отступил от Какаритских гор и двинулся к Мати. Прибыв туда, он тут же созвал местную знать…»
Гафур-бей вскинул голову и с полуоткрытым от удивления ртом уставился на журналиста.
«Я полагаю, – заявил Зогу, – что, пока не закончится Балканская война, нам следует ограничиться защитой наших рубежей в районе Мати, а дальше будем действовать по обстоятельствам». Совет знати согласился с ним, видя, что их предводитель мудр и его суждения по всем военным, политическим и дипломатическим вопросам гениальны.
– Прекрасно!
– Здорово сварганил! – одобрил Муса-эфенди.
Историк оторвал глаза от рукописи и посмотрел на слушателей, сияющий и довольный.
– Продолжайте! – снова сказал министр.
Гафур-бей закурил. Он уже не прислушивался к тому, что читал историк, а, задумавшись, пытался припомнить все, что ему самому было известно о жизни Ахмета Зогу. «Да, – сказал он себе. – Ахмет Зогу действительно большой стратег. Бежать с поля сражения тоже надо уметь, а наш президент столько раз продемонстрировал это умение. Бежал из Какарити, бежал из Дибры, бежал во время боев с мятежниками в 1914 году, бежал из… этот стратег драпанья отовсюду бежал, спасая свою шкуру».
