Андрей Сахаров - Полководцы Древней Руси
— Ас дружиной меня пошли, княже, или какого-нибудь другого воеводу, — закончил Свенельд. — Так будет ладно.
— Сам пойду с дружиной в лес, — решил Святослав.
Воевода склонил голову, повинуясь княжеской воле…
Но ладьи плыли и плыли сквозь леса, а драгоценная награда — шейная серебряная гривна, обещанная тому, кто найдет большую дорогу в глубь леса, по-прежнему покоилась в ларце. На прибрежных лужайках мирно зеленела не примятая копытами и колесами трава.
Воины на сторожевых ладьях не подозревали, что на всем протяжении пути их сопровождают зоркие глаза вятичских охотников, что далеко впереди судового каравана разносятся вести об опасности. Невидимые и неслышные, вятичи скользили как тени от дерева к дереву, ныряли в овраги, спрямляли изгибы реки через лесные чащи и неизменно оказывались в голове судового каравана.
Многое смогли высмотреть вятичи, но многого так и не поняли до конца.
Движение судовой рати князя Святослава было грозным и величественным. Ладьи заполнили речной простор от берега до берега. Блестело на солнце железо доспехов. Колыхались на ветру разноцветные стяги. Бесчисленные весла вспенивали речную воду, и волны бились в берега, как во время бури.
Вечером ладьи причаливали к берегу, вонзаясь острыми носами во влажный песок. Для ночлега воеводы Святослава выбирали место, прикрытое от внезапного нападения оврагами и лесными чащобами.
Вятичи издали смотрели, как копошатся на прибрежном лугу воины Святослава. В их движении, казавшемся беспорядочным, не сразу удавалось уловить какой-то скрытый, не до конца понятный смысл.
Вот от толпы отделились воины с длинными копьями, растянулись цепью вокруг стана, будто оградив его живым частоколом. Конные заставы выехали к недалекому лесу. Взметнулись стяги на длинных шестах. Толпа возле стягов была гуще, чем в других местах. Задымились, запылали костры.
Воины неторопливо ходили между кострами, проносили на плечах ободранные туши кабанов и баранов, снимали и складывали на землю доспехи. Свои длинные копья они вонзали древками в землю, и луг становился похожим на колючее жнивье.
Однако, как ни старались вятичи угадать, где остановился сам князь, им это не удавалось. В воинском стане не было нарядных шатров, в которых обычно ночевали знатные люди. Все воины без различия укладывались спать на звериные шкуры или попоны, а под головы подкладывали седла. Не видно было котлов для приготовления пищи. Воины разрубали мясо широкими ножами, нанизывали на прутья и жарили над углями, каждый для себя. Даже по одежде невозможно было разобрать, кто из них князь, кто воевода, а кто простой ратник. Под кольчугами у всех оказались длинные белые рубахи, на ногах — кожаные сапоги. И оружие было одинаковое: боевые топоры-секиры, копья с железными наконечниками, луки из упругих турьих рогов, кое у кого мечи, тяжелые медные булавы. Бесполезно было искать князя среди одинаково одетых и одинаково вооруженных воинов. Любой из них мог оказаться князем!
В этой подчеркнутой одинаковости войска было что-то необычное и грозное. Будто некое сказочное боевое братство, о котором слагали былины старики…
И вятичи сообщали своим старейшинам, что воинов в войске Святослава больше, чем деревьев в лесу, что все воины одеты в железные рубахи, но князя не различишь между ними, а потому не в кого было пустить заветную черную стрелу, предназначенную для самого опасного врага…
Проторенную дорогу, уводившую в глубь леса, нашел десятник из дружины Свенельда. Следы копыт и глубокие борозды от волокуш были еще свежими. Значит, совсем недавно по этой дороге ездили многие люди и перевозили тяжести.
Многочисленная конная дружина углубилась в лес. Впереди гарцевал на гнедом коне осчастливленный наградой десятник; витая серебряная гривна негромко постукивала по кольчуге.
Князь Святослав торопил воинов. Вятичей необходимо застать врасплох, чтобы они не успели спрятаться в лесу. А в том, что проторенная дорога вела к населенным местам, сомнений не было.
Вековые сосны вплотную придвинулись к дороге. Всадники ехали как по дну глубокого оврага. Стало сумрачно, сыро, тревожно. Кое-кто из молодых дружинников уже начал с опаской поглядывать по сторонам: недоброе место, тесное…
Но Святослав был спокоен. Древлянские леса не чета вятичским, здесь хоть сухо, а там болота да трясины. А древлянские леса он уже проходил с дружиной насквозь, и не благодатным летом, а в осеннюю мокреть…
Дорога резко повернула, огибая возвышенность, и вдруг исчезла под завалом из сосновых стволов. Ветви деревьев угрожающе растопырились: колючие, непреодолимые на первый взгляд…
И в этом не было ничего неожиданного для Святослава. Лесные жители всегда отгораживаются завалами. Поэтому дружинники везли с собой железные крючья, веревки, подсечные топоры. Они без команды спешились, кинулись на завал, как на штурм вражеской крепости.
Крики, скрежет железа, треск ломающихся ветвей, глухие удары падавших на землю сосновых стволов…
Очень скоро через разбросанный завал перебрались первые всадники.
Потом встретился еще один завал, но уже не такой крепкий. Видно, складывали его вятичи наспех, подрубая лишь деревья, которые стояли возле самой дороги. Деревья лежали в завале не острыми вершинами вперед, а беспорядочно, как попало. Через такой завал продраться было нетрудно, и он почти не задержал дружину.
Впереди посветлело. Дружинники заторопили коней, оживились: конец леса близко! Но возле опушки их подстерегал еще один завал. К нему подъехали без опаски. Если вятичи отдали без боя завалы в глубине леса, то зачем им устраивать засаду здесь, возле редких деревьев?
Звон тетивы, похожий на мгновенно оборвавшееся жужжанье шмеля, был неожиданным и, как все неожиданное, пугающим. Длинная черная стрела, неизвестно откуда прилетевшая, вонзилась в горло десятника; кровь брызнула на витую серебряную гривну. Десятник без стона выпал из седла.
А вокруг снова была тишина, и не слышно было ни торжествующих криков врагов, ни топота убегавших ног, ни шороха в придорожных кустах — один безмолвный лес, и нельзя было понять, кем пущена стрела, поразившая десятника.
Дружинники осыпали завал стрелами, кинулись, выставив копья, в стороны от дороги. Остроконечные шлемы замелькали между деревьями, удаляясь.
К распростертому на земле десятнику подъехал князь Святослав, молча снял шлем. Ему подали стрелу — тяжелую, с черным древком и черным оперением, по зазубренному наконечнику красными бусинками скатывались капли крови.
Князь протянул стрелу Свенельду:
— Глянь-ка, воевода! Видишь зарубки на древке? Точно бы круг вырезан, а рядом косой крестик. Меченая стрела! Сбереги стрелу — по ней будем искать с вятичей дикую виру…[16]
За последним завалом открылась широкая и светлая поляна, круглая, как чаша, окаймленная со всех сторон синеватой гребенкой леса. Среди сочной луговой зелени чернели полоски пашни. Причудливо петляла речка, заросшая кустами ивняка.
За кустами дружинники не сразу заметили вятичскую деревню. И без того невысокие избы были врыты в землю до половины срубов, плоские кровли амбаров и скотных дворов едва поднимались над зарослями репейника, и казалось, будто деревенька пугливо прижимается к земле. Только изба, стоявшая на отшибе, была повыше, и ее окружал частокол из заостренных воинов. В таких избах у вятичей жили молодые воины, отлученные от семей до наступления совершеннолетия.
Сотня дружинников на гнедых конях с гиканьем и свистом понеслась к деревне. Но деревня встретила чужих всадников распахнутыми дверями покинутых изб и нежилой тишиной.
Неужели опять неудача?
Бешено нахлестывая коня, к Святославу подлетел сотник Свень, выкрикнул торжествующе:
— Княже, там идолы! Капище!
На пологом холме за деревней, возле рощи прямых, удивительно красивых берез, высился могучий дубовый столб, потемневший от времени и непогоды; венчался он подобием человеческой головы, грубо вытесанной топором. Земля перед большим идолом была обильно полита кровью жертвенных животных, почернела и запеклась, как кострище. Рядом стояли идолы поменьше, тоже темные, щелястые, зловещие. А вокруг торчали из земли вышкуренные березовые жерди, похожие на огромные голые кости, и на них белели черепа животных: быков, баранов, коз. Только медвежьих и кабаньих черепов не было на ограде капища. Лесных зверей вятичи почитали наравне с идолами, а вылепленными из глины медвежьими лапами даже украшали свои жилища.
Ни один дружинник не ступил на священную для вятичей землю капища. Так приказал князь Святослав. Нельзя обижать чужих богов. Чужие боги могут жестоко отомстить дерзким пришельцам за обиду. Да и вятичи не простят, если дружинники нанесут какой-нибудь ущерб их святыне. А Святослав надеялся сойтись с вятичскими старейшинами на мире, а не на войне. Хоть и далеко земля вятичей от Киева, но люди в ней не совсем чужие, одного с остальными славянами языка и племени. Да и не ради покорения вятичей задуман поход — цель его дальше и величественнее. Хазария! Вот что неотступно владело думами князя Святослава, определяло его поступки. Сейчас князю Святославу нужны были мирные вятичи, способные пополнить его дружины воями и надежно подпереть с тыла двинувшееся к Итилю войско. Поэтому, показав вятичам грозный меч, нужно поскорее сменить его на зеленую ветку мира…
