Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью
Несколько дней после похорон Корта ушло на изготовление парусов из привезенной холстины. Прямо на верфи, под присмотром Брандта, бабы кроили и сшивали полотнища холста. Тут же объяснял он потешным, как обращаться с парусами.
Но одно дело слушать объяснения Брандта на берегу, поглаживая, ощупывая податливую холстину. Совсем другое случилось, когда подняли паруса на мачту и пошли на яхте по озеру. Ее начало мотать из стороны в сторону, и Карстену пришлось, подобрав паруса, направить судно к пристани и обучать «молодых» матросов, не отходя от причала. Петр покрикивал на преображенцев, раздавал оплеухи то Меншикову, то Скляеву, не раз в сердцах бранил Апраксина:
— Ты, Федор, у нас вроде старшего на яхте, так блюди порядок и с нерадивых спрашивай.
Апраксин не переносил спешки в серьезных делах:
— Корабельное мастерство, государь, люди веками постигают, иногда и жизни не хватает, тут борзо неуместно.
— Ты-то сие откуда прознал?
Апраксин хитро сощурился, посмотрел на Брандта:
— Сведущие морехоцкие люди толкуют…
В эти знойные дни наступило затишье, и Брандт успокаивал Петра:
— Все одно, государь, от пристани не отойдем, ветер-то поутих.
Наконец с севера потянуло прохладой, на озере появилась рябь, задул слабый ветер.
Чуть свет Петр поднял на ноги всю ватагу, и с восходом солнца яхта отвалила от пристани. На этот первый раз командовал Карстен Брандт, но Петр сразу предупредил Апраксина:
— Приглядывайся, Федор, в другой раз ты будешь начальствовать.
Так и выпало Апраксину стать первым капитаном корабля на Переславской флотилии.
Почти две недели подряд, пока не стих ветер, яхта с утра до вечера под парусами сновала из края в край озера…
Обветрились и загорели новоиспеченные мореходы. Матросы из потешных набили мозоли на ладонях, но хватко держали снасти парусов, старались лихо выполнять команды. Не всегда, правда, все ладилось, когда и путали с непривычки. Иной раз найдет внезапно шквал, накренит яхту, боязно, вдруг перевернется? Отбегали от борта, жались к мачтам.
Петр смеялся, покрикивал, раздавал пинки…
Озерная потеха так завлекла, что забылись иные царские обязанности.
Как-то вечером первый спохватился Апраксин. После ужина, чуть захмелевший, рыгнув, повернулся к Петру:
— Государь, тово, панихида-то вчерась была, кажись, завтра-то Духов день вроде…
Петр сверкнул глазами по затылку сидевшего рядом Меншикова:
— Тебе, пес, даве в Москве наказал — напомнить о братце Федоре, царство ему небесное. — Петр перекрестился. — Только тебе жрать да хмельным баловаться. Что теперича маменьке сказать, ась? — Глянул невесело на Апраксина. — Ну, да семь бед. Федор, вели лошадей готовить, к ночи и тронемся. Да она, кажись, и кончилась, — проговорил Петр, глядя в открытое оконце на зардевшееся на востоке небо.
По многолетней, с раннего детства укоренившейся привычке Петр пристрастился строго отправлять все церковные литургии. Каждый месяц набиралось, как правило, несколько православных праздников, сюда добавлялись многочисленные панихиды по усопшим, тезоименитства здравствующих и прочие молебны. Издавна ритм жизни кремлевских правителей заполняли многочисленные литургии. Но кроме дани уважения к богослужебным канонам Православной Церкви, эти церемонии представляли возможность царствующим особам постоянно быть на виду у народа и поддерживать свой авторитет.
С тех пор как Петр увлекся хождением под парусами и строением судов на Плещеевом озере, он стал пропускать церковные праздники. Софья, наоборот, использовала каждую возможность показаться людям вместе с царем Иваном, а иногда и одна ходила с крестным ходом по Москве. Случалось, что за один день она успевала два раза бывать на людных богослужениях.
— Вишь ты, правительница-государыня нынче отстояла литургию в Успении, а ввечеру бдила всенощную в церкви Тихона в Белом городе, — передавали стрелецкие бабы друг дружке.
— Радеет, стало быть, она о Божьем образе…
Софьины прислужники постарались растрезвонить, что панихиду по Федору Алексеевичу перенесли по причине опоздания царя Петра.
— Не чтит младший царь память старшего братца, с иноземцами снюхался, не к добру это…
— Петруша, гляди, Софья-то каждый раз про нас молву худую по Москве рада распустить, — тревожилась Наталья Кирилловна после панихиды, — нам во вред.
— Сам гляжу, сестрица больно выставляться почала на народе, да и к стрельцам опять прислоняется. Парсуну свою изобразила со скипетром и державой, будто царица на престоле.
— Так ты уж, Петрушенька, покуда повремени со своим озерком-то, как бы Софья какую беду не накликала…
Федор Апраксин сразу заметил перемену в царе. Видимо, прирос он к новому делу на Трубеже, а в Преображенском не находил пока подходящего занятия, смурной ходил. Надумал поехать в Коломенское, а пока устроил смотр своим потешным батальонам — Преображенскому и Семеновскому. Начался потешный бой. Во время потехи, как всегда со стрельбой, рота преображенцев Петра Апраксина наступала на укрепления семеновцев Федора Апраксина. Используя две лодки на Яузе, Федор незаметно переправил своих солдат на них и ударил в тыл преображенцам.
— Молодец, Федор, побил старшего братца, не забыл, чему на Трубеже руку набивал.
«А пошто нам ждать Плещеева озера?» — вдруг подумал Федор.
— Дозволь, Петр Лексеич. Нам бы в охотку здеся, в Преображенском, какую лодью, карбас ли изладить. Отсель и до Москвы-реки добраться недалече.
— И верно, — обрадовался царь, — прикажи-ка, Федор, вызволить из Переславля Брандта да наших умельцев потешных. Досья-то вона в Преображенском на лесопильне под рукой, сам ты этим делом владеешь, потому головой будешь.
Спустя неделю в Преображенском заложили «потешный корабль». Дело сразу наладилось. Апраксин ведал всеми работами, доставал материалы, обеспечивал инструментом.
В конце июня праздновали именины царя. В Кремле, в новой Столовой палате Петр жаловал сибирского и касимовского царевичей, бояр, окольничих и угощал «кубками ренского», а по второму заходу — стольников, полковников, стряпчих, дьяков, других гостей водкой. Объявили о производстве в чины. Петра Апраксина пожаловали в окольничьи. Федор поздравил брата и сказал:
— А я и не забижаюсь, ты у нас старшой, так тебе первому и по праву.
— Погодь, — добродушно ответил старший брат, — ты меня еще обскачешь, у тебя голова мудрее. Государь тебя не обидит, ты завсегда при нем и при деле.
Но от дела приходилось постепенно отказываться, сопровождать царя на придворные и церковные церемонии. После возвращения с Плещеева озера он не пропускал ни одной службы и спуску Софье не давал.
В день празднования Казанской иконы Божьей Матери приключился скандал. По ритуалу, в крестном ходе участвовали цари со свитой. Их жены и родственники ограничивались присутствием на литургии в церкви. Софья же давно не придерживалась этого обычая.
В Успенском соборе после окончания литургии начался крестный ход. Увидев, что Софья берет икону, которую должен нести царь, Петр, не поворачивая головы, шепнул Федору Апраксину:
— Передай через кого Софье, штоб в крестный ход не становилась, а икону отдала, не бабье это дело.
Покрасневший от напряжения Апраксин подошел сзади к свите царевны, но Софья и так слыхала в тишине громкий шепот Петра. Не оглядываясь, до хруста сжала пальцы, вцепившись в икону, и двинулась к выходу…
Петр вышел следом, покинул крестный ход и тут же уехал в Коломенское.
Софья после этого продолжала как ни в чем не бывало участвовать в церковных церемониях, но нарастание напряженности чувствовалось в отношениях царевны и Петра. Оно усилилось при возвращении из Крымского похода войска под началом Василия Голицына. Софья решила возвысить своего фаворита, хотя тот лавров на ратном поле не стяжал. Петр демонстративно не присутствовал на всех церемониях встречи и чествования войска. Когда же дело дошло до наград, он отказался подписать манифест о жаловании участников похода.
После долгих просьб царя Ивана Петр указ таки подписал, но князя Василия Голицына в Преображенском не принял.
Возмущенная Софья в тот же день, после всенощной в Новодевичьем монастыре, раздраженно намекая на царицу Наталью, поджигала сопровождавших ее стрельцов:
— И так беда была, да Бог сохранил, а ныне одна сторона ихова беду зачинает. Годны ли мы им? Буде годны, вы за нас стойте, а будя не годны, мы оставим государство.
Дальше — больше. Стрелецкий десятник Стрижев открыто подбивал товарищей:
— Придут к власти Нарышкины, изведут нас, стрельцов!
Слухи дошли до Преображенского. А тут как раз в Измайлово приехал на именины царевны Евдокии Федоровны Шакловитый. Царь в присутствии Ромодановского и Стрешнева в упор спросил начальника Стрелецкого приказа:
