Морис Монтегю - Король без трона
— Луиза, список у вас? — обратилась Жозефина к Луизе Кастеле.
Та, улыбаясь, подошла к ней с листком бумаги в руке.
— Вот он, ваше величество.
Наполеон, любуясь красавицей, резко спросил у нее:
— Вы теперь секретарь?
— Да, секретарь граций, государь, — ответила Луиза, кланяясь Жозефине.
— Куртизанка!
— О государь!
— Ну что ж такое! Куртизан, куртизанка — только и всего!
Император рассмеялся. Все шло отлично.
— Ну, читай свой список! — благосклонно сказал Наполеон жене.
— «Граф де Тэ, князь де Груа…» — начала она.
— Этот! — вскочил Наполеон. — Фамилия неисправимых шуанов! Это бретонец из бретонцев! Он присоединяется к нам! Это невозможно! Один из них погиб около Тиктениака с оружием в руках!
— Это дядя нашего де Тэ. Он второй сын графа де Тэ, покончившего жизнь самоубийством после тяжелой семейной драмы. Это смелый и хороший человек, он сделает вам честь. Принимаешь ты его?
— Может быть, по размышлении… Не правда ли, Савари?
— Понял, государь.
— Продолжай!
— Мартенсар.
— Сын?.. Ах да, ведь вы говорили о знаменитости… Этому, конечно, нельзя отказать в ней!.. Его не принять нельзя, это причинит, пожалуй, неприятность кое-кому. Не правда ли, Жозефина?
Императрица слегка покраснела.
— Его отец хорошо принят при дворе, — сказала она, — он многим оказывает услуги и безусловно предан нашей семье.
— Это я знаю. Хорошо, этот принят. Называй теперь свою знать, самых знатных.
— Маркиз де Невантер.
— Невантер? Эрве де Невантер?
Громадная память Наполеона сохраняла все имена.
— Да, государь.
— Тот, который участвовал в заговоре Кадудаля, Пишегрю и Моро! Он был приговорен к смертной казни вместе с другими, и я помиловал его только ради его молодости. Он был присужден к двум годам заключения, а теперь он просит себе чин?
— Государь, — тихо сказала императрица, — вы помиловали его ради его молодости, но также и потому, что Фуше представил его письма, где этот юноша, увлеченный своей семьей, сожалел, что шел против вас, восхищался вашим величием… Это восхищение теперь только возросло; он готов теперь служить у вас простым солдатом — это все, чего он просит.
— Нет, — точно отрезал Наполеон. — Итак все враги? Другие?
— Жак д’Иммармон…
— Так… Вы сговорились с целой шайкой шуанов? Иммармоны непримиримы; если здесь ко мне присоединится один из них, то все остальные злоумышляют против меня в Англии. Все они из шайки Фротте… Этих людей мне не нужно… И не просите — бесполезно. Ваш список сегодня неудачен.
— Господин де Гранлис.
— Это еще что такое?
— Очень старинная и знатная фамилия…
Жозефина запнулась, тем более что на нее были устремлены любопытные взгляды всех придворных, для которых Гранлис оставался загадкой.
Император насмешливо продолжал:
— Не знаю никаких «лилий» во Франции, ни великих, ни малых[4]. Гранлис… Это имя едва ли может мне нравиться…
— Ведь все лилии, большие и малые, у ваших ног, государь, — заметила Жозефина.
— Все это пустые фразы! Дальше, продолжай!
— О государь!..
— Продолжай, или оставим это дело совсем, как хочешь…
Жозефина заглушила тяжелый вздох, но продолжала:
— Граф Жак де Прюнже д’Отрем.
— Да что это, вы бились об заклад, что ли?! — разразился Наполеон. — Еще семья отъявленных роялистов, соумышленников Кадудаля и Фротте! Я говорю вам, что вас обманывают, что вашей добротой злоупотребляют! Это опять какой-нибудь новый заговор, и вы без своего ведома открываете доступ измене, которая все время неустанно преследует меня! — Он вырвал из ее рук бумагу и громко стал читать имена. — Гранлис — нет! Почему этот стоит первым? Де Тэ — нет, д’Отрем — нет, Микеле де Марш, Рантвиньи — нет и нет! Новар — не знаю такого, нет! Орсимон — какой титул?.. Нет! Мартенсар — да. Единственный знатен, как кошка на крыше, но по крайней мере не изменник.
Жозефина была смущена.
— Государь, позвольте мне, — попробовала вмешаться Гортензия.
— Ничего не позволю. Твоя мать сошла с ума: если бы я послушал ее, то был бы убит через три дня!
— Нельзя говорить такие вещи, государь, — покачала хорошенькой головкой Луиза де Кастеле.
— В самом деле, колдунья? Не надо ли спросить позволения у вас?
— Вы не получили бы его, государь!
Император несколько успокоился. Он все еще держал в руке злополучный список, и Жозефина не теряла надежды, зная, как часто меняется настроение Наполеона.
В это время позади императора, шагах в тридцати, появился адъютант, издали сделал знак генералу Савари и медленно скрылся.
Генерал, начальник жандармского корпуса в империи, небрежно поднялся с места, сделал несколько шагов и незаметно вышел вслед за позвавшим его офицером. Минуту спустя он вернулся, заметно озабоченный.
На дворе послышался звук оружия, и вдоль решетки выстроилась шеренга гренадеров. Заметив это, Наполеон быстро встал с места.
— Что это значит? Что случилось? Удвоили стражу? По чьему приказанию? Это вы, Савари? Вы сейчас уходили, я видел. Почему?
— Государь, — ответил смущенный Савари, — когда дело идет о вашей особе, никакие предосторожности не излишни.
— Значит, есть опасность? — прошептала Жозефина, невольно подходя к императору ближе.
— Отойди! — отстранил ее Наполеон. — Савари, отвечай, я хочу знать!
— Не смею ослушаться, — поклонился Савари. — Государь, четверть часа тому назад в гостинице «Золотой колокол» произошел скандал, столкновение нескольких молодых вельмож — именно тех, имена которых только что прочла императрица, с каким-то незнакомцем, который оскорбил их, упрекая в измене своему званию, выразившейся в присоединении к вашей армии. Незнакомец скрылся, так как был вооружен, все же остальные не имели при себе оружия.
— Его имя известно? — спросил Наполеон.
— Да, государь.
— Говорите! Это главный зачинщик!
Савари колебался.
Император топнул ногой.
— Скажешь ли ты наконец!
— Бруслар… — шепнул Савари.
— Бруслар! — яростно крикнул Наполеон, так как это имя обладало свойством приводить его в бешенство.
Бруслар был его худшим врагом, единственным, кого он не мог покорить, это был кошмар Наполеона. Последний из шуанов сопротивлялся ему уже десять лет. Друг Фротте, Кадудаля, Моро и Пишегрю, он поклялся убить сначала Наполеона — первого консула, а потом императора. Эта угроза преследовала «тирана», «узурпатора», как он называл Наполеона по всей Франции. Ни полиция Фуше, ни жандармы Савари, ни все шпионы империи не могли ни остановить Бруслара, ни разыскать его тайного убежища. И вот теперь, среди ясного дня, в гостинице, перед многочисленной толпой, в нескольких саженях от замка императора, он снова появился, дерзко издеваясь над его могуществом, изрыгал оскорбления и снова бесследно исчез, оправдывая свое прозвище «Неуловимый».
Наполеон дрожал от ярости, произнося бессвязные слова:
— Сообщники! Слабость! Нерадение! Виноваты все!..
Придворные опустили головы; даже Бертье внимательно разглядывал свои сапоги. Савари побледнел, дамы застыли в неподвижных, беспомощных позах, как и Жозефина с Гортензией. Наконец повелитель несколько успокоился.
— Я хочу знать подробности! Как узнали Бруслара? Савари, рассказывайте все, слышите — все, все! Я так хочу!
Тогда генерал рассказал на свой лад приключение в гостинице, которое слышал уже и сам из третьих уст, причем оно все время изменялось и переиначивалось, что происходит неизбежно со всеми историями.
— Государь, — начал он, — Бруслар вошел в общий зал, около которого в соседней комнате завтракали молодые люди; дверь туда была открыта. Со своего места он слышал имена Иммармона, д’Отрема, Невантера и других. Молодые люди заказали цыплят а-ля Маренго; когда их принесли, они стали кричать: «Да здравствует император!».
Лицо Наполеона несколько прояснилось.
Савари продолжал:
— Потом, когда подали шамбертен и вспомнили, что это ваше любимое вино, государь, крики «Да здравствует император!» раздались с новой силой.
— Слышишь, Наполеон? — шепнула Жозефина.
— Тише! — скомандовал тот. — Продолжай, Савари!
Он снова сказал генералу «ты», это было хорошим знаком.
— Тогда Бруслар вскочил, бросил тарелку в середину их стола, обозвал их изменниками, предателями и крикнул свое имя. Все вскочили, бросились к нему, но у него, как видно, были сообщники в гостинице, которые вступились за него… Направив пистолеты на нападающих, он отступил к двери, прыгнул на лошадь, которую держал его слуга, и поскакал в лес…
Все невольно взглянули на зеленую чащу вдали. Жозефина вздрогнула.
— Его преследовали? — резко спросил Наполеон.
