Рафаэль Сабатини - Ночи Истории
Королевский двор — отвратительное место. Грязные слухи и досужие домыслы цветут в его коридорах пышным цветом, а скандалы и сплетни составляют единственное развлечение придворных. Целиком поглощенный любовью к Анне и государственными делами, я держался в стороне от дворцовой жизни. В последнее время мы с Анной часто появлялись на людях вдвоем, я не делал тайны из своих визитов к ней, а несколько раз мы вместе посещали оперу и бой быков. Король знал об этом и даже поощрял мою заботу о герцогине, считая, что я делаю это из преданности ему. Эсковедо, знакомый с герцогиней Эболи еще со времен своей службы у герцога, тоже частенько наведывался в ее дом. Как-то раз, выходя вместе со мной от герцогини, Эсковедо завел разговор, открывший мне глаза.
— Дон Антонио, — начал Эсковедо, — я очень ценю все, что вы для меня сделали. Я считаю себя вашим преданным другом и хотел бы дать вам дружеский совет. Вам не следует так часто появляться у герцогини. — Он доверительно взял меня под руку. — О вас, о ваших визитах уже пошли сплетни, о них говорят все, кому не лень.
Я попытался высвободить руку, но он вцепился в мой локоть, как клещ.
— Не горячитесь, прошу вас, — продолжал он. — Я ведь говорю вам это из самых добрых чувств, поверьте. Мне будет жаль, если вы попадете в беду.
— Я не нуждаюсь в ваших советах, — резко ответил я, вырвав наконец руку из его цепких пальцев. — Вы, а не я, нуждаетесь сейчас в дружеском совете, как никто в Испании!
— Вы не поняли меня, дон Антонио, — настаивал наглец.
— Я ведь друг не только вам, но и герцогине Эболи. Она всегда была добра ко мне. Но о ваших визитах в ее дом действительно шепчутся во всех закоулках дворца. А если какой-нибудь недруг шепнет об этом королю?
Рука моя дернулась к эфесу шпаги, кровь вскипела в жилах и слепая ярость ударила в голову.
— Еще одно слово, — сквозь зубы процедил я, — и моя шпага продырявит вас насквозь! — Я резко остановился и обернулся, глядя прямо в его необычные для испанца, водянистые, рыбьи глаза. Он мгновенно стал серьезен — возможно, не предполагал, какое действие окажут на меня его слова. Затем легко рассмеялся, отступил на шаг и сказал:
— У вас слишком горячая кровь, дон Антонио! Я к вашим услугам в любое время. Но мне не хотелось бы ссориться с вами. — Он снова взял меня под руку. — Мы так долго были друзьями. Поверьте, мною руководит лишь чувство беспокойства за вас и за герцогиню.
Я успокоился, осознав, какую глупость совершаю, выказывая свой гнев. Дальнейший путь мы проделали в молчании, не возвращаясь к прерванному разговору. Но на том все не закончилось. Напротив, этот случай был лишь предвестником будущих событий.
На следующий день я застал Анну в слезах. Эсковедо нанес ей визит незадолго до меня и завел с нею тот же самый разговор, что и со мной.
— Донна Анна, о вас говорят, — начал он, — о вас и об Антонио Пересе. Слухи разрастаются как снежный ком. Они могут иметь самые неприятные последствия для вас обоих. Я осмеливаюсь говорить вам об этом только потому, что считаю себя вашим другом и должником. Я всегда ценил вашу доброту и мне хотелось бы помочь вам.
Все это Эсковедо произнес с доверительной улыбкой Герцогиня уже при первых его словах поднялась и всю его речь выслушала стоя, надменно вскинув голову. Эсковедо во время своего монолога подошел к Анне и даже попытался взять ее за руку. Она, до этого момента терпеливо слушавшая, вздрогнула и отдернула руку, не сумев скрыть брезгливости.
— Уходите. Оставьте меня. Вы мне отвратительны. Не смейте больше переступать порог этого дома! Дела господ не могут касаться лакеев!
Эсковедо пытался сказать еще что-то, но Анна его не слушала и ему пришлось уйти.
Когда Анна рассказывала мне об этом разговоре, лицо ее было бледным от тревоги к гнева. Я попытался успокоить ее, обещал как следует проучить Эсковедо за дерзость, но Анна корила себя за несдержанность и неосторожность. Этот человек, злобный и мстительный по натуре, вполне был способен отправиться к королю с доносом. А ревность и подозрительность Филиппа довершили бы начатое. Основания для тревоги были самые серьезные. Мы оба вели себя глупо. Но главным для меня сейчас было одно — успокоить Анну. Она прильнула ко мне вся в слезах.
— Прости меня, Антонио. Это все моя вина, только моя. Я всегда знала, что любовь ко мне ставит тебя под удар. Мне следовало бы быть умнее и сильнее. Я навлекла на тебя смертельную опасность: Эсковедо отправится к Филиппу, и тогда мы пропали.
— Эсковедо никогда не осмелится на это, любовь моя. Он рассчитывает на меня, надеется, что я помогу ему в удовлетворении его амбиций. Если он уничтожит меня, то и сам окажется не у дел. Он хорошо понимает это, поэтому не осмелится пойти к королю. — Я крепко сжал Анну в объятиях, чувствуя, как она дрожит. Ушел я от нее лишь тогда, когда она успокоилась и повеселела. Но у самого на душе было невесело, сердце предчувствовало беду. И беда не заставила себя ждать.
Я вышел от Анны в глубокой задумчивости и не сразу заметил, что какой-то человек следует за мной по пятам с явным намерением заговорить. Темнота и черная шляпа скрывали его лицо. И только когда он заговорил, я понял, что это вновь Эсковедо.
— Итак, дон Антонио, — сказал он с угрозой, — вы, я вижу, не вняли моему дружескому предупреждению.
— Вы тоже, — ответил я спокойно и серьезно, продолжая быстро идти.
Он не отставал от меня. Хотя час был поздний, улицы все еще были полны праздной публики. Я хотел избежать ссоры, ведь мое лицо многим было хорошо знакомо. Я стремился уйти подальше от людных улиц.
— Донна Анна, вероятно, рассказала вам о нашей с ней беседе? — снова начал Эсковедо.
— Да. И о том, как она ответила на вашу дерзость, тоже рассказала. Герцогиня была слишком мягка с вами.
— Она оскорбила меня! Назвала лакеем! И вы называете это мягкостью?! Такое оскорбление смывают кровью! — яростно прошипел Эсковедо. Он замолчал, ожидая моего ответа. Но я не считал нужным отвечать. Не выдержав молчания, он продолжал:
— Знаете ли вы, дон Антонио, что вы настолько скомпрометировали герцогиню, что кое-кто из ее родственников всерьез подумывает вас убить?
— Многие хотели бы убить меня, но это не так-то просто. Антонио Переса убить нелегко, и вы убедитесь в этом сами, если будете продолжать надоедать мне или герцогине Эболи!
— Вы мне угрожаете? Но вы забыли, что, хоть я и лакей, однако вы и донна Анна находитесь в моих лакейских руках! Убивать вас я не собираюсь, но я способен уничтожить вас обоих одним лишь словом! Я могу рассказать… да, рассказать о вас такое, что вам не поздоровится… Я могу немедленно отправиться к королю и описать ему, как его возлюбленная находит утешение в объятиях его верного друга!
— Ты лжешь, мерзавец!
— Вы знаете, что нет. Я видел вас вместе полчаса назад, видел своими собственными глазами. Вы оба были столь неосторожны, что любой мог бы наблюдать ваше свидание, заплатив пару дукатов слугам. — И он хитро посмотрел на меня. Огромным усилием воли я сдержал себя, помня о недопустимости публичного скандала.
В это время мы подошли к моему дому.
— Вы войдете? — холодно спросил я его.
— К вам?! В волчье логово? Впрочем, отчего бы и нет? Я не боюсь вас! — И вновь в голосе Эсковедо послышалась затаенная хитрость. Мы поднялись по широким каменным ступеням и вошли внутрь.
Я любил свой дом, символ моего положения, богатства и могущества. Эсковедо, впервые очутившись здесь, бросал вокруг жадные и завистливые взоры; похоже было, что его поразила роскошь убранства.
— Вы неплохо устроились. — Зависть прозвучала и в тоне, каким это было сказано. — Жаль было бы потерять все это, не правда ли? Вы живете не хуже самого короля. Кстати, где он?
Я слышал, что Филипп сейчас в Эскуриале? — Он внимательно следил за тем, какое действие произведут на меня его слова.
Я постарался не выдать своего волнения. Король и вправду находился сейчас в Эскуриале, своем загородном дворце. Он уединился там, как обычно в страстную неделю, стараясь постом и молитвой очистить свою темную душу. Эсковедо, раздраженный моим спокойствием, продолжал:
— Надеюсь, дон Антонио, вы не заставите меня совершить столь утомительную поездку!
Кровь прилила к моему лицу, но я все еще пытался делать вид, что не до конца его понимаю.
— Вы слишком долго выжидали, — говорил тем временем Эсковедо, от души наслаждаясь своей ловкостью. — Вы хотели, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Но сейчас это уже невозможно. Вам необходимо определиться, дон Перес, и сделать это немедленно. Я предлагаю вам объединиться со мной, и вместе мы сумеем добиться могущества, какое вам и не снилось. — Тут глаза его алчно сверкнули. — Но если вы будете противиться, если вы встанете на моем пути, то я уничтожу вас! Я расскажу королю, что его возлюбленная ему изменяет — и с кем?! С его верной опорой, правой рукой, преданным Антонио Пересом! Ну, а что будет дальше, представить нетрудно. — Эсковедо обнажил мелкие белые зубы в хищной улыбке. Я молчал, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать. Эсковедо, решивший, что сопротивление мое сломлено, деловито изложил свои требования.
