Торнтон Уайлдер - Женщина с Андроса
Роман предстал перед публикой 21 февраля 1930 года. Суммарный тираж составил 50 ООО экземпляров — впечатляющая цифра, свидетельствующая о том, насколько возросла популярность писателя с тех пор, как «Мост короля Людовика Святого» впервые вышел четырехтысячным тиражом. Оформление книги соответствовало желанию автора. На суперобложке не было ни единой ссылки на новый либо на прежние романы Уайлдера. Вместо привычных отзывов, которые можно найти на суперобложках «Моста короля Людовика Святого» и особенно «Каббалы», на четвертой сторонке обложки «Женщины с Андроса» был приведен всего лишь перечень семи последних публикаций издательства, каждая позиция в сопровождении броской фразы. Возглавлял список роман «Женщина с Андроса», о котором было сказано следующее: «Давно ожидаемое новое произведение автора «Моста короля Людовика Святого» представляет собой исследование внутренней жизни людей, оказавшихся в обстоятельствах, обычных для повседневной жизни всех времен и народов». На одном клапане суперобложки эта характеристика повторялась слово в слово с добавлением, предупреждающим, что читателю не следует ожидать нового «Моста короля Людовика Святого»: «В отличие от персонажей прежних романов Уайлдера герои «Женщины с Андроса» — обыкновенные деревенские жители». Оставшееся свободным место было заполнено кратким отзывом обозревателя «Нью-Йорк гералд трибюн» Изабель Патерсон, которая всячески превозносила «классический темперамент» автора и его склонность рассматривать «вечные темы любви и смерти». На другом клапане уместился отрывок из статьи Нормана Фиттса, опубликованной в «Бостон ивнинг транскрипт». В нем рассказывалась легендарная история о том, как «безвестный школьный учитель» за два года стал «одной из наиболее популярных фигур англоязычной литературы», автором, пишущим о предмете, «занимающем великих художников, — душе человеческой».
Действительно, при появлении «Женщины с Андроса» молния не ударила во второй раз в то же место. Тем не менее на протяжении первых шести месяцев вести с книжного рынка были достаточно хороши для того, чтобы говорить о попадании, скажем, в «девятку». Двенадцать недель (с апреля по июнь 1930 года) роман находился в списке бестселлеров, а однажды занял в этом списке первую строчку. К концу июня в США было продано почти шестьдесят шесть тысяч экземпляров, да и в Англии книга расходилась неплохо. Но начиная со следующего месяца темп продаж резко сократился, и к концу года составил примерно шестьдесят тысяч экземпляров. Впрочем, и этого хватило, чтобы в рейтинге бестселлеров «Женщина с Андроса» оказалась на третьей позиции, а автор заработал шестнадцать тысяч долларов — солидная по тем временам сумма.
Эти цифры повлияли на благожелательность прессы. Откровенно признавая, что вряд ли им в полной мере удалось понять созерцательный роман Уайлдера, большинство критиков — как и рецензенты первых двух романов — всячески превозносили его стиль, хвалили роман за мастерство и уровень исполнения. Чаще всего звучало слово «красота».
«Красота — вот ключевое понятие нового романа Уайлдера»
(«Сатердей ревю», Лондон).«На протяжении всей книги не оставляет чувство, что Уайлдер пишет на века — созидает красоту»
(«Нью-Йорк телеграмм»).«Подлинная красота»
(«Доминион ньюс», Моргантаун, Западная Виргиния).«Изысканная красота»
(«Бостон транскрипт»).«Праздник красоты»
(«Бристол таймс», Великобритания).Изабель Патерсон писала в «Нью-Йорк гералд трибюн»: «Проза Уайлдера так же чиста и прозрачна, как кастильский источник, в котором он черпает свое вдохновение».
«Самое убедительное, что можно сказать в пользу этого романа, — просто приводить из него цитаты», — с восторгом отмечала на страницах «Сатердей ревю» Мэри Лэмбертон Беккер, приводя вслед за другими рецензентами обширные выдержки из романа, прежде всего начальные строки.
Были, впрочем, и кисло-сладкие отзывы. Иные критики упрекали автора за излишне аффектированный стиль.
«Тонкое письмо Торнтона Уайлдера отдает красивостью рекламного буклета»
(«Нью-Йоркер»).«Слишком заумно»
(«Нью-Йорк сан»).«Искусственно и бескровно»
(«Сатердей ревю»).Но все это скорее мелкие уколы, касающиеся вкуса и повествовательной техники, особенно на фоне критических суждений, в которых высказывались сомнения по поводу содержания романа. Следует помнить, что он появился в книжных магазинах уже в новом десятилетии, означавшем наступление совершенно новой эры в глазах тех, кто пережил двадцатые годы. Дата публикации на четыре месяца отстоит от краха нью-йоркской фондовой биржи, что обычно считается началом Великой депрессии. Испытывая воздействие социальной и политической напряженности времени, иные критики признают, что Уайлдер использует античность для рассуждения о вечных, временных проблемах, однако сомневаются, достаточно ли этого.
«Книги Уайлдера, о чем бы они ни были написаны, читаешь с удовольствием и пользой для себя, — рассуждает на страницах «Нью рипаблик» (март 1930 года) Эдмунд Уилсон, — но именно потому, что писатель этот, вне всяких сомнений, первосортный, хотелось, чтобы он больше внимания уделял делам насущным».
Выступая в ежемесячнике — законодателе литературных мод — «Буклигмансли» (апрель 1930 года), Лорин Пруэтт делает дежурный реверанс в сторону романа, этого «скромного образца изысканного письма», но тоже задается вопросом, насколько он отвечает потребностям современного читателя:
«Язычество проходит в сомненьях, мучениях, исканиях; является на свет Иисус Христос. Но достаточно ли этого для нас сегодня? Притча Торнтона Уайлдера связана с колебаниями и трудностями современности, а ответы, которые он дает, отстоят от нас на две тысячи лет. Можно, конечно, сказать, что утилитарная литература отжила свое и сейчас любое положительное слово будет воспринято с чувством определенного облегчения. Когда изучение дна жизни утрачивает живость и непринужденность, люди, весьма вероятно, возвращаются к созерцанию звездного неба, и, кто знает, быть может, век веры уже на пороге, но веры во что? Сомнительно, чтобы мы нашли ответ, оборачиваясь назад… Современность в «Женщине с Андроса» ощущается вполне определенно. В романе есть уважение к человеческой личности, в нем есть сострадание, нежность и проблески прекрасного, но не хватает трагизма и леденящего душу ужаса, которые должны бы занять законное место в любом повествовании о жизни человеческой, не хватает мускульной силы, о чем свидетельствует неубедительная фигура Памфилия. И поскольку это уже четвертое произведение автора, его литературная будущность вызывает печальные сомнения».
Майкл Голд, писатель-коммунист, редактор левого литературного журнала «Нью Мэссиз», таких сомнений не испытывает. Рецензируя в апрельском выпуске своего ежемесячника «Женщину с Андроса», он называет ее автора «маленьким англо-американским викарием, похожим на эльфа». Но и это еще не все. «Да, — продолжает он, — Уайлдер пишет на безупречном английском, но нечего ему на этом безупречном английском сказать нам. Это красивый, напомаженный, причесанный, отлично убранный труп, покоящийся в окружении священных огней и цветов прошлого; но стоит его вынести на солнечный свет, как он тут же начнет вонять». Это было слишком даже для единомышленников Голда. Один из них, Дж. К. Нитс, вступился за Уайлдера уже в следующем номере того же издания: «Безупречный английский — совсем недурная вещь. Почему, собственно, должны вызывать возражения тонкий выбор слов, превосходно организованная проза?» Нитс восхищается «великолепным построением, экономностью повествовательных средств, кристально-чистым стилем» романа и отмечает, что «умный пролетарский писатель никогда не фыркнет при виде технических достижений писателя буржуазного».
Но Голду все как с гуся вода. Поручив возможность выступить в осеннем (1930 г.) книжном приложении к журналу «Нью рипаблик», он обрушился на все написанное Уайлдером. Статья называлась «Уайлдер — пророк благопристойного Христа», и изображался в ней Пулитцеровский лауреат как уличный зазывала, рекламирующий буржуазную традицию благопристойности в литературе, призванную скрывать от общества «реальные проблемы». Голд обвинял Торнтона Уайлдера в пропаганде «музея… в противовес подлинной действительности», уподоблял последний его роман «очередному хитроумному отступлению в глубины времени и пространства». «Где в этих маленьких романах нынешние улицы Нью-Йорка, Чикаго и Нового Орлеана?» — вопрошал он автора, чье творчество характеризовал в целом как «синтез литературы для горничных, трактатов для воскресных школ и бульварного благочестия». Заключал он свою диатрибу следующим вызовом: «Пусть мистер Уайлдер напишет книгу о современной Америке. Можно с уверенностью предсказать, что она полностью раскроет его фундаментальную умственную пустоту и искусственность, ныне прикрытые греческой хламидой».
