Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 2
Открыть военные действия против Филиппа довелось консулу Сульпицию Гальбе. Публий Сульпиций не блистал талантами, и в первый, и во второй раз, он получил консульство не за личные доблести, а благодаря стечению обстоятельств и услугам, оказанным первым людям государства. Это был средний представитель римской аристократии, но, как средний римлянин, он мог добротно вести любую войну и добиваться значительных побед. А действовать в Македонии ему было сподручнее, чем кому-либо другому, так как несколько лет назад он возглавлял римскую экспедицию на Балканы и считался знатоком этого региона. Филипп тоже имел некоторый опыт по части римлян. Однако первое столкновение между двумя великими державами сейчас могло расцениваться лишь как разведка; по-настоящему война начиналась только теперь. Поэтому обе стороны при безусловной вере в собственные силы повели дело осторожно. Борьба шла за выгодные позиции, горные проходы, опорные крепости, а самое главное — за союзников. Те и другие стремились расположить к себе греков, иллирийцев, акарнанов, эпиротов и другие народы, на чьей территории велась война, поскольку при скудости урожаев на здешней каменистой почве, успех в снабжении армии определялся помощью местного населения. Пока же большинство жителей стратегически важной зоны колебалось с выбором, взвешивая свои симпатии и антипатии, Сульпиций опасался углубляться во вражескую страну и держался вблизи портовых городов, через которые осуществлялась связь войска с питающими его землями, а Филипп избрал пассивную оборону, дабы не спугнуть союзников какой-либо неудачей.
После первых схваток уважение противников друг к другу еще более возросло. Македоняне дивились выдержке и дисциплине италийцев, планомерности и согласованности всех их предприятий. Даже сам вид вражеского лагеря четкостью рисунка и царящим там порядком приводил в смущение воинов Филиппа, а оружие римлян и образ их действий в сражении, превращавшие столкновение фаланг в жестокую резню накоротке, шокировали македонян, и они содрогались от ужаса, рассматривая после боя трупы соратников, растерзанные короткими обоюдоострыми италийскими мечами. В свою очередь и римляне еще раз убедились в неприступности македонской фаланги и квалифицированности вражеского вождя.
События развивались с переменным успехом. В нескольких эпизодах Сульпиций вынудил ошибиться Филиппа, а в двух-трех случаях уже царь застал противника врасплох. Но и тому, и другому полководцу не хватило таланта и удачи, чтобы одержать решительную победу. В конце концов, римляне оказались упорнее соперника и заставили его отступить. Сульпиций проследовал с войском по окраинам македонских владений, захватил несколько небольших городков и возвратился к своей приморской базе — Аполлонии. Филипп проделал рейд по Греции, уговорами и угрозами пытаясь склонить эллинов к войне против Рима. Особенно напряженная идеологическая борьба развернулась в Навпакте, где проходило общеэтолийское собрание. Туда прибыли послы и от римлян, и от царя.
Этолия была главной надеждой и наибольшим разочарованием Греции последних десятилетий. Совокупность племен, носящих обобщенное название этолийцев, до последнего времени пребывала в состоянии близком к древнему родовому строю, будучи как бы законсервированной горами, отделяющими ее от путей, по которым шагала цивилизация. Поэтому Этолия представляла собою молодую, нравственно здоровую федеративную республику с народным собранием во главе и советом старейшин, избираемым от всех народностей пропорционально их численности и значению, в качестве относительно постоянного руководящего органа. В то время, когда остальная часть Греции согнулась под тяжестью собственных пороков в поклоне македонским владыкам, Этолия, еще мало изъеденная паразитами наживы и прочих видов частной корысти, представляла значительную силу. Ее граждане понимали, что необходимым условием соблюдения индивидуальных интересов является отстаивание интересов государства, а потому по зову долга они собирались из самых отдаленных уголков страны, готовые дать отпор любому врагу. Единство устремлений и сплоченность этолийцев поставили их выше гораздо более культурных и богатых народов Эллады, позволив им играть существенную роль в обуздании македонской агрессии и смягчении ига чужеземного господства. Постепенно вся Греция признала заслуги Этолии, и несмотря на давнее презрение к полудиким малообразованным горцам, в столь просвещенное время все еще жившим в первобытных деревнях, и афиняне, и коринфяне, и беотийцы, и эвбейцы прониклись уважением к этому народу. Особенно возрос авторитет Этолии, когда ее гражданскому войску удалось отразить нашествие галлов и тем самим защитить всю Элладу от варваров куда более свирепых, чем македоняне, смиренные греческой образованностью. С тех пор этоляне возгордились собственным значением и пытались возглавить освободительную борьбу Греции против Македонии, но, увы, они пришли в новый мир со старыми средствами, а потому оказались неспособными справиться с задачей, поставленной им историей. То, что было хорошо в гомеровскую эпоху, шокировало нынешних эллинов. Мораль родового общества, сохраненная этолийцами, создавала наилучшие возможности человеческого взаимодействия внутри государства, но ставила вне законов все внешнее. Будучи людьми в самом человеческом смысле слова среди соплеменников, они обращались в жестоких дикарей за границей своей страны, грабя и терзая соседних эллинов, попирая все нормы международного права. В помыслах этолийцы желали стать добрыми хозяевами всей Греции, но на деле низкий культурный уровень заставлял их видеть во внешнем мире лишь ареал поиска добычи, и за пределами страны они были беспощадными хищниками. Но и это еще не все: с ними в форме шаржа произошло то, что позднее пережили римляне в виде трагедии. Расширив сферу деятельности, этоляне узрели достижения эллинской цивилизации, причем в меру своего интеллектуального уровня обратили внимание не на искусства и науки, а на материальную роскошь быта. В их глазах заискрились отражения блестящих побрякушек богатства, поднимая со дна души муть алчных вожделений. Опьяневшие от жадности вожди стали разменивать политическое могущество и престиж своего народа на знаки материального преуспевания, отдавая им все большее предпочтение в сравнении со славой человеческого уважения. Так, этоляне, еще недавно презиравшие продажность афинян, спартанцев и коринфян, скоро обогнали их в падении и сделались гораздо уязвимее для подкупа, чем даже персидские чиновники. Резкое обогащение наименее честных людей повлекло постепенное упразднение честности во всей общине и стремление к качеству противоположному. Одновременно с вторжением коррупции этоляне приобрели особый аппетит к грабежу. Корысть мгновенно распространилась в их среде подобно чуме, поразившей скученный лагерь недисциплинированного войска. Богатство застало этолийцев врасплох и, обрушившись лавиной, покалечило их нравы. Вот такими людьми, утратившими собственные достоинства и обретшими чужие пороки, застали этолийцев настоящие события.
Помышляя о гегемонии в Греции, этолийский союз пятнадцать лет назад затеял войну с Македонией, но не справился со взятой на себя задачей и обратился за помощью к римлянам. Римляне, занятые войной с Карфагеном, оказывали грекам лишь минимальную поддержку, недостаточную для полной победы. Поэтому этолийцы при первом удобном случае без ведома союзника заключили сепаратный мир с Филиппом. Так что теперь они выступали по отношению к римлянам одновременно и как соратники, и как нарушители договора, а по отношению к царю выглядели и потенциальными врагами и добрыми соседями. С учетом важности этого звена в политической жизни Эллады как римляне, так и Филипп готовы были до поры, до времени закрыть глаза на проступки этолийцев и судить о них, исходя из перспектив на будущее, а не минувших дел. Поэтому соперничество за сильного, хотя и ненадежного союзника сегодня начиналось заново.
Первыми выступали послы царя. Они напомнили собранию, что лишь македоняне и родственные им греки являются цивилизованными людьми, тогда как римляне есть варвары, разнузданные дикари, неспособные ни мыслить, ни чувствовать по-человечески. Вскрыв таким образом природную суть римлян, македоняне сумрачными красками вечернего закатного неба начертали картину римского гнета над Италией и Сицилией, население которых цепенеет от ужаса пред розгами и топорами магистратских ликторов. Далее солирующий в македонском хоре оратор возрыдал конкретно над судьбою Капуи и других, поверженных Римом городов, а в завершение на основе всего сказанного вывел формулу, заключающуюся в том, что римляне — врожденные враги как эллинов, так и почти неотличимых от них македонян.
