Александр Дюма-сын - Дама с камелиями
— Если вы так думаете обо мне, сударыня, мне остается только попросить у вас извинения за свою нескромность и откланяться. Можете быть уверены, что в другой раз я не осмелюсь на это.
Затем поклонился и вышел.
Не успел я закрыть за собой двери, как услышал новый взрыв смеха. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь задел меня в этот момент локтем.
Я вернулся на свое место.
Раздался третий звонок. Эрнест пришел и сел рядом со мной.
— Как вы себя вели! — сказал он, садясь. — Они вас приняли за сумасшедшего.
— Что сказала Маргарита, когда я ушел?
— Она смеялась и уверяла меня, что никогда в жизни не видела такого чудака. Но не нужно придавать серьезное значение этому происшествию. Не оказывайте этим женщинам слишком большой чести — не относитесь к ним серьезно. Им совершенно незнакома вежливость. Знаете, когда собак обливают духами, они начинают кататься по лужам, чтобы заглушить этот запах.
— Что мне за дело до этого? — сказал я, стараясь выдержать безразличный тон. — Я никогда больше не встречусь с этой женщиной, и если она мне нравилась раньше, то мое отношение совершенно изменилось теперь, когда я с ней познакомился.
— Ну, я не сомневаюсь, что увижу вас когда-нибудь в ее ложе и услышу, что вы просаживаете на нее все состояние. Конечно, вы правы, она дурно воспитана, но это завидная любовница.
К счастью, подняли занавес, и мой друг замолчал. Не могу вам сказать, что играли. Помню только, что время от времени я поднимал глаза на ложу, из которой так внезапно ушел, и что все новые и новые посетители сменялись там каждую минуту.
Однако я не мог не думать о Маргарите. Новое чувство овладевало мной. Мне казалось, что я должен заставить себя забыть ее оскорбление и свой позор. Я говорил себе, что потеряю все свое состояние, но буду обладать этой женщиной и по праву займу место, которое я так быстро оставил.
Еще до окончания спектакля Маргарита с подругой покинули ложу. Невольно и я поднялся со своего места.
— Вы уходите? — спросил Эрнест. — Почему?
В это время он заметил, что ложа опустела.
— Идите, идите, — сказал он, — желаю вам успеха.
Я вышел.
Услышав на лестнице шелест платьев и шум голосов, я стал в сторонке и увидел обеих женщин в сопровождении двоих молодых людей.
У выхода к ним подошел маленький грум.
— Скажи кучеру, чтобы он ждал нас около cafe Anglais, — сказала Маргарита, — мы пойдем туда пешком.
Через несколько минут, бродя по бульвару, я увидели в окне большого ресторана Маргариту, она опиралась рукой о подоконник и обрывала один за другим цветки камелий.
Один из молодых людей, наклонившись к ней, что-то шепотом ей говорил.
Я сел в ресторане напротив, в зале первого этажа и не терял из виду интересовавшего меня окна.
В час ночи Маргарита села в коляску вместе со всеми.
Я взял извозчика и поехал за ними следом.
Коляска остановилась у дома № 9.
Маргарита вышла и одна поднялась наверх.
По всей вероятности, это было случайностью, но эта случайность сделала меня счастливым.
С этого дня я часто встречал Маргариту в театре, на Елисейских полях. Она всегда была весела, я — всегда взволнован.
Прошло две недели, но я ее нигде не встречал. Я увиделся с Гастоном и спросил о ней.
— Она очень больна, — ответил он.
— Что с ней?
— У нее больные легкие, и, так как ее образ жизни не может способствовать выздоровлению, она слегла и близка к смерти.
Сердце наше странно устроено: я как будто обрадовался ее болезни.
Каждый день я ходил справляться о ее здоровье, но не расписывался в книге и не посылал карточки. Я узнал таким образом о ее выздоровлении и отъезде в Баньер.
Так прошло много времени. В моей памяти мало-помалу сглаживалось непосредственное впечатление, но воспоминание оставалось. Я путешествовал. Связи, привычки, занятия вытеснили память о той встрече, и когда я вспоминал об этом происшествии, то видел в нем только страсть очень молодого человека, страсть, над которой позже смеются.
В конце концов жизнь одержала победу над воспоминанием; я потерял Маргариту из виду со времени ее отъезда и, как я вам уже рассказывал, когда она прошла мимо меня по коридору «Варьете», не узнал ее. Правда, она была под вуалью, но раньше, два года тому назад, мне не нужно было бы видеть ее лицо, чтобы узнать, я бы почувствовал ее.
Мое сердце все-таки забилось, когда я узнал, что это она, и двух лет, проведенных в разлуке, словно не бывало.
VIII
— Однако, поняв, что я по-прежнему влюблен, — продолжал Арман после небольшой паузы, — я вместе с тем почувствовал себя сильнее, чем раньше, и у меня было желание встретиться с Маргаритой, чтобы показать ей, что я больше не нуждаюсь в ней.
Какими доводами, какими уловками пользуется сердце, чтобы добиться желаемых результатов!
Я не мог дольше оставаться в коридоре, вернулся на свое место в партере и окинул быстрым взглядом всю залу, чтобы найти ее ложу.
Маргарита была в бенуаре совсем одна. Она сильно изменилась, как я вам говорил, и на ее губах я уже не находил больше безразличной улыбки. Она много выстрадала и, видимо, не переставала страдать.
Уже наступил апрель, а она была одета по-зимнему — вся в бархате.
Я смотрел на нее так упорно, что мой взгляд привлек ее внимание.
Она смотрела на меня несколько секунд, потом взяла лорнет, чтобы лучше разглядеть, и, должно быть, узнала, но не могла точно вспомнить, кто я. Когда она отложила лорнет, по ее губам скользнула улыбка, приветливая улыбка женщины в ответ на поклон, которого она как бы ждала от меня, но я не ответил на ее улыбку. Я хотел иметь над ней превосходство и забыть в тот момент, когда она вспомнила, кто я.
Ей показалось, что она ошиблась, и она отвернулась.
Подняли занавес.
Я часто видел Маргариту в театре, но никогда она не интересовалась тем, что играли.
Что касается меня, то спектакль меня тоже очень мало занимал и я все время следил за ней, стараясь чтобы она этого не замечала.
Я видел, что она обменялась взглядом с женщиной, занимавшей ложу напротив, я посмотрел на эту лож и узнал в ней свою хорошую знакомую. Раньше она была на .содержании, потом поступила на сцену, но не имела успеха. Теперь, рассчитывая на свои связи с парижскими кокотками, занялась коммерцией и открыла модную мастерскую.
Я решил с ее помощью встретиться с Маргаритой. Воспользовавшись моментом, когда она посмотрела в мою сторону, я приветствовал ее жестом и взглядом.
То, чего я ожидал, случилось: она меня позвала в свою ложу.
Прюданс Дювернуа была толстой сорокалетней женщиной, с ней не нужно было церемониться, чтобы узнать все, что захочешь.
Я дождался, когда она снова стала переглядываться с Маргаритой, и спросил ее:
— На кого это вы так смотрите?
— На Маргариту Готье.
— Вы ее знаете?
— Да, я делаю ей шляпы, и она живет рядом co мной.
— Вы живете на улице д'Антэн?
— В седьмом номере. Окно ее уборной находится напротив моего.
— Говорят, она мила.
— Вы с ней не знакомы?
— Нет, но мне бы очень хотелось с ней познакомиться.
— Хотите, я позову ее к нам в ложу?
— Нет, я предпочитаю, чтобы вы меня представили ей.
— У нее?
— Да.
— Это труднее.
— Почему?
— Потому, что ей покровительствует очень ревнивый старый герцог.
— «Покровительствует»! Это мило.
— Да, покровительствует, — сказала Прюданс. — Бедный старик, должно быть, не сумел стать ее любовником.
Прюданс рассказала мне, как Маргарита познакомилась с герцогом в Баньере.
— Поэтому она одна здесь? — продолжал я.
— Конечно.
— Но кто ее проводит?
— Он.
— Он приедет за ней?
— Сию минуту.
— А кто вас проводит?
— Никто.
— Предлагаю вам свои услуги.
— Но вы не один.
— Располагайте нами обоими.
— Кто ваш друг?
— Очень милый и умный малый, он будет весьма рад познакомиться с вами.
— Хорошо, согласна, по окончании спектакля мы уедем вместе.
— Отлично, я только предупрежу своего приятеля.
— Идите.
— Посмотрите, — сказала Прюданс, когда я выходил из ложи, — вот герцог входит в ложу Маргариты.
Я взглянул. Действительно, позади молодой женщины уселся семидесятилетний старик и подал ей мешочек с конфетами, которые она сейчас же начала с улыбкой доставать, потом она положила его на барьер ложи и сделала Прюданс знак глазами, казалось говоривший: «Не хотите ли?»
— Нет, — ответила Прюданс.
Маргарита опять взяла мешочек, повернулась к герцогу и начала болтать с ним.
Смешно рассказывать все эти подробности, но все, что касается этой женщины, так свежо в моей памяти, что я не могу не рассказать об этом.
Я пошел предупредить Гастона о том, что решил за него и за себя. Он согласился.
Мы оставили свои, места и отправились в ложу мадам Дювернуа.
Едва мы открыли дверь из партера, как должны были остановиться и пропустить выходивших Маргариту и герцога.
