Филиппа Грегори - Хозяйка Дома Риверсов
– Нет, разумеется, нет!
– Ты хоть раз в жизни что-нибудь украла? Хотя бы жалкий гостинец. Хотя бы грош из чужого кармана.
– Нет, конечно.
– Ты когда-либо желала мужчину?
– Нет! – воскликнула я.
– А ты когда-нибудь предсказывала будущее – любым способом?
Тут я заколебалась. Я вспомнила Жанну, и карту с «Повешенным», и колесо Фортуны, которое в итоге сбросило ее в самый низ, и то волшебное пение, которое разливалось в воздухе над башнями замка ночью, когда умерла демуазель де Люксембург…
– Мне кажется, я пробовала. Я, правда, не совсем уверена… Иногда что-то видится мне, хотя я не прилагаю никаких специальных усилий, не пытаюсь ничего узнать об этом.
– Ну, а единорога ты могла бы подманить?
Не удержавшись, я нервно хихикнула.
– Милорд, это же просто такое выражение! Это же просто картинка, вытканная на гобелене![22] Понятия не имею, что для этого нужно…
– Говорят, единственный способ поймать единорога – это отправить в лес девственницу и оставить ее там одну. И это должна быть девушка, которой еще не касалась рука ни одного мужчины. Тогда единорог сам выйдет из чащи, приблизится к девушке и положит голову ей на колени.
Я лишь плечами пожала.
– Мне известно, что так говорят, но сама я ничего о единорогах не знаю, милорд. Не знаю даже, существуют ли они на самом деле.
– Это неважно. Так или иначе, но как девственница ты представляешь для меня величайшую ценность. Как девственница, как дочь Мелюзины, как наследница ее дара. Как юная супруга ты была бы для меня радостью, удовольствием, но не более того. Я женился на тебе, имея в виду куда более далекие и важные цели. Мне мало, если ты всего лишь будешь покорно ложиться на спину, дабы я мог удовлетворить свои мужские потребности. Теперь тебе ясно?
– Не совсем.
– Не страшно. Итак: мне нужна молодая женщина, вернее, чистая девственница, которая бы выполняла все мои требования, телом и душой принадлежала бы мне настолько, насколько мог бы принадлежать раб, которого выкупили с турецких галер. Надеюсь, все это я обрету в тебе. Позже ты сама поймешь, чего конкретно я хочу от тебя, и, полагаю, сама станешь с интересом выполнять мои просьбы и поручения. И обещаю тебе: ты ни в коем случае никогда не испытаешь ни страданий, ни страха. – Герцог встал, вынул из ножен, висевших у него на поясе, кинжал и добавил: – А теперь нам нужно испачкать простыни кровью. И если кто-то поинтересуется, как прошла твоя первая ночь со мной – допустим, твои родители, – ты ответишь, что я был довольно тяжел, тебе было немножко больно и ты надеешься, что мы сумели зачать ребенка. Но главное: ни слова о той жизни, которая нам с тобой предстоит. Пусть все считают, что ты самая обычная женщина и я только лишил тебя девственности.
Он взял кинжал и, не издав ни звука, полоснул им себе по левому запястью; из раны выступила кровь. Откинув покрывала и не обращая внимания на меня, старательно поджимавшую под себя голые ноги, герцог вытянул руку над постелью, и несколько крупных капель крови упали на простыню. Я наблюдала, как расплывается красное пятно, и мне было ужасно стыдно. «Боже мой, – думала я, – с какой лжи, замешенной на крови моего мужа, начинается наш брак!»
– Сойдет, – заключил герцог. – Когда твоя мать это увидит, она должна поверить, что я овладел тобой. Ты помнишь, что нужно говорить?
– Что мне было тяжело и немножко больно, но я надеюсь, что мы сумели зачать ребенка, – послушно повторила я.
– То, что я собираюсь и впредь сохранить твою девственность, будет нашей с тобой тайной. – Его тон вдруг стал очень серьезным, почти угрожающим. – Не забывай об этом. В качестве моей жены ты, конечно, будешь знать все мои тайны; это первая из них и одна из самых важных. Занятия алхимией, попытки предвидеть будущее, твоя чистота и непорочность – все эти секреты ты должна свято хранить, если не хочешь опорочить и собственное честное имя. Не доверяй их никому! Теперь ты тоже принадлежишь Дому английских королей, это принесет тебе и знатность, и богатство, но и цену за это придется уплатить немалую. Впрочем, за всякое удовольствие приходится платить свою цену.
Я кивнула, не сводя глаз с его смуглого лица.
А он, поднявшись с постели, ловко отсек кинжалом кусок нижней льняной простыни, даже не задумавшись о том, что портит такую дорогую вещь, и молча протянул мне лоскут. И я, тоже молча, перевязала ему рану на запястье.
– Ты очаровательная девушка, – сказал он. – Увидимся за завтраком.
И, надев сапоги, вышел из спальни.
Париж, Франция, май 1433 года
Мы путешествовали с огромным эскортом, как и подобает правителю Франции, особенно такому, который захватил и удерживает эти земли силой. Впереди шел большой вооруженный отряд под командованием того самого голубоглазого оруженосца. Следовавшие в авангарде должны были убедиться, что путь впереди безопасен. Затем, выждав, когда уляжется пыль на дороге, трогались уже мы – я и мой муж герцог; я тряслась на седельной подушке позади дородного воина в доспехах, вынужденная обеими руками держаться за его пояс. Супруг мой на своем боевом жеребце находился неподалеку, словно желая составить мне компанию, однако за все время почти не проронил ни слова.
– Мне бы очень хотелось ехать самостоятельно, на своей собственной лошади! – воскликнула я.
Он взглянул на меня так, словно давно позабыл о моем существовании, и заметил:
– Не сегодня. Сегодня у нас тяжелый день, слишком большое расстояние придется пройти, а если по дороге возникнут неприятности, так еще и мчать галопом. Не можем же мы двигаться с той скоростью, с какой обычно ездят дамы. Или девушки.
Я ничего не смогла ему возразить, поскольку это была чистая правда: я действительно не так уж хорошо держалась в седле. Помолчав, я попыталась снова завести разговор:
– А почему сегодня нам предстоит такой долгий путь, милорд?
Он ответил не сразу, словно размышляя, стоит ли вообще отвечать мне.
– Потому что мы направляемся не в Париж, а на север, в Кале.
– Простите, милорд, но я была уверена, что мы едем в Париж. А почему мы едем в Кале?
Герцог вздохнул, словно два вопроса подряд – это уже чересчур.
– В гарнизоне Кале подняли мятеж. И это солдаты, нанятые на службу мной, воевавшие под моим началом! Глупцы чертовы! Я заезжал туда по дороге к тебе. Повесил зачинщиков. А теперь надо снова туда вернуться и убедиться, что остальные хорошо усвоили преподанный им урок.
– Вы повесили людей по пути на нашу свадьбу?
Мой муж уперся в меня мрачным тяжелым взглядом.
– Отчего же нет?
Объяснить, отчего нет, я действительно не могла, но мне это казалось совершенно отвратительным. Я поморщилась и опустила голову. Он усмехнулся и добавил:
– Для тебя самой лучше, если в этом гарнизоне будет полный порядок. Кале – наша самая надежная опора. Все английские владения в Северной Франции были получены благодаря тому, что мы удерживали Кале.
Дальше мы ехали молча. Даже на привалах герцог почти не общался со мной, разве что в середине дня, когда мы остановились перекусить, поинтересовался, не слишком ли я устала; я сказала «нет», а он сам позаботился, чтобы меня хорошо и вкусно накормили, потом сам подсадил меня на седельную подушку, и мы тронулись дальше. Опять же в тишине. Через некоторое время к нам прискакал голубоглазый оруженосец герцога, командовавший авангардом; он склонился передо мной в низком поклоне, изящно взмахнул шляпой и стал что-то быстро и непонятно докладывать моему супругу, после чего снова умчался, а мы, прибавив скорости, двинулись вперед.
Уже спустились сумерки, когда впереди возникли могучие высоченные стены крепости Кале, возвышавшиеся над прибрежной равниной, затянутой туманом. Всю землю вокруг пронизывала сеть пересекающихся каналов и канав, отделенных друг от друга небольшими воротцами; над каналами клубился густой туман. Оруженосец герцога снова появился рядом с нами, когда флаг на самой высокой башне чуть приспустили в знак того, что нас приглашают в крепость. Огромные крепостные ворота распахнулись, и оруженосец, разворачивая коня, весело произнес:
– Ну вот, мы почти дома.
– Это не мой дом, – отрезала я.
– О, скоро будет вашим, – возразил он. – Это одна из величайших крепостей, и она принадлежит вам.
– И там в самом разгаре мятеж?
Он покачал головой.
– С мятежом покончено. Просто солдатам гарнизона несколько месяцев не давали жалованье, вот они и решили отнять у купцов Кале шерсть, то есть попросту украсть ее из амбаров, а потом заставили купцов платить за нее выкуп. Сейчас милорд Бедфорд вернет купцам деньги, и дело с концом. – Оруженосец усмехнулся, увидев мое озадаченное лицо. – Да что вы, миледи, это же сущие пустяки! Если бы солдатам вовремя заплатили, такого никогда бы не случилось.
– Но почему же в таком случае милорд Бедфорд кого-то казнил?
