А. Сахаров (редактор) - Павел I
– Никто, кажется, кроме вашего лакея… Славный старик ваш Василий…
– Ах, да, хороший старичок, хоть немного плохоголов.
Пален уселся в кресло около дивана, поднял лежавшую ковре маску наследника и положил её на стол.
– Зачем вы утруждаетесь? Благодарствуйте… Хороши вы в домино, граф, совсем молодой человек. Очень вам идёт.
– Да я и веду себя, как малолетний, ваше высочество, – весело сказал Пален. – Вообразите, только что строил куры госпоже Шевалье.
– О-о!..
– И правда, истая волшебница. Люди, имеющие сколько-нибудь крови в жилах, не могут, видя её, не испытать амурного волненья, – сказал Пален, впрочем, для амурного волненья довольно равнодушным тоном. – Изящнейшая эта ваша комната… Ведь оттуда ничего не слышно? – помолчав, добавил он невзначай.
– Очень славная комната, – точно не разобрав вопроса, сказал Александр. – А моя жена наверху, на бале…
– Да… Прекрасный маскерад.
– Исключая скуки…
– В ваши годы наскучить балами, ваше высочество! Вот чего мы не знали. Ах, как я был счастлив в больших обществах, когда был молод. И танцевал я до упаду.
– Неужели? В Риге?
– Нет, нет. Ведь юность моя прошла в Петербурге… Когда ваш покойный дед отрёкся от престола, я служил в конном полку.
– Вот как, я не знал, – сказал Александр, внимательно расправляя золотую кисть подушки. Тёмно-голубые, не очень большие глаза его полузакрылись. Морщинки появились меж странно-белых бровей.
– Видел, видел, как тогда всё сделалось, – пояснил, улыбаясь, Пален.
– Позвольте, сколько ж вам было лет? Лет семнадцать?
– Да, не более того… Поэтому я и не участвовал в деле, но видел и помню всё, как ежели бы вчера было. Решительные были люди…
Александр не поддержал разговора.
– Вот ведь и т о г д а многие находили, что безысходно погибла Россия. И что же вышло? Вышло блистательное царствование… Россия не погибнет, пока будут у неё достойные граждане.
– Надеюсь, всегда будут, граф. И даже уверен, что будут…
– С высоты престола подаётся пример гражданам, ваше высочество. Это зависит и от вас.
– Дай Бог, дай Бог!
– Мудрая наша поговорка, ваше высочество, указывает: на Бога надейся, а сам не плошай.
– А я, чем более живу, тем яснее вижу, что мы, человеки, бессильны, а во всём воля Божия.
– Это весьма справедливо, ваше высочество, – сказал Пален. – Но в иных обстоятельствах жизни приходится нам делать дела решительные, во всём на себя полагаясь. – Он помолчал. – Если б так думала покойная бабка ваша и Алексей Григорьевич Орлов, то Россия, верно, теперь была бы провинцией прусского короля, которым был покровительствуем почивший дед ваш.
– Да, конечно, может быть, вы и правы.
– А вот, ваше высочество, – сказал, невесело улыбаясь, Пален, – очень мне п о – п р е ж н е м у любопытно знать, как, по-вашему, я прав: к о н е ч н о или только м о ж е т б ы т ь?
– Этого я что-то не пойму, граф.
– Я скажу яснее, ваше высочество… Мы ведь не раз говорили… Говорю снова с достоверностью: скоро вам надлежит взойти на российский престол.
– Я от в а с действительно это слышал, граф. Но напомню вам, я всегда в самом начале отвечал, что своего долга сына и верноподданного забыть не могу.
– Вы действительно всегда отвечали это в с а м о м н а ч а л е, ваше высочество, – сказал Пален и нахмурился. – А я вам говорю: забудьте, ежели так, долг сына и верноподданного, ваше высочество, перед первейшим священнейшим долгом гражданина.
Александр молчал. На лице его выразилось волнение. Пален знал, что великий князь всегда волнуется при этом доводе. «Или притворяется? Может, и то и другое?..»
– И вид, однако, у вашего высочества, истинно краше в гроб кладут, – со вздохом сказал как будто некстати Пален: он чувствовал, что это замечание должно быть приятно великому князю. Впрочем, лицо у Александра Павловича было действительно бледное и измученное.
– Странно было бы, ежели б не так было, Пётр Алексеевич.
– Вам надлежит сделать над собою усилие. Сделайте это для России, ваше высочество… Помните, как вы ей нужны. Подумайте, что вы скоро будете царём.
– Ах, полноте!.
– Через месяц, ваше высочество.
Александр быстро на него взглянул:
– Почему через месяц?
– Может, и раньше. Но едва ли позднее.
– Я не хочу вас слушать, граф, – строго сказал наследник, качая отрицательно головой и совсем закрыв глаза.
– Да что же, ваше высочество, мы говорим без свидетелей, – сказал Пален, не сдержав раздражения (лицо Александра чуть дёрнулось), – и ведь не расписок же мы у вас просим. – Он спохватился. – Мы льстились заслужить ваше доверие. Я только хотел заметить вашему высочеству, ежели вы говорите о сыновнем долге: должно вам спасти жизнь государю.
– Как? – встрепенувшись, сказал Александр. Он оторвался от спинки дивана и весь наклонился вперёд.
– Почём вы знаете, что на жизнь государя императора не готовится покушение? Да, покушение… За несчётные обиды, за непристойную брань, за поносные поступки, за всё, ваше высочество. Думаете ли вы, что всё себе можно позволить над русскими людьми? – с силой сказал он. – Почём вы знаете, что один из тех офицеров, которых он приказал бить палками, не заколет его кинжалом хоть нынче на маскераде? Или у полковника Грузинова, засечённого насмерть по его велению, не осталось ни родных, ни друзей?
– Боже мой! – слабо вскрикнул Александр, закрывая лицо руками.
«Может быть, и вправду поражён?» – спросил себя Пален.
– Ваше высочество, – сказал он проникновенно. – Вы должны спасти от ужасной участи вашего отца… И н е е г о о д н о г о: разные разговоры идут в гвардии, ваше высочество. Люди доведены до отчаяния. Дошло до того, что вспоминают ужасный пример Франции. Вы не только отца, вы Россию, быть может, спасёте. Дайте нам согласие, и дело будет сделано. Ни один волос не упадёт с головы вашего отца… Поверьте, и ему будет слаще жить, не делая зла, в каком-либо загородном дворце вдали от треволнений царствования. Подумайте о спасении души отца вашего. На ней много, очень много грехов, ваше высочество.
– Ах, Пётр Алексеевич, – сказал с жаром Александр. – Если б это случилось, я окружил бы всем почётом, всеми возможными радостями жизнь моего отца, я превратил бы её в вечный праздник отрады. Не один загородный дворец, все мои дворцы («мои», – отметил мысленно Пален) были бы в его распоряжении. Я устроил бы ему театр, я поселил бы с ним Гагарину… Да мы все ездили бы к нему в гости…
– Истинно так, ваше высочество. И государь будет счастлив, гораздо счастливее, нежели теперь, творя ужасы и от них же первый страдая.
– Ах, граф, – с ещё большим жаром сказал Александр, хватая Палена за руки. – Вы один имеете влияние на отца. Убедите его добровольно отречься от престола, и отечество благословит ваше имя…
«Он что ж, или почитает меня за дурака?» – удивлённо подумал Пален, пожимая красивые слабые руки великого князя.
– Да ведь как сказать, ваше высочество? – начал он. – Мы и хотим убедить государя императора отречься добровольно… Вся задача, как того достигнуть. Да, конечно, я имею на него влияние и слава Богу: истинно вам говорю, ваше высочество, – вставил он, опустив глаза, особенно подчёркнутым значительным тоном, – истинно вам говорю, ежели б не я, Бог знает, какое зло ещё не свалилось бы на Россию, на царскую семью, н а в а с. Хоть и без всякой приятности, а скажу это вашему высочеству: всё возможно в деспотической стране, и времена царевича Алексея ещё, быть может, не миновали в России. – Он мельком взглянул на Александра и продолжал: – Да, я имею влияние на государя императора. Мы и надеемся убедить его добровольно отречься в вашу пользу. Но боюсь, не будет ли нерасчётливо следовать вами указанному. Сейчас дела наши в порядочном состоянии, но как бы не взяли тогда оборот неблагоприятный? Вы знаете нрав его величества… Ну, ежели я, например, завтра скажу ему в докладе: отрекитесь, государь, – будет ли толк, ваше высочество? Нет, ничего не будет, – разве лишь моя голова слетит с плеч… Впрочем, разрешите от имени вашего высочества предложить сию вашу мысль на обсуждение в тесном кругу Посмотрим, что скажут другие.
– Нет, ради Бога, от моего имени ничего не предлагайте на обсуждение. Я только вам говорю.
– Я за лестнейший долг почёл бы сделать вам угодное. Но соучастники н а ш и, верно, отвергнут сию попытку… А может, признают, ежели её делать, то не кому иному, как вашему высочеству Хоть времена царевича Алексея и не миновали, а всё же законный наследник трона может более уповать на снисхождение царя, нежели всякий из нас.
– Нельзя мне говорить в свою пользу: ведь я на престол взошёл бы, а вы не имеете в деле интереса.
«Вот как», – опять отметил в уме Пален.
– Мы все имеем интерес, – сказал он, – и о каждом такое же скажут. Ваше высочество в разговорах со мною и с графом Паниным не скрывали от нас намерения по вступлении на престол, уважая своими и нашими мыслями, ограничить произвол самовластья.
