Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

— Фаустина, что с тобой? Тебе нездоровится? — Арианна осторожно усадила девушку.

— Немного болит живот, не беспокойтесь, синьора.

— Велю позвать врача…

— Нет, не надо, сейчас все пройдет. Прошу вас, синьора, не беспокойтесь. В последние дни меня часто тошнит…

— Ждешь ребенка? — обрадовалась Арианна.

— Да, — улыбнулась Фаустина, — знали бы вы, как счастлив муж, наверное потому, что это у нас первый ребенок.

Арианна вышла на террасу. Марио медленно поднялся навстречу жене, неотрывно глядя на нее. Вито тоже встал. Она протянула ему руку.

— Вы очаровательны, дорогая, — сказал Вито, с поклоном целуя ее руку.

— Еще бы! Это ведь моя женщина! — воскликнул Марио, привлекая ее к себе.

— Да, женщина для вас подходящая, маркиз. Теперь понимаю причину вашей прежней нервозности.

Она взглянула на Марио, и он улыбнулся ей. В этой улыбке, подумал Вито, отразилась вся его душа, полная счастья жизни. Он рад за него, за своего друга. И вслух произнес:

— Оставлю вас, пойду передохну немного.

— Марио заставил вас работать, вы даже не отдыхали после обеда, — посочувствовала она.

— Я люблю работать с Марио. — Вито собрал бумаги и удалился.

— Есть письма, — сказал Марио. — Только что получены. Два из них тебе. Одно от Серпьери, а другое от кого-то, чей почерк мне незнаком.

Марио протянул конверт.

— Марко! — обрадовалась Арианна. — Это же мой сын пишет! — и сорвав печать, развернула листок.

Марио наблюдал, как она, волнуясь, читала письмо. Лицо ее было исполнено нежности, при мысли о сыне легкая, светлая улыбка не сходила с ее губ. Она была бы прекрасной матерью и для его, Марио, детей. Арианна подняла на возлюбленного глаза.

— Марко очень рад за нас и благодарит тебя за великолепный подарок, который ты послал ему.

— Я так счастлив с тобой, что готов подарить твоему сыну половину своего состояния. Что еще он пишет? Приедет навестить нас?

Она протянула ему листок и налила чашку чая.

— Мне очень нравится твой сын, очень, — сказал Марио, складывая письмо. — Устроим ему большой праздник, когда приедет сюда. Он освоится с морем, научим управлять парусной лодкой, это все будет для него ново, — Марио отпил чаю и сжал ее руку. — Сегодня ты должна быть довольна мною — я дал тебе вволю поспать, — и с легкой иронией добавил: — Видишь, я посчитался с тобой — оставил тебя в покое. — Она улыбнулась, и Марио прибавил: — Но я все равно люблю тебя!

Марио заметил на шее Арианны тоненькую цепочку. Она напоминала ему о том, какое он испытывал волнение, целуя эту шею, как обнимала она его, лежа в его объятиях, и как отдавалась ему. Он прикоснулся к цепочке. Арианна вздрогнула, взяла его руку и прижала ладонь к своим губам.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Ей хотелось беспрестанно повторять эти слова. И она радовалась, что Марио тоже очень часто говорит ей о любви. Особенно по утрам, едва проснувшись, с восхищением рассматривая ее.

— Как ты чудесна. — восторгался он. — как счастлив я, что ты всегда рядом, как я люблю тебя!

Джулио тоже любил ее и также восхвалял ее красоту, но тогда она была менее уверена в себе. Марио же мог обнять ее за талию где-нибудь в обществе, способен шептать ей о любви даже на мессе в церкви. И она улыбалась, иной раз даже немного стыдилась.

Марио вдруг поднялся и отодвинул стул. Обхватив жену за талию, приподнял ее.

— Идем, — шепнул он, — поспешим в нашу спальню. Хочу рассказать тебе одну сказку.

— Не-е-е-т, я только что оделась…

— Но я и не собираюсь раздевать тебя. Бога ради, и в мыслях не было!

Арианна рассмеялась. Обнявшись, они прошли в комнату. Фаустина убирала кровать. Одного взгляда хозяйки было достаточно, чтобы девушка поняла, что ей нужно удалиться.

Когда дверь закрылась, Арианна подняла лицо, и губы Марио приблизились к ее губам. Ей показалось, она утопает в море ощущений, какие вызывали у нее его губы, язык, руки! С каждым разом, когда они сливались воедино, наслаждение, которое она испытывала, возрастало.

С первого же дня, едва Марио приехал сюда, в ее дом у Фиалкового грота, они без конца занимались любовью. Она, столько лет прожившая в одиночестве, не привыкла к такому ритму и была ошеломлена. С Джулио все было иначе, они не так часто сближались. А с Марио она чувствовала себя свободно, раскованно, с ним ощущала безмерную близость. Не осталось такого места на их телах, которое не было бы обследовано, исцеловано, обласкано. Марио легко подвел ее к тому, чего хотелось ему, к своим желаниям, к своему ритму. И она быстро освоилась со всеми его привычками.

Они опустились на кровать и принялись раздевать друг друга, чередуя расстегивание пуговиц или снимание одежды долгими поцелуями. Марио обнял ее лицо ладонями и целовал в глаза, нос, губы, а потом стал расстегивать шелковый лиф. Платье соскользнуло с ее плеч, обнажив круглые, полные груди. Марио, наклонившись, поцеловал их и уложил Арианну на спину. Она смотрела на него, пока он снимал подвязки и медленно стягивал чулки. Потом он склонился к ней и принялся не спеша целовать ее ступни, ноги, бедра, лоно. Она закрыла лицо ладонями. Марио нежно отвел ее руки. Ее лицо еще никогда не было так прекрасно.

— Любовь моя, пусть такое блаженство длится вечно, жизнь моя…

Они лежали недвижно, обнявшись, словно не могли оторваться друг от друга. Марио покрывал ее лицо легкими поцелуями, ласкал шею, она с наслаждением нежилась в его объятиях.

Марио изумляла ее женственность. Она была необыкновенно изящна и грациозна. Он не мог не сравнивать ее с другими женщинами, которых знал. С Элеонорой, например. Та была особой активной, предприимчивой, быстро угадывала все его желания. Арианна оказалась застенчивой, нежной, уступчивой. Она никогда не брала на себя инициативу. Более того, каждый раз немного краснела, застенчиво смеялась. И Марио ухаживал за ней, поддразнивал, иногда ласково смеялся над нею. Но постепенно она позволяла увлечь себя эротической игрой и тогда уже целиком включалась в нее с такой силой, какой он не встречал ни у одной из женщин, какими обладал. Их слияние было столь напряженным, столь глубоким, а оргазм столь судорожным, что Марио порой даже пугался, видя, как во власти пламенного экстаза это дивное создание бледнеет, словно обескровленное.

Арианна целовала его в шею влажными губами.

— Иди сюда, — позвал он. — Давай еще раз.

— Нет, — засмеялась она и, высвободившись из его рук, медленно соскользнула на ковер. — Ты неисправим и неутомим, — сказала она и, продолжая смеяться, уселась перед зеркалом.

Очень удобное место, думал Марио, заложив руки за голову. Отраженная в зеркале, она видна сразу и спереди, и сзади.

Арианна принялась расчесывать волосы, и Марио, наблюдая ее неторопливые движения, спрашивал себя, любил ли он ее и прежде или полюбил по-настоящему только теперь, в тот день, когда пришел сюда и она бросилась в его объятия.

Он мог с легкостью ответить: «И прежде любил!» Он постоянно думал о ней с того самого момента, когда впервые увидел на Анжуйской башне.

Но он так же уверенно мог сказать и другое — его любовь полностью расцвела только сейчас.

— А ты действительно любишь меня с тех пор, когда Аппиани писал наши портреты и мы искали гнезда чаек? — не раз спрашивал Марио.

Ответь она «нет», он мог бы подумать, что все годы, проведенные врозь, прошли словно во сне и были вообще вычеркнуты из жизни. Но мыслимо ли существовать с такой пропастью в душе? Возможно ли отправить шестнадцать лет жизни в никуда? Это все равно что начисто потерять память и забыть, кто он такой и кто есть кто. Но она отвечала:

— Я любила тебя уже тогда и даже раньше, чем мы встретились.

И то мрачное время имело, выходит, свой смысл: оба они сейчас вновь обретали друг друга.

Они долгие часы проводили в разговорах, рассказывая друг другу события своей жизни, делясь воспоминаниями и стремясь отыскать даже в самых странных и давних мелочах какую-нибудь примету, хоть слабенький лучик, какой-то след той не умиравшей, хотя и скрытой любви. И всегда находили такие приметы.