Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
– Къ несчастію, ты права, – сказала Флора небрежнымъ тономъ.
– И по этой причинѣ я буду всегда защищать его и гдѣ только можно разбивать твои интриги, – докончила Генріэтта задыхающимся голосомъ отъ внутренняго волненія.
Сострадательный взглядъ, который Флора обратила на больную сестру, выражалъ ядовитую насмѣшку и казалось въ эту минуту въ головѣ ея блеснула еще новая мысль.
Подойдя къ Генріэттѣ, она положила правую руку ей на плечо, притянула ее къ себѣ и съ сардоническою улыбкою сказала ей на ухо: – Такъ осчастливь его сама, дорогая моя! Могу тебя увѣрить, что не стану препятствовать этому.
До какого нахальства способна дойти избалованная и тщеславная женщина! Кети стояла довольно близко и невольно слышала шопотъ сестры, причемъ глаза ея вспыхнули негодованіемъ.
Флора поймала этотъ взглядъ.
– Смотри, какіе глаза можетъ дѣлать эта барышня! Неужели ты не понимаешь шутки, Кети? – спросила она немного смутившись. – Я не сдѣлаю зла твоей питомицы, хотя имѣла-бы право выбранить Генріэтту за ея злостныя выходки. Эти двѣ особы – она указала на совѣтника и на сестру, – воображаютъ себя вправѣ слѣдить за моими поступками, а ты, едва успѣвшая выйти изъ пансіона и не имѣющая еще самостоятельныхъ идей, тоже берешь ихъ сторону и вооружаешься противъ меня. Неужели ты думаешь, что имѣешь понятіе о твоей сестрѣ Флорѣ? – Она весело засмѣялась и протянула руку къ молодому орѣшніку, изъ за вѣтокъ котораго внезапно вспорхнулъ голубь и быстро взвился къ блестящему небу. – Видишь, дитя мое, еще минуту тому назадъ сидѣла эта птичка на вѣткѣ возлѣ своихъ подругъ, а теперь ея расширенныя крылья мечутъ серебристыя искры и тамъ въ голубой высотѣ она составляетъ самостоятельное, гордое явленіе. Можетъ быть ты поймешь, съ кѣмъ я хочу сравнить эту птичку. – Поди сюда, Морицъ, – обратилась она къ своему зятю, – кажется за этимъ лѣскомъ лежитъ новое пріобрѣтеніе Брука, – посмотри какой тамъ сильный дымъ за деревьями.
– Очень понятно, потому что тамъ затоплены печи, – отвѣчалъ совѣтникъ, – тетушка Діаконусъ перебралась туда со вчерашняго дня.
– Какъ! въ эту грязную хижину?
– Да, ее не подновляли, – впрочемъ мельникъ былъ такимъ хорошимъ хозяиномъ, что строеніе еще очень прочно; въ домѣ цѣлы всѣ гвоздики, и ни одинъ кирпичъ не вывалился.
– Ну и Богъ съ ними! Въ сущности дѣло вовсе не такъ плохо. Старая, допотопная мебель тетушки и портретъ покойнаго Діаконусъ отлично гармонируютъ съ грязными стѣнами. Для банокъ съ вареньями и соленьями также будетъ мѣста довольно, а вода для стирки и мытья течетъ почти рядомъ съ домомъ.
Флора нервно вздрогнула и приподняла платье, какъ будто почувствовала себя на только что вымытомъ полу. – Не мѣшаетъ, однако, запереть дверь, – сказала она входя въ комнату, – вѣтеръ гонитъ прямо къ намъ весь этотъ дымъ и чадъ. Право, я думаю эта почтенная старушка печетъ свои неизбѣжные блины. Прежде чѣмъ устроиться въ квартирѣ, ей необходимо занятъся печеньемъ и вареньемъ. – Съ этими словами Флора плотно затворила обѣ половинки двери.
Между тѣмъ Генріэтта тихо вышла изъ комнаты. Насмѣшки сестры силъно на нее подѣйствовали, съ тѣхъ поръ она упорно молчала и уединилась на самый верхъ башни, гдѣ голуби и сороки вили себѣ гнѣзда.
Кети взяла свой зонтикъ, но не пошла за больною, она знала что сестра любитъ быть одна, когда удаляется отъ окружающаго ее общества, но съ другой стороны она не въ состояніи была оставаться въ комнатѣ, гдѣ чувствовала присутствіе властолюбивой и капризной сестры, и потому рѣшилась пройти на мельницу и навѣстить Сусанну.
– Ну ступай на свою мельницу, – вскричалъ совѣтникъ, тщетно стараясь удержать ее, – но прежде взгляни сюда! – Онъ прижалъ вдѣланную въ стѣну пружину, и въ глубокой стѣнной нишѣ показался новый денежный шкафъ. – Онъ принадлежитъ тебѣ, здѣсь всѣ твои богатства; всѣ деньги, вырученныя изъ продажи имущества твоего дѣда, лежатъ здѣсь, превращенныя въ цѣнныя бумаги. Эти бумаги денно и ночно работаютъ для тебя, они пригягиваютъ огромныя денежныя суммы въ этотъ скромный уголокъ… Мельникъ не терялъ золотаго времени, – это видно изъ его духовнаго завѣщанія, но онъ вѣрно не подозрѣвалъ, какъ быстро наростетъ оставленное имъ наслѣдство.
– Такимъ образомъ ты имѣешь надежду сдѣлаться первою партіею во всей странѣ, Кети, – и можешь какъ въ волшебныхъ сказкахъ для свадебнаго пира вымостить полъ блестящими талерами, – воскликнула Флора, снова садясь на диванъ и взявъ въ руки какую то книгу. – А все таки жаль твоихъ денегъ! Не сердись на меня, дитя мое, но ты не получила того нравственнаго развитія, и не съумѣешь распорядиться такимъ богатствомъ.
– Это мы еще увидимъ, – засмѣялась Кети. – Теперь конечно, я не имѣю права самостоятельно распорядиться ни однимъ талеромъ, но я очень бы желала хоть на одинъ день сдѣлаться полновластной хозяйкой мельницы.
– Развѣ она не содержится въ твоемъ вкусѣ и не нравится тебѣ?
– Моя мельница мнѣ одинаково дорога, какъ и моя молодая жизнъ, Морицъ, но я вчера гуляла тамъ въ саду – онъ такъ обширенъ, что Францъ за недостаткомъ времени и рабочихъ рукъ не въ состояніи обработывать ту часть, которая лежитъ ближе къ большой дорогѣ. Онъ хочетъ предложить тебѣ продать этотъ клочекъ земли и говоритъ, что за него дадутъ хорошія деньги, а я полагаю, что продавать его не слѣдуетъ, и желала бы предложить этотъ кусокъ земли тѣмъ изъ твоихъ рабочихъ, которые хотятъ выстроить себѣ дома недалеко отъ фабрики.
– Такъ ты хочешь подарить имъ эту землю?
– И не помышляю объ этомъ. Ты совершенно напрасно смѣешься надо мною, Морицъ. Я не имѣю никакого желанья поднимать себя на смѣхъ сентиментальностью. Да и рабочіе не требовали подарковъ, или милостыни, какъ сказалъ докторъ Брукъ.
– Вотъ какъ! какъ сказалъ Брукъ! Неужели онъ успѣлъ уже сдѣлаться и твоимъ оракуломъ? – вскричала Флора, приподнимаясь съ дивана и устремляя на сестру испытывающій взглядъ.
На щекахъ Кети вспыхнулъ румянецъ, но тотчасъ-же исчезъ; глаза ея встрѣтили взглядъ сестры съ твердостью и холодностью.
– Я хорошо знаю цѣну тому, что мы сами заработали; что я сама могу выработать, то предпочту всякому подарку, – продолжала Кети, не обращая вниманія на слова Флоры, – и потому взяла бы съ рабочихъ ту цѣну, какую они хотѣли дать за твою землю.
– Да, ты устраеваешь очень выгодное дѣло, Кети, – смѣялся совѣтникъ. – Той суммой не могъ бы вполнѣ оплатиться мой безплодный, береговой клочокъ, а ты хочешь отдать за него превосходную, черноземную почву, да еще рядомъ съ мельницей! Нѣтъ, какъ хочешь, но моя совѣсть не позволяетъ мнѣ согласиться съ тобою.
– Въ такомъ случаѣ имъ придется подождать еще нѣсколько времени, – отвѣтила она спокойно. – Черезъ три года я исполню свое намѣреніе и можетъ быть дамъ рабочимъ денегъ на постройку, конечно безъ всякихъ процентовъ.
Затѣмъ Кети поклонилась съ спокойною улыбкою и вышла.
VII.
Кети медленно спустилась по узкой, витой лѣстницѣ, ея пылкое воображеніе рисовала передъ нею тѣни покойныхъ Баумгартеновъ и сердце ея наполнилось грустью и отвращеніемъ. Все ее окружающее было ей непріятно, даже самъ новоиспеченный дворянинъ, который, не жалѣя денегъ на поддержку старинной славы, запускалъ руки въ объемистые денежные мѣшки гораздо глубже, чѣмъ это заставляло дѣлать его новое дворянское достоинство. На стѣнахъ все еще висѣли доспѣхи рыцарскаго поколѣнія, оружія, которымъ старые полководцы защищали свою честь и славу; въ былые времена эти сабли и шпаги составляли гордость богатырей, которые съ трепетомъ считали на нихъ капли непріятельской крови, теперь же они праздно сверкали на гвоздяхъ, а доспѣхами новаго поколѣнія въ старой башнѣ были новомодные денежные шкафы.
Да, этотъ странный элементъ – денежная страсть и духъ спекуляціи, столь ясно просвѣчивающійся во всѣхъ семейныхъ разговорахъ на виллѣ, проникъ даже и сюда въ старинный рыцарскій замокъ. Этотъ элементъ носился въ воздухѣ, являлся всюду, и тяжеловѣсные столѣтніе кубки, стоявшіе на буфетныхъ столахъ, казались ничтожностью въ мягкихъ рукахъ отрѣзывателей купоновъ. Огромные замки на желѣзной двери погреба стерегли бутылки съ шампанскимъ и рѣдкія вина коммерціи совѣтника. Историческій порохъ со временъ тридцатилѣтней войны также хранился внизу, но, по словамъ Генріэтты совѣтникъ оставилъ его съ тою цѣлью, что-бы любознательнымъ посѣтителямъ показывать въ то-же время рѣдкіе сорты винъ, собранные въ прохладной кладовой башни. Все это такъ измѣнило старую родственную почву Кети, что она едва могла узнать тѣ дорогія мѣста, гдѣ прошло ея дѣтство. Эта страсть выставлять себя на показъ, эта любовь къ наружному блеску, это лихорадочное стремленіе ослѣпить свѣтъ своимъ богатствомъ, все это было рѣзкою противоположностью съ духомъ старой фирмы Мангольдъ, которая никогда не хвасталась своимъ благосостояніемъ. При жизни банкира Мангольда денежная сила не играла главной роли въ семейныхъ кружкахъ, онъ дома никогда не упоминалъ о своихъ денежныхъ дѣлахъ. А теперь! Даже сама президентша пускалась въ биржевую игру, она весь свой капиталъ обратила въ акціи и непріятно было видѣть какъ при каждомъ денежномъ вопросѣ, лицо этой почтенной женщины краснѣло до корней волосъ отъ внутренней тревоги.
