Дмитрий Дмитриев - Два императора
Немалых трудов стоило Гофману и его дочери привести в порядок свой домик после погрома.
Когда Гарин проснулся, старого Карла в комнате не было: он хлопотал на дворе с работником; в комнате сидела одна Анна и читала какую-то книгу.
— Вы уже проснулись! Не дать ли вам пить? — поднимая на князя свои красивые голубые глаза, спросила молодая девушка.
— Как вы добры! У меня страшно пересохло в горле, — дайте, пожалуйста, воды.
— У нас есть чай. Не хотите ли, я сейчас приготовлю.
— Какая вы добрая, Анна Карловна!
— Зачем вы так меня называете? Зовите меня просто Анна. Я сейчас принесу вам чай.
Анна быстро вышла и вернулась со стаканом горячего чая.
— Пейте, чай очень вкусный и подкрепит вас!
— Из ваших прелестных рук, Анна, всё будет вкусно, — сказал князь.
Молодая девушка вспыхнула от неожиданного комплимента.
— Не вставайте, не вставайте, вы можете повредить плечо. Я сама напою вас, — сказала Анна, когда заметила, что раненый хотел привстать.
— Какая вы, Анна, хорошая! А где же ваш батюшка?
— Он на дворе хлопочет с Иоганном, французы ведь всё у нас переломали и разрушили.
— Где же вы, Анна, укрывались от французов?
— В лесу. Недалеко отсюда есть очень большой и густой лес, там, в землянке, которую соорудил отец, мы и укрылись и пробыли там, пока французы здесь хозяйничали.
Вошёл Гофман и очень обрадовался, видя Гарина, спокойно разговаривавшего с дочерью.
— Вы просто молодцом! — весело сказал он. — Анна, дай и мне чаю, я озяб и устал.
— Сейчас, отец.
— Теперь, господин офицер, я удовлетворю ваше любопытство и скажу, почему я и моя дочь так хорошо говорим по-русски, — сказал старый Карл.
— О, пожалуйста! — обрадовался Гарин.
Гофман подробно рассказал князю о своей жизни в Петербурге, со слезами на глазах он вспоминал о своей покойной жене:
— Двадцать лет прожил я с женою, как двадцать счастливых радостных дней. Она умерла и в Петербурге не осталось у меня ничего дорогого; я уехал с Анною сюда и, как видите, сделался тоже жертвою войны. Французы нанесли мне жестокий урон в моём хозяйстве. Теперь не скоро поправишься, — закончил старик свой рассказ. — Теперь, господин офицер, скажите и вы своё имя, — попросил Гофман.
— Как? Разве до сих пор я не сказал? Какой же я рассеянный. Я — князь Сергей Гарин.
Титул произвёл своё впечатление, добрые люди были очень польщены присутствием в их доме одного из представителей истой русской аристократии.
Совершенно неожиданно вбежал в комнату Иоганн; он был бледен как полотно.
— Французы, французы! — кричал он в сильном испуге.
— Как, где? — в один голос спросили все бывшие в комнате.
— Невдалеке отсюда. Я было пошёл в город, а французы мне навстречу, я и вернулся вам сказать.
— И хорошо сделал, добрый Иоганн. Надо спасаться, князь, иначе дело будет плохо.
— Куда? Где же мне искать спасения: я едва могу ходить. Я останусь здесь, я не боюсь их и дорого продам свою свободу.
— Нет, князь, мы так вас не оставим, мы поможем вам встать, а я найду, где укрыться.
В доме Гофмана в задней комнате был сухой подвал. Дверцы его были так хорошо устроены, что их совершенно нельзя было заметить. Старик с помощью работника помог сойти в подвал раненому князю, затворил дверцы и заставил их тяжёлой колодой.
— Ты, Анна, беги немедля в лес, Иоганн тебя проводит.
— А ты, отец? — спросила молодая девушка, не менее перепуганная, чем все в доме.
— Я останусь здесь и постараюсь выпроводить непрошеных гостей. Я никак не предполагал, что французы не все ушли отсюда. Иди же, Анна; в лесу тебе бояться нечего, ты скроешься в землянке и будешь в безопасности.
— Не за себя я боюсь, отец, а за тебя и за князя. Боже мой, что с вами будет!
— Успокойся, дочь моя, с мирными жителями французы не воюют, и меня они не тронут.
— А князь?
— Князя они, поверь, не найдут, до него трудно добраться. Спеши же, Анна.
— Прощай, отец, храни вас Бог!
Анна крепко поцеловала отца, оделась и поспешно выбралась из мирного домика.
Не прошло и получаса, как ферма Гофмана была окружена со всех сторон французскими солдатами.
Пожилой французский офицер в сопровождении пяти солдат, гремя шпорами и саблей, вошёл в комнату и, окинув презрительным взглядом Гофмана, грубо спросил у него по-немецки:
— Кто вы?
— Австриец Карл Гофман — к вашим услугам, государь мой! — с достоинством ответил старик.
— С кем же вы здесь живёте? — подозрительно осматривая комнату, спросил офицер.
— С работниками, — ответил Гофман.
— Где же они?
— Разбежались! Завидя приближение вашего отряда, они все покинули меня.
— Глупцы! Мы не трогаем мирных жителей.
— Надеюсь, господин офицер! Иначе это было бы недостойно Франции, — польстил старик.
— А всё-таки я должен тщательно осмотреть ваш дом, не скрыты ли здесь русские. Идите и показывайте нам все ваши комнаты.
— К вашим услугам, государь мой, — нисколько не растерявшись, согласился Гофман и повёл французского офицера и солдат по всему своему дому.
Находясь в подвале, бедный князь слышал, как над его головой ходили солдаты и стучали об пол прикладами своих ружей; он уже решил, что, если его найдут неприятели, он дёшево не продаст свою жизнь и будет защищаться до последней крайности.
«Лучше смерть, чем постыдный плен», — думал он.
Но французы не догадались о существовании подвала и, тщательно осмотрев весь дом и двор, ушли. На этот раз они даже ничего не тронули из имущества. Впрочем, ничего ценного у Гофмана уже не оставалось.
Ещё долго после ухода французов старик не выпускал из подвала Гарина; он боялся, чтобы неприятели не вернулись.
— Посидите ещё немного, князь, я боюсь этих проклятых французов: они, как волки хищные, рыскают по дорогам и, того гляди, заберутся сюда снова. Знаю, вам неудобно в подвале, но что делать? Уж посидите! — убеждал добрый немец, переговариваясь с Гариным сквозь приотворённые дверцы.
К ночи вернулась с работником и Анна.
Бледная как смерть, она с замиранием сердца подходила к своему жилищу: её тревожила участь молодого князя.
«Что если его убили или увели в плен?» — думала она, переступая порог отцовского дома.
Счастию и радости её не было конца, когда она увидала Гарина, сидевшего на постели рядом с отцом.
— Вы живы, спасены! Господи, благодарю тебя! Отец, милый отец! Как я счастлива, — с увлечением говорила молодая девушка. — Ах, князь, как я за вас страдала! Как я боялась!
— Чего вы боялись? — спросил у Анны князь Гарин.
— Я… я думала, вас найдут французы…
— Анна, какая вы добрая, славная… Вам и вашему отцу я обязан многим.
— Что за счёты, князь! — промолвил старик Гофман.
— Чем я отблагодарю вас и вашу дочь, — с чувством проговорил князь Гарин, крепко сжимая руку у Гофмана.
— Оставим, князь, про это говорить. Я теперь так счастлив.
Молодая девушка расплакалась, но это были слёзы радости.
Глава XII
Русских пленных отправили ночевать в Позоржиц, где находилась главная квартира французского императора. В числе пленных находился и ротмистр Зарницкий, попавший сюда со своим денщиком Щетиною. Пётр Петрович был слегка контужен. Его эскадрон храбро сражался, окружённый в десять раз превосходившим его по числу неприятелем; Зарницкий изумлял своим геройством даже французов. На его несчастие, под ним была убита лошадь: ротмистр упал вместе с убитым животным и был придавлен всей его тяжестью. Этим-то моментом воспользовались неприятели, и герой был взят в плен. Эскадрон Зарницкого был весь перебит, осталось в живых человек пять, не более. Пётр Петрович в первые минуты был в каком-то исступлении; он проклинал тот момент, когда шальная пуля уложила его верного коня, и своё бессилие. Щетина тоже попался в плен. Оба они шли рядом, под конвоем, разделяя общую горькую участь.
— Ваше благородие, — тихо шепнул Щетина своему «барину».
Зарницкий шёл печально, опустив голову, и не слыхал зова своего слуги; думы, одна другой мрачнее, не давали ему покоя.
— Ваше благородие! — повторил денщик.
— Ну, что ты?
— Стало быть, ваше благородие, мы в плен попали.
— Попали, брат Щетина, — со вздохом ответил Пётр Петрович.
— Нехорошо, ваше благородие!
— Что хорошего! Хуже смерти.
— А вы, ваше благородие, не отчаивайтесь, можно побег учинить, — таинственно сообщил Щетина.
— Побег — ну, брат, навряд! Зорко стеречь будут — не убежишь.
— Убежим, ваше благородие, надо только время выждать.
— Ну, станем ждать.
— Император, император! — заволновались вдруг конвойные, завидя Наполеона, ехавшего навстречу пленным.
