Георгий Гулиа - Ганнибал, сын Гамилькара
Бармокар показал рукой на плотников, орудовавших топорами. При свете костров они казались очень ловкими и очень сильными. Гано Гэд обратил внимание на плоты, которые вязались не на реке, а прямо тут же, на берегу. Строились плоты на протяжении многих стадий. Были бревна и особенно мощные. Для чего они?
– Мне Рутта объяснила, – сказал Бармокар.
– Где же она?
– Вон там. – Бармокар неопределенно ткнул пальцем в темноту.
– Мы ее увидим?
– Отчего же? Навестим Рутту… Так вот, эти плоты вяжутся для слонов. Слоны тяжелые, но плоты их выдержат. Ты только посмотри: что за толщина у этих бревен!
– Да, бревна исполинские… А зачем этот дерн? Ты видишь огромные кучи дерна?
Бармокар сказал:
– Верно, дерн. Плоты будут подогнаны к самому берегу. Их привяжут, а берег с плотами соединят дерном. Для слонов это. Их путь будет устлан дерном, точно зеленым ковром. Ты уразумел этот хитрый замысел?
– Не очень.
– Чудак человек! Слоны – не люди. Они не полезут в воду, то бишь на плоты. Поэтому требуется обман – этот самый дерн. Слонов погонят по зеленой дороге. А когда они окажутся на плотах – веревки перережут и плоты поплывут к тому берегу.
– Разве на том берегу нет врагов? – спросил Гано Гэд.
– Не знаю.
– Как так – не знаешь? А в кого угодили нынче камнем? Прямо в висок. Ты позабыл?
– О врагах думает сам Ганнибал. А о слонах позаботятся Рутта и ее товарищи,
Гано Гэд усмехнулся:
– Что же, теперь мы зависим от Рутты?
Бармокар чуть не вскипел, но сдержался. Может, Гано Гэд просто ревнует. В таком случае его вполне можно понять… Бармокар заметил:
– И от Рутты – тоже. Мы связаны одним канатом. У нас теперь одна судьба. Может, нам суждено…
– Нет! Нет! – перебил его Гэд. – Судьба сулит только одно: победу! И в этом смысле мы связаны одной нитью, одной веревочкой. Разве нет?
Бармокар что-то пробормотал.
– Я скажу так: победа есть богатство. – Гэд отчеканил: – Для тебя, для Рутты, для меня, для всех. Мы наконец переберемся в хорошие дома, у нас будут сады. Будут сады – значит, будут и птицы, а где птицы – там и любовь. Разве нет?
– Да, любовь, Гэд.
Гэд был в ударе:
– Предчувствие меня не обманывает: у меня чешется левая ладонь. Это к золоту. Мы с тобой пройдем через огонь, через воду, мы пробьемся через любую преграду – и найдем то, что ищем.
– Да, так сказал он.
– Именно он! А я ему верю. Верю, как себе. А ты?
Бармокар был откровенен, как младенец:
– Сначала я не верил. Потом ты поколебал мое неверие. Окончательно убедила меня Рутта. А сердце у нее вещее.
– Ты думаешь? – Гэд полошил руку на плечо друга. Рука была тяжелая. – Учти: женский нрав переменчив. Сегодня она изменила тому, потом – мне, а завтра?
– Что завтра? – тревожно вопросил Бармокар.
– Ничего. – Гэд по-солдатски смачно высморкался.
Костры горели буйно. Пламя рвалось ввысь. Поленьев не жалели.
– По-моему, они все видят… – сказал Бармокар, наклонив голову в сторону реки.
– Ну и пусть.
– Они, наверное, не боятся нас…
– Они? – Гэд плюнул в сторону врагов. – Что могут они против ста тысяч и сотни слонов?
Бармокар пожал плечами. А Гэд горячо продолжал:
– Оглянись вокруг: ведь костров на земле больше, чем звезд на небе. Ты погляди, погляди!.. А долбленки видишь? Вон их сколько на берегу! Считай – не сосчитаешь. Они мигом доставят нас на тот берег… Нет, брат, тут все продумано. И ничего не жаль. А знаешь почему? Потому что нам нужна только победа. А иначе Карфагена не будет. Значит, не будет и нас. Значит, закуют нас в цепи и заставят пахать римские поля вместо быков. Ты меня понял?
– Почти, Гэд.
– Почему – почти? Разве я говорю какие-то премудрости? По-моему, все ясно.
Бармокар слышал великий шум. Глаза его видели работу многих тысяч людей. Костры горели ярко, негасимо. Казалось, весь мир был занят только одним: подготовкой великого войска к переправе на тот берег. И в самом деле все делается не жалеючи: достаточно рук, достаточно бревен, достаточно веревок и гвоздей, достаточно денег. Все в полном достатке. Глядя на то, что творится вокруг, Бармокар не мог представить себе силу, которая могла бы противостоять этой. Судьба Рима наверняка решена, предрешена, предопределена… Но кем? Богами? Судьбой? Ганнибалом?..
Бармокар спросил друга:
– Риму – конец?
Гано Гэд рассмеялся:
– Глазам своим веришь? Ушам своим доверяешь? Мне веришь? В крепость Ганнибалова слова уверовал? Или еще нет? Подумай, умная ты голова, Бармокар! Кто эту силу сломит? Рим? Разве римские корабли могут ходить по суше? Не могут! А теперь думай сам и отвечай сам себе. Или ты хочешь все от меня услышать?
– Хочу, Гано, хочу…
– Так слушай… – Гано Гэд вытянул руку вперед. – Ты видишь все собственными глазами. Сколько здесь войска?
– Не сосчитать.
– Верно. – Гэд заговорил горячо, убежденно: – Я скажу так: вот закончим поход, пограбим Рим, – а там есть что грабить, – и вернемся домой. Я женюсь. Куплю себе домик. Знаешь – где? Не в Карфагене. В Утике – вот где! И заживу с какой-нибудь молодой нумидийкой. Они не избалованы, хозяйки отменные и в постели заставят потеть. Я их знаю. А ты прихватишь Рутту. Верно, прихватишь?
Бармокар кивнул.
– Почему бы и нет! Золота у тебя достанет к тому времени. Дом у тебя и сейчас неплохой. Сможешь купить рыбачье суденышко и – поплывешь по волнам. Разве плохо?
Бармокар вздохнул, сладко прикрыл глаза: да, это его мечта – дом, жена, дети. Но так, чтобы в доме был полный достаток. Ибо нищенства – хоть отбавляй. Достаток нужен! Верно, в Риме всякого добра отыскать можно, если пошарить как следует. Римляне сами пограбили немало. Пусть поделятся – это было бы справедливо! Ганнибал пока что держит свое слово. Сдержит, наверное, и главное – Риму спуску не даст!
– Однако где твоя Рутта?
Бармокар открыл глаза, как после сладкого сновидения. Где Рутта? Там, где слоны. Надо поискать слонов. Ежели здесь мастерят плоты для них, стало быть, они где-то рядом. Не за теми ли деревьями?
– Гэд, мне кажется, что надо туда.
– А что там?
– Там деревья. И должно быть, слоны.
Они направились к густой чаще, в которой содержались слоны. Туда вела основательно протоптанная дорожка, по которой водили исполинов на водопой.
Бармокар уверенно шагал, кинув другу через плечо: «Иди за мной».
– А мне рассказали забавную солдатскую шутку, – сказал Гано Гэд, чтобы скоротать время.
– Люблю шутку. Особенно – солдатскую.
– Так слушай… Значит, спрашивают одного ливийца: «Кого бы ты выбрал в жены, ежели тебе разрешили бы иметь четырех?» Ливиец подумал, подумал и сказал: «Гречанку, иберийку, римлянку и карфагенянку». – «Почему их?» – спрашивают его. «Очень просто, – отвечает солдат, – гречанка экономно вела бы хозяйство, иберийка танцевала бы с утра до вечера, а римлянка занималась бы со мной любовью с присущим ей азартом». – «А что же карфагенянка?» – спрашивают солдата. «Я бы, – говорит, – на ней вымещал всю свою злость, когда бы меня сердили, и она покорно все сносила бы»…
И Гано Гэд захохотал, да так, что не слыхал, смеялся Бармокар или молчал. Вдоволь нахохотавшись, он спросил:
– Ну как? Прав солдат?
– Не знаю, Гано.
– Но ты посоображай.
– Скажу, как брату… – И Бармокар замолчал.
– Говори-говори…
– Не засмеешь?
– Даю клятву перед богами…
– Ладно, Гано, скажу тебе так: Рутта, иберийка, в любви похлеще римлянок…
– Да ну? – изумился Гэд, будто не он свел свою прежнюю любовницу с Бармокаром. – А как тебе понравился ответ ливийца?
– Он, видимо, большой чудак, – заметил Бармокар и, круто свернув направо, пошел прямиком на огромный костер. Вокруг сидели солдаты, что-то жарили на вертелах и, весело переговариваясь, пили вино.
– Эй, милейший, – позвал одного из них Бармокар. Невысокий стройный индус откликнулся на зов и живо бросился к Бармокару.
– Это вы? – прошептал индус.
Пращники стояли, освещенные кроваво-красными языками пламени. За их плечами начиналась темнота – хоть глаз выколи! – и мир, казалось, тоже кончался там, где начиналась темень.
– Пришли навестить, – сказал, словно бы оправдываясь, Бармокар.
– Спасибо. Вы, как всегда, вместе.
Гано Гэд рассмеялся:
– Как положено друзьям.
– Как твои слоны, Рутта?
– Неплохо.
Бармокар сказал:
– Мы шли сюда, и Гано рассказал веселую солдатскую шутку. – И неловко пересказал анекдот.
– Не смешно, – сказала Рутта.
– Разве? – удивился Гэд.
– Не смешно, Гано.
– А почему?
– Очень просто. – Рутта понизила голос до шепота: – Я одна могу заменить всех четырех жен.
– Ай да молодец! – похвалил ее Год. – Я подозревал, что индусы удивительный народ. А теперь в этом уверен.
Бармокар восхищенно глядел на Рутту.
– Такого воина я не променяю на дюжину тяжеловооруженных.