Роберт Стивенсон - Черная стрела (Пер Репина)
— Ну, — заметил Мэтчем, — если таково мужество мужчины, то что он за жалкое создание! Однако, если ты ничего не хочешь делать, то будем лежать смирно.
Колокольчик отрывисто звякнул.
— Он не удержал язычка, — шепнул Мэтчем. — Святые угодники! Как он близко от нас.
Дик ничего не ответил; от страха у него чуть не стучали зубы.
Скоро они увидели между кустиками кусок белой одежды; затем из-за пня высунулась голова прокаженного; казалось, он пристально оглядел окрестность, прежде чем удалиться. Для напряженных чувств мальчиков весь куст как бы ожил от шороха листьев и треска ветвей; оба они ясно слышали биение сердца друг друга.
Внезапно прокаженный с криком выскочил на ближайшую прогалину и побежал прямо на мальчиков. Громко крича, они бросились в разные стороны. Но их страшный враг живо догнал Мэтчема и схватил его так крепко, что он не имел возможности сопротивляться. Мальчик испустил отчаянный крик, раздавшийся далеко в лесу, и судорожно забился; потом члены его ослабли, и он упал без чувств на руки человека, который его схватил.
Дик услышал крик и обернулся. Он увидел, как упал Мэтчем, и бодрость духа и сила вернулись к нему. С криком сожаления и гнева он снял свой арбалет и натянул его. Но прежде, чем он успел выстрелить, прокаженный остановил его, подняв руку.
— Погоди стрелять, Дикон! — крикнул знакомый голос. — Погоди стрелять, безумный смельчак! Неужели ты не узнаешь друга?
Прокаженный положил Мэтчема на землю, снял с лица капюшон, и перед Диком явились знакомые черты сэра Даниэля Брэклея.
— Сэр Даниэль! — вскрикнул Дик.
— Да, клянусь мессой, сэр Даниэль! — сказал рыцарь. — Ты что же это вздумал стрелять в своего опекуна, плут? Но вот этот… — Тут он прервал себя и спросил, указывая на Мэтчема: — Как имя его, Дик?
— Я зову его мастер Мэтчем, — сказал Дик. — Разве вы его не знаете? Он говорил, что вы его знаете.
— Да, — ответил сэр Даниэль, — я знаю этого мальчика, — и усмехнулся. — Но он потерял сознание, и, правду сказать, было из-за чего. Да, Дик? Ведь я напугал вас до смерти, не правда ли?
— Да, сэр Даниэль, напугали, — сказал Дик, вздыхая при одном воспоминании. — Ну, сэр, извините, я, право, охотнее встретился бы с самим дьяволом и, по правде сказать, дрожу еще до сих пор. Но что заставило вас одеться так, сэр?
Чело сэра Даниэля внезапно омрачилось от гнева.
— Что заставило? — сказал он. — Хорошо, что ты напомнил мне об этом. Что? Я прятался в своем собственном Тонсталльском лесу ради спасения жизни, Дик. Мы поспели не вовремя к сражению — как раз, чтобы принять участие в бегстве. Где все мои славные воины? Клянусь мессой, не знаю, Дик. Мы были смяты, выстрелы градом падали на нас; я не видел ни одного человека в одежде моих цветов с тех пор, как трое упали у меня на глазах. Что касается меня, я добрался невредимым до Шорби и, помня о «Черной Стреле», достал себе эту одежду и колокольчик и тихо пошел по дороге к Моот-Хаусу. Никакое переодевание не может сравниться с этим; звон этого колокольчика напугает самого храброго молодца в лесу; все они бледнеют, когда слышат его. Наконец я дошел до тебя и Мэтчема. Я плохо видел через капюшон и не был уверен, что это вы; главное, по многим причинам я был удивлен, встретив вас вместе. Кроме того, я боялся открыться на полянке, где должен был идти медленно, постукивая палкой. Но взгляни, бедняга начинает оживать немного. Глоток хорошего вина с Канарских островов подбодрит его.
Рыцарь вынул из-под своей длинной одежды большую бутылку и начал растирать виски и смачивать губы мальчика, который постепенно начал приходить в сознание, переводя тусклый взгляд с одного на другого из стоявших перед ним людей.
— Ободрись, Джек! — сказал Дик. — Это был вовсе не прокаженный, а сэр Даниэль! Посмотри сам!
— Проглоти-ка хорошенькую порцию вот этого напитка, — сказал рыцарь. — Это придаст тебе мужества. Потом я дам поесть вам обоим, и мы отправимся все трое в Тонсталль. Должен признаться по совести, Дик, — продолжал он, раскладывая на траве хлеб и мясо, — я не могу дождаться времени, когда буду в безопасности, в четырех стенах. С тех пор, как я в первый раз сел на коня, мне никогда не приходилось так плохо; в опасности моя жизнь, и имение, и средства существования, и в довершение всего меня преследуют эти лесные бродяги. Но я еще не сдаюсь. Некоторые из моих молодцов сумеют пробраться домой. У Хэтча десять человек; у Сельдена — шесть. Да, мы скоро снова станем сильными; и если мне удастся купить мир у счастливого и недостойного лорда Йорка, мы с тобой, Дик, будем снова людьми и станем опять разъезжать верхом.
Сказав это, рыцарь наполнил рог вином с Канарских островов и молча ответил на тост своего воспитанника.
— Сельден, — запинаясь пробормотал Дик, — Сельден… — Он снова остановился.
Сэр Даниэль опустил рог с вином, не попробовав его.
— Что такое? — крикнул он изменившимся голосом. — Сельден? Говори! Что с Сельденом?
Дик запинаясь рассказал о засаде и избиении приверженцев сэра Даниэля.
Рыцарь слушал молча; но лицо его судорожно подергивалось от гнева и печали.
— Клянусь моей правой рукой, я отомщу за это! — вскричал он. — Если мне не удастся, если я не пролью крови десяти человек за каждого из моих слуг, пусть отсохнет эта рука! Я сломал этого Декуорса как тростинку, разорил его; я сжег кров над его головой; я выгнал его из этой местности. Неужели же он снова вернется, чтобы оскорблять меня? Ну, Декуорс, на этот раз плохо придется тебе!
Он помолчал некоторое время; лицо его продолжало подергиваться.
— Ешьте! — вдруг вскрикнул он. — А ты, — прибавил он, обращаясь к Мэтчему, — поклянись мне, что последуешь за мной в Моот-Хаус.
— Клянусь моей честью! — ответил Мэтчем.
— Что мне делать с твоей честью! — крикнул рыцарь. — Поклянись мне счастием твоей матери.
Мэтчем дал требуемую клятву; сэр Даниэль спустил капюшон на лицо и приготовил колокольчик и палку. Это ужасное переодевание возбудило до известной степени чувство ужаса, пережитого его спутниками. Вскоре рыцарь поднялся на ноги.
— Ешьте скорее, — сказал он, — и быстро следуйте за мной в мой дом.
С этими словами он пошел к лесу, и вскоре звук колокольчика стал отсчитывать его шаги. Мальчики сидели, не дотрагиваясь до еды, и слушали, пока колокольчик не замер медленно вдали, на вершине холма.
— Итак, ты идешь в Тонсталль? — спросил Дик.
— Да, что сделать! — сказал Мэтчем. — Я храбрее за спиной сэра Даниэля, чем когда бываю лицом к лицу с ним.
Они спешно поеди и отправились по тропинке, которая шла по возвышенности, среди леса, где большие буки стояли в одиночку среди зеленых полянок, а птицы и белки резвились в их ветвях. Два часа спустя они спускались уже по другую сторону и среди верхушек деревьев увидели перед собой красные стены и крыши Тонсталльского дома.
— Здесь, — сказал, останавливаясь, Мэтчем, — ты простишься со своим другом Джеком, которого никогда уже больше не увидишь. Ну, Дик, прости ему все, что он сделал дурного, как он со своей стороны, радостно, с любовью прощает тебя.
— Почему? — спросил Дик. — Ведь мы оба идем в Тонсталль; я думаю, что буду видеть тебя там, и даже очень часто.
— Ты никогда больше не увидишь бедного Джека Мэтчема, — ответил мальчик, — он был так труслив и надоедлив, а все же вытащил тебя из реки; ты не увидишь его больше, Дик, клянусь честью! — Он открыл объятия; мальчики обнялись и поцеловались. — Знаешь, Дик, у меня дурное предчувствие, — продолжал Мэтчем. — Ты увидишь теперь нового сэра Даниэля: до сих пор все удавалось ему, и счастье сопутствовало ему; но, я думаю, теперь, когда его постиг злой рок и жизни его могут грозить всякие случайности, он окажется плохим господином для нас обоих. Он может быть храбр в сражении, но у него лживые глаза, у него в глазах страх, Дик, а страх жесток как волк! Мы идем в его дом. Святая Мария да выведет нас оттуда!
Они молча продолжали спускаться и наконец вышли к стоявшей в лесу твердыне сэра Даниэля — низкому, мрачному зданию с круглыми башнями по бокам, покрытому мхом, со рвом, поросшим лилиями.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МООТ-ХАУС
ГЛАВА I
Дик задает вопросы
Моот-Хаус стоял недалеко от дороги, проложенной в лесу. Снаружи он представлял собою прямоугольник из красного камня, на каждом углу которого возвышалось по круглой башне с бойницами для стрельбы из лука и зубцами наверху. В середине был узкий двор. Через ров, приблизительно в двенадцать футов ширины, был перекинут подъемный мост. Ров наполнялся водой, проведенной посредством канавы из лесного пруда; защищать его было можно с зубцов двух южных башен. Вообще дом стоял удобно для защиты. На расстоянии, до которого может долететь стрела, пущенная из лука, виднелось несколько больших деревьев.
