Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Мысли?!..

Ахмад вспомнил отрывок из песни, которую пел Аль-Хамули: «Мысль бродила где-то. Помогите же мне, льются слёзы из глаз», которую он когда-то в прошлом любил и напевал. Это и есть та самая мысль, к которой стремится его сын? Он удивлённо спросил его:

— А что это — взращивание мысли?

Камаля мучила растерянность. Он проглотил слюну и тихим голосом ответил:

— Я, наверное, не знаю, — он любезно улыбнулся. — Если бы я знал, что это, то мне не было бы нужды изучать это!

Отец неодобрительно спросил:

— Если ты и сам не знаешь, то по какому праву тогда выбрал это?..А?.. Ты что, жаждешь унижения просто ради Аллаха?

Огромным усилием Камаль подавил в себе смущение, и подталкиваемый желанием защитить своё счастье, ответил:

— Культура мысли это намного больше того, что можно осознать, она среди прочего ищет происхождение жизни и судьбы!

Отец в недоумении смотрел на него некоторое время, прежде чем сказать:

— И ты ради этого хочешь пожертвовать своим будущим?.. Происхождение жизни и судьбы? Мы произошли от Адама, и судьба наша — попасть в рай или ад. Или есть что-то новое в этом?

— Нет, конечно. Я знаю об этом. Я только хочу сказать…

Отец перебил его:

— Ты что, с ума сошёл?.. Я спрашиваю тебя о твоём будущем, а ты отвечаешь, что хочешь узнать о происхождении жизни и судьбы!.. А потом что ты будешь делать?.. Откроешь лавку предсказания судьбы?!

Камаль испугался, что поддастся смущению и замолчит, а значит, сдастся или будет вынужден принять точку зрения отца. Набравшись храбрости, он сказал:

— Простите меня, папа, если я не смог хорошо объяснить своё мнение. Я хочу продолжить своё филологическое обучение, которое начал после вступительных экзаменов, учить историю, языки, мораль, поэзию. А насчёт будущего, то всё в руках Аллаха!

Ахмад с гневным сарказмом закричал, будто заполняя пробелы, о которых Камаль промолчал:

— И выучи также искусство заклинания змей, кукловодства, гадания на хрустальном шаре и прорицания. Почему нет? Да простит тебя Аллах. Ты и впрямь подстроил для меня такой сюрприз?.. Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха!

Господин Ахмад убедился, что положение опаснее, чем он оценивал, и находился в замешательстве, спрашивая себя: «Совершаю ли я ошибку, если даю сыну свободу мнений и слова? Всякий раз, как я был терпеливым и снисходительным с ним, он упрямился и продолжал спорить…» Отец по-прежнему боролся с собой, разрываясь между стремлением к деспотии и уступкой сыну в праве «выбора института», заботясь о будущем Камаля, с одной стороны, и ненавидя своё поражение, с другой. Но в конце концов он положил этому конец в несвойственной ему манере, или другими словами, сделав так, как он давно уже не делал — признал победу за мудростью, и вернулся к спору со словами:

— Не будь же таким глупым. Есть в твоих мозгах что-то, чего я не могу понять, и прошу у Аллаха даровать тебе спасение от этого. Будущее — это не игра и не забава, это твоя жизнь, и другой у тебя не будет никогда. Подумай над этим хорошенько. Тебе лучше всего изучать право. Я лучше тебя знаю этот мир, и у меня полно друзей из разных слоёв общества; все они разделяют это же мнение. Ты же пока просто несмышлёный ребёнок и не знаешь, что такое быть прокурором или судьёй. Эти профессии вертят миром, и в твоих силах освоить одну из них. И как ты можешь вот так запросто отвергнуть их и сделать выбор в пользу… учительства?!

Камаль был очень сильно огорчён и разгневан его словами, и не только из-за почётности быть учителем, а прежде всего из-за пренебрежения отца перед знаниями — истиной по его мнению! Он не был отличного мнения о тех профессиях, что вертят миром. Часто он обнаруживал, что писатели, которые вдохновляли его, называли эти профессии пренебрежительными эпитетами, указывая на их поддельное величие и эфемерную славу, и верил, разумеется, их словам о том, что подлинное величие — лишь в жизни ради истины и знаний. Все проявления власти и знатности были связаны в его голове с фальшью и ничтожностью, хотя он опасался заявить откровенно о своём убеждении, чтобы не рассердить ещё больше отца. Он ласково и дружелюбно сказал:

— В любом случае, педагогический колледж — это высшее образование!

Ахмад долго думал, а затем с досадой и отчаянием вымолвил:

— Если у тебя нет желания изучать право, раз уж ты из тех людей, кому нравится быть жалкими, то выбери какое-нибудь уважаемое училище: военное или полицейское… это лучше, чем ничего!

Камаль в тревоге спросил:

— После того, как я получил диплом бакалавра, мне поступать в военное или полицейское училище?!

— А что ещё делать, если у тебя нет подготовки в области медицины?!

В этот момент Камаль почувствовал, что свет, исходивший со стороны зеркала, попадает в его левый глаз и мешает ему, и он перевёл взгляд на платяной шкаф, на котором отражались лучи послеполуденного солнца, просачивавшиеся в комнату через окно, что выходило на двор. Лучи ползли с противоположной стены на кровать, пока не исчезали в зеркале, предвещая тот момент, когда отец отправится в свою лавку. Он немного отодвинулся в сторону от отражавшегося света, затем глубоко вздохнул, что показывало, как ему тяжело, и предвещало плохую или хорошую весть, и в то же время окончание разговора, и мрачно сказал:

— А нет ли ещё какого-нибудь училища, кроме этих, что так меня раздражают?

Камаль, опустив глаза от страха, что не смог удовлетворить отца, сказал:

— Остался лишь торговый колледж, который меня совсем не устраивает!

И хотя инициатива сына, который отверг его предложение, рассердила его, он почувствовал равнодушие к ещё одному училищу, ибо считал, что оно готовит только торговцев, и не хотел, чтобы его сын стал торговцем. Поначалу от него не скрылось, что профессия торговца — вроде того, чем занимался он сам — хоть и готовила ему обеспеченную жизнь, но он стремился устроить жизнь тому из своих сыновей, кто противился этому, если принять во внимание, что прибылью ему придётся делиться с остальными, которым она тоже причиталась. Поэтому он не стал готовить ни одного из них для того, чтобы тот занял его место, хотя это и не было основной причиной его равнодушия. На самом деле он прославлял чиновников и саму госслужбу, понимая их особую важность и значимость в общественной жизни, и ощущая это на себе, независимо от того, был ли он в кругу друзей-чиновников или контактировал с правительством в некоторых своих делах. Потому он так хотел, чтобы его сыновья стали служащими и готовил их к этому. Также от него не скрылось, что торговля не приносит и четверти того почёта среди людей, что даёт госслужба, даже если они и получали в два раза меньше, чем торговцы. Он и сам разделял народные чувства, хоть и не признавался в этом на словах, зато ему было приятно почтение, проявляемое к чиновникам, и считал, что у него самого «ум, как у чиновника», или вроде того. Кто ещё, помимо него, был способен быть одновременно и торговцем и ровней чиновникам? Куда его сыновьям быть такой же личностью, как он! Ох, какое крушение надежд!.. Как же ему раньше хотелось видеть одного из своих сыновей врачом, какие мечты он возлагал на Фахми до того, как ему сказали, что бакалавриат филологии не даёт медицинской подготовки! И он довольствовался правом, усматривая благо в том, что готовит будущее своему сыну. Затем он возложил свои надежды на Камаля, и тот выбрал отделение литературы, и отец вновь стал мечтать о юриспруденции, но совсем не представлял себе, что развернувшаяся битва между его мечтами и судьбой приведёт к кончине «гения» в семье, и вот теперь ещё и упорство Камаля в том, чтобы стать учителем!.. Какое крушение надежд!.. Господин Ахмад выглядел и правда расстроенным, и наконец сказал:

— Я дал тебе искренний совет, и ты свободен в выборе, однако тебе всегда следует помнить, что я не согласен с твоим мнением. Подумай над этим хорошенько, не спеши. У тебе есть ещё время, иначе ты будешь сожалеть всю жизнь о своём плохом выборе. Прошу у Аллаха помощи от глупости, невежества и тупости!!