KnigaRead.com/

Виталий Амутных - Русалия

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Виталий Амутных, "Русалия" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Однако преодолевая старость, преодолевая всесилие наследственных хворей, Иосиф все же смог невероятным напряжением воли овладеть собой. Правда, сил было потрачено слишком много, столько, что их остатка хватило только на пылкий вопрошающий взор, который владыка Хазарии вперил сразу в целую стайку тарханов, от криков и воплей своего предводителя съежившуюся в дальнем углу палаты.

— Мой господин, великий мэлэх, пацинаки на подходе, — такие слова выдавил из первенствующего тархана полубезумный взгляд Иосифа. — Они еще в пути, но уже завтра утром будут здесь.

Еще один военачальник очнулся от магнетизма пламенеющих глаз малика:

— Мой господин, великий мэлэх, я рассказал вожакам бизал[563], что будет с ними, если они не приведут свое войско, и они отвечали, что соберут ополчение и хорошо снарядят его.

Еще несколько тарханов и еще каган, и шад, и кое-кто из присутствовавших здесь самых проверенных сторонников сказали такие же обнадеживающие, радующие слова, — и воспаленные глаза-угли Иосифа потухли. В них теперь читался неподдельный страх, трепет перед чем-то видимым ему одному, от которого коченело, застывало и будто твердело его пухлое водяночное лицо. И вновь малик, как то случалось в самых напряженных, самых накаленных обстоятельствах (что обыкновенно потрясало сторонние взгляды), возмог выхватить из каких-то тайников своей складки самую что ни на есть примерную выдержку:

— Что ж, я рад, что все вы верно стоите на службе мира и справедливости, которые несет всем соседям великая Хазария, — заговорил он своим обычным старушечьим, несколько напыщенным, но вполне хладнокровным голосом. — Значит все спокойно, я не ошибся в вашей преданности, в вашей готовности защитить благополучие и покой самой великой, самой справедливой и самой богатой страны. Значит, со спокойной совестью ваш старый мэлэх может удалиться из столицы, чтобы хоть немного поправить свое здоровье. Я понимаю, что обстановка несколько тревожная, но с вами каган, с вами Мозес Зуван, а мне пора отправляться к своим виноградникам.

С немалым изумлением внимали таким его словам хазарские тарханы. Когда основные отряды уж были отосланы навстречу воинству русов, с тем, чтобы перехватить его как можно дальше от Итиля и там уничтожить, как мог малик говорить о каком-то отъезде?

— Вы знаете, что обычно в месяце нисане я со своей семьей…

(Но ведь все знали также, что с собой малик уведет самое меньшее четыре тысячи первосортных воинов охраны).

— … отправляюсь к прохладным садам моего летнего местопребывания. Но в этом году из-за всех этих удручающих неясностей… мне пришлось задержаться. И вот уже месяц тамуз, называемый нами месяцем бедствий еврейского народа, а я все еще в Итиле. Теперь же я вижу, что Бог Израиля осветил наши глаза, поднял нашу мышцу, и больше нет сомнений, что мы, как всегда, сокрушим наших врагов. Теперь я спокоен. Так что… Завтра утром пускаюсь в путь к южным пределам моей земли.

Однако этой же ночью полторы сотни русских ладей, под градом бесполезных стрел оставшегося войска прошли вниз по реке, мимо не на шутку переполошившегося Итиля. Лодьи шли, не отвечая на ярость испуганного мрака, обращавшегося стаями стрел, многими сотнями злых клювов то и знай зобавшими в навешенные на борта, прикрывавшие гребцов щиты; лишь лунный блеск, перемешанный с чернотой воды, вскипал под мерными ударами весельных перьев. В Итиле не оставалось серьезных сил, какие можно было бы слать вдогон, потому русские лодьи беспрепятственно прошли мимо и стали по обоим берегам одной или двумя верстами ниже города.

И когда с рассветом прозревший намедни Иосиф попытался улизнуть со своего Острова в последнюю оставшуюся лазейку, оказалось, что путь на юг также заперт.

Солнце взошло. День настал. Песчаное море с застывшими невысокими песчаными волнами как бы нехотя стягивало к некой точке своей песчаной беспредельности гигантские темные лоскуты разнонародных воинств, чуток подкрашенные живым многоцветьем стягов. Несмотря на ранний час, воздух был уже душен. На стремительно светлеющей безмерной синей чаше небосвода ни облачка. С разных сторон того не слишком приветливого пространства прилетали безбурные, будто бы сонливые нечастые разнохарактерные голоса рогов, раздающих своим отрядам, ратям, народам известия или веления их вождей.

С запада приуготованный для великой битвы песок подпирал на изрядном отдалении слегка изъеденный большими оврагами и малыми водороинами ольхово-кленово-тополевый берег многоводной реки. Через нее уж вовсю вели переправу печенежские конные отряды, большая часть которых все еще грудилась на стороне солносяди. С полночной стороны продолжали сдвигаться Святославовы рати, выстраиваться под выкрики тысяцких и сотских, под отголосье десятских. Сколько же народов стеклось сюда! Там обозначивался островок барашковых шапок длинноусых и безбородых гузов. Вот черные головы болгар. Тут голые лица башкир. Черемисы. Сувазы. Арису. Русы: тиверцы, кривичи, мурманы, чудь, волыняни и вятичи, и другие русские племена, с обритыми головами, с наброшенными кисами не скрывающими мгучие плечи, покрытые накожными узорами. Некоторые уже успели надеть натертые до блеска шлемы, и те, словно приготовляясь к предстоящему, уж примеряли красные блики зари. И было в том огромном войске, поднявшем на хребте своем железную сверкающую щетину копий, сулиц и секир, никак не менее пятидесяти тысяч.

А против него разворачивала боевой строй стотысячная сила Хазарского каганата. В первые ряды хазарские тарханы выставили пехоту из городских ополченцев, — лучников, пращников, — тех маломощных соседних племен, которые не могли снарядить даже легких конников. Без числа. Участь большинства представлялась вовсе безотрадной, ведь от них требовалось всего лишь накрыть русское войско первой волной железно-каменной вьюги, с тем, чтобы на этом, возможно, завершить притязания своих маленьких жизней, если и не в ответной волне стрел, то под копытами легкой хазарской конницы, выжидающей за их спинами своего часа. Но помимо несчетных неимущих рядовичей и малоимущих коников из ясов или касогов, возмогших обзавестись лишь луком да пучком сулиц, здесь же выстраивались, сверкая плетеным или чешуйчатым доспехом, те хазарские воеватели, кто обладал многим достатком. Это и были хазарские тарханы. Многие из них, разряженные точно павичи, восседали на парчовых подушках седел, из-под которых виднелись тканые из разноцветных ниток ковровые чепраки, яркие шелковые потники с низаньем. В блистательной рати можно было бы насчитать до десяти тысяч таких красавцев, но почти при каждом из них находилось еще и несколько пеших воинов-стременных. Однако как бы ни были надменны ряды тарханов, казалось, приготовившиеся не к нещадному кроволитию, но пышному празднеству, несколько особняком держащиеся рати кагана и шада, — двенадцать тысяч в одной и девять в другой, = с нескрываемым презрением поглядывали даже на них. Эти рати, называемые гургансккими (по имени народа, представлявшего значительную их часть) целиком состояли из истых мастеров боя, в совершенстве владеющих любым оружием, могучих, доблестных, непревзойденных мужеством исмаильтян. Правда, все они, как один, были наемышами, представлявшего власть Хазарии еврейства, что не назвало бы достойным ни одно общество, не успевшее стать на путь своего разложения; нигде, даже у тех народов, чьи мужи позволяли себе промышлять подобным наймом, сей поступок не признавался благовидным. Почти нигде. Но только не в Хазарии — государстве, живущем установлениями, понятиями рынка, где вся иерархия ценностей прямо или косвенно выстраивалась в границах рыночной наживы, где не цена поступка зависела от его благонравности, но сама «благонравность» деяния высчитывалась из его денежной стоимости, — так что высокооплачиваемая шлюха здесь завсе почиталась выше безденежного подвижника. Эти двадцать тысяч всадников, над которыми взвивались на высоких древках золотые стяги, с ног до головы укрытые железом (даже их лошадей со всех сторон одевала броня), эти витязи, вооруженные длинными копьями, мечами, саблями, палицами и боевыми топорами, они, нанимаясь на службу к хазарскому джинсу, оговаривали условие, что в случае поражения на поле, их ждет неминуемая казнь, так что, отступать им было некуда.

Сквозь слитный гуд, подобный дыханию исполина, раскинувшегося во всю ширь розовых песков, слышались разноязыкие голоса Божьих служителей. Каждый из них, сообразно уразумению своего народа, свивал духовную нить, какая должна была бы послужить зарукой охранителям отчего самосознания. Голоса двух волхвов, перекликаясь, реяли и над русским станом.

Да пребудешь ты, многоликий Род,
В удалых сердцах — вечный русский Бог:
Животочный Хорс — это солнца свет,
Мать-земля Макошь — это лунный блеск,
Батюшка Стрибог — это ветра звук,
Яростный Перун — это судный огнь,
Белый Святовит — это слог любви,
Горыгорний Сварог — это вкус воды,
Да восславит посланный нам дар имя единого Бога русского — Рода возлюбленного!
Вечный русский Бог — наша цель,
Вечный русский Бог — любый друг,
Вечный русский Бог — крепкий щит,
Вечный русский Бог — меткий меч,
Да возблагодарит русский мир Бога своего — Рода всемудрого! Слава!

И словно тремя могучими ударами трех высочайших валов отвечало русское воинство:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*