Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Из армии я вернулся в Горьковскую область, куда вновь переехали родители. Стал работать завсельхозотделом Краснобаковской «районки». В этом живописном поселке, раскинувшемся на реке Ветлуге, я познакомился с весьма обаятельной, влюбленной в музыку и литературу медсестрой Галей, которая вскоре стала моей спутницей жизни, и которую позднее я назвал «богоданной» женой, за ее беспредельную преданность, честность и необычайное самопожертвование.
Весной 1967 г. из газеты узнал, что Союз писателей проводит в Горьком региональный семинар молодых авторов. К этому времени я как раз завершил «Набат над Москвой». Долго и мучительно раздумывал: стоит ли рисковать и отсылать к «настоящим» писателям свой шершавый, совершенно не обкатанный роман, писавшийся на печках, сеновалах, в разрушенных старообрядческих монашеских кельях, куда я нередко забивался, в казахстанских землянках, солдатских каптерках и чердаках, и даже на «губе?» Думалось, едва ли кто из современных писателей трудился в таких «комфортных» условиях. И всё же рискнул. Проделал дыроколом отверстия в 15-ти школьных тетрадях, связал их шпагатом и выслал по указанному адресу. У меня «свод» на почте едва приняли, ибо на большую посылку потянул, пришлось ящик гвоздями заколачивать. Прошло 2 недели. Ни слуху, ни духу. Махнул рукой. Какой, к дьяволу, из меня писатель?! Полуграмотный парнишка из глухомани. Глянули, поди, на мой громоздкий «свод», написанный от руки черными, красными и зелеными чернилами — и швырнули в мусорную корзину. (Каждый цвет имел у меня определенное значение. Черный — сцены убийств и казней, зеленый — мирные события, красный — любовные сцены). И вдруг через два дня получаю телеграмму: «Приезжайте (такого-то) на семинар». И вновь подумалось: в корзину не швырнули, а назад отправлять накладно. Теперь самому надо забирать. Зато годы 14-летнего «писания» не пропадут. Приехал в Горький, с трудом разыскал писательскую организацию, проводили меня в зал заседаний. И вдруг мое сердце отчаянно забилось. В зал вошли знаменитые писатели, руководители семинара: Степан Злобин, автор «Степана Разина» и Николай Кочин, автор романов «Девки» и «Парни». Узнал обоих по фотографиям, а книги их читал запоем. И тут я покраснел, мне стало стыдно. Как я могу отвлекать время своей «ерундой» известных писателей страны?!А на второй день мне стало и страшно. Смотрю, одного критикуют, второго… Бедные семинаристы бледнеют, обливаются потом и потихоньку покидают зал. Пора и мне удирать. В перерыв я прибежал в свой номер гостиницы, посидел на койке и решительно вскинул на плечи свой солдатский вещевой мешок (привез из армии). Мешок был набит книгами, кои я закупил в книжном магазине. Домой, домой! Нечего срамиться. Выскочил из гостиницы, и тут меня остановил Николай Кочин. Среднего роста, без усов, волосы, высеребренные сединой, седая бородка, прикрывающая лишь подбородок. «Ваша фамилия, молодой человек?» «Замыслов… Валерка Замыслов». Вид у меня был довольно экзотичный. Одет в черную вельветку, из-под которой выглядывала тельняшка, желтые вельветовые штаны, заправленные в кирзовые сапоги. «Куда это вы? Уж не домой ли?» — с какой-то хитроватой лукавинкой спросил писатель. «Домой… Николай Иваныч», — робко признался я. (Впервые разговариваю с настоящим писателем). И так густо покраснел, что от моих щек, хоть прикуривай. Немая сцена. Она показалась мне длительной. А Николай Иванович вдруг положил свою руку на мое плечо и добродушно улыбнулся. «Кажется, совестливый. Это хорошо. А вот домой вы, молодой человек, рано собрались. Я познакомился с вашей вещью. Роман мы будем обсуждать завтра. Советую остаться». Остался, подумав, что Николай Иванович сделает мне какие-то ценные замечания (замечания классика!), над коими я буду основательно трудиться.
Выступление Н. Кочина было для меня ошеломляющим: «Роман талантливый… Необычайно яркий язык… Доскональное знание эпохи… Увлекательный сюжет. Рекомендую к печати». Примерно такую же оценку дал «Набату» и Степан Злобин. Я слушал, и всё плыло перед моими изумленными глазами. Казалось, что я пребываю в каком-то сказочном сне. Некоторые замечания, конечно же, были, но они легко поправимы. Через полтора года Волго-Вятское книжное издательство выпустило роман в свет. А через неделю в областной газете вышла статья о моем творчестве с символическим заголовком «Впереди — бессмертие». Эту первую рецензию я бережно храню в своем архиве. Я был счастливейшим человеком! Мать, увидев книгу, заплакала: «Ты уж прости меня, Валерушка. Я ведь тебя всё поругивала. Помню, надо было в лес за дровами ехать. Колхоз лошаденку выделил. Всюду ищу тебя, а ты на сеновале спрятался, не откликаешься. А я всё палкой, палкой тычу. Сколь раз я тебе мешала».
Мама! Моя сказительница-мама, моя «Арина Родионовна», мой литературный «учитель». Маленькая, поседевшая. Я обнял ее за хрупкие плечи, и слезы благодарности выступили на моих глазах… Так в 1969 г. родился мой первый «кочевой» роман.
А как причудливо переплетаются человеческие судьбы! Трагически сложилась судьба любимого детища Николая Кочина — романа «Князь Святослав». Писатель начал работу над ним в 1941 г. Всего, с десятилетним «лагерным» перерывом, на создание романа ушло свыше 30 лет. К этому времени патриотическая тема, с лихвой использованная для Победы над фашизмом, вновь была задвинута на задворки, а в литературе опять господствовали идеологические догмы, по сути, глубоко враждебные подлинному патриотизму. «К книге моей отнеслись в издательстве мало сказать неприязненно, но враждебно», — с горечью писал автор после многих лет бесполезных и унизительных «хождений по мукам». При жизни Н. Кочина роман так и не удалось опубликовать.
В 1992 году, будучи главным редактором журнала «Русь», я принялся за настойчивые поиски рукописи Н. Кочина и обнаружил ее у наследницы писателя Екатерины Калачевской. Талантливейший роман был опубликован в 7 номере журнала «Русь» за 1993 г. В этом же журнале я опубликовал и другую запрещенную работу Н. Кочина, повесть «По вольному найму».
В 1970 г. я уже жил в Ростове Великом и был назначен на должность главного редактора городской газеты. В этом же году по своей первой книге (что было тогда редкостью) был принят в члены Союза писателей СССР. А шестью месяцами раньше я приступил к работе над новым историческим романом «Иван Болотников», задумав отобразить широкое эпическое полотно в трех томах. Многие литераторы отнеслись к моей затее скептически. Ни один из советских писателей так и не решился взять такую сложнейшую тему, куда вплетаются царствование Федора Иоанновича, Бориса Годунова, голодные годы 1600–1603 гг., восстание Хлопко, Болотникова, вторжение самозванцев, польской шляхты, Смутные годы… Зияло белое пятно русской истории.
От издательства подчеркнем, что позднее, академик Ю. Давыдов напишет: «Валерий Замыслов — дерзновенный писатель. Он всегда берется за самые трудоемкие темы, на которые не поднимается рука известных русских романистов. Он будто ярким факелом, необычайным дарованием своего воображения, вырывает из глубокой тьмы самые забытые русской историей героические и трагические эпохи, реализованные в романах „Иван Болотников“, „Князь Василько“, „Княгиня Мария“, „Полководец Дмитрий“ (о сыне А. Невского), „Алена Арзамасская“. Не случайно Государственная комиссия, отбирая произведения на соискание Государственной премии, поставила романы Замыслова в один ряд с выдающимися мастерами прозы, как Леонид Леонов, Виктор Астафьев, Владимир Солоухин, Петр Проскурин… Попасть в „золотой“ список признанных художников Слова — большая честь для любого, даже известного писателя. Не случайна и высокая оценка творчества В. Замыслова знаменитым писателем Валентином Пикулем, который отметил: „В России немного талантливых исторических романистов. Валерий Замыслов — один из них“. А Международная академия психологических наук, рассмотрев психологию творчества российских писателей, остановила свой выбор на романах В. Замыслова, присвоив писателю звание Почетного академика МАПН и назвала его „яркой личностью и писателем мирового значения, обогатившим человечество не просто героями литературных произведений, а реальными людьми, живущими на реальной земле, обладающими конкретными переживаниями, эмоциями, чувствами, рассуждениями не просто здраво, но глубоко осмысленно, трезво и емко! Проза Замыслова легкая, певучая, лексически многообразная, всецело направленная на богатую узорчатую вязь народной речи, ритм ее подвижен, стремителен, сюжеты упруго закручены, динамичны и увлекательны. Но эта „легкость“ — свидетельство изящной формы. Это проза талантливого Мастера, глубоко чуждого холодно-бесстрастному изложению истории. Сложно себе представить, но Валерий Замыслов отобразил в своих книгах многотомный романный Свод Русской Истории IX–XVII веков. Взять, к примеру, один „Бунташный“ семнадцатый век. Наисложнейшее столетие! Но В. Замыслов в тяжелейший период его жизни полностью воссоздал в своих романах и этот век. Какой же титанический труд пришлось провести писателю! Просто уму не постижимо“».
