Колин Маккалоу - По воле судьбы
Именно это все Клеопатра и держала в своей голове, готовясь дать аудиенцию Гнею Помпею.
Сложность в дополнение к этим заботам представлял и тот факт, что ее брату-мужу было теперь почти двенадцать лет и его уже нельзя было не принимать во внимание как ребенка. Только-только подвергшийся первым физическим изменениям, связанным с половым созреванием, Птолемей Тринадцатый тем не менее становился все более и более неуправляемым, что провоцировалось нашептываниями его воспитателя Феодота и дворцового управляющего Потина.
Они уже ждали в зале для аудиенций, когда появилась царица. Она шла размеренным шагом, зная, что такая походка говорит об уверенности и авторитете и компенсирует ее внешнюю хрупкость. Малолетний царь сидел на небольшом троне, стоявшем на ступень ниже высокого эбонитового кресла. Там он останется, пока не докажет свою зрелость, обрюхатив супругу-сестру. В пурпурной тунике и македонском царском плаще он выглядел весьма мило. Симпатичный мальчик, истинный македонец. Голубоглазый, светловолосый, больше фракиец, чем грек. Его мать была единокровной сестрой его отца, дочерью принцессы аравийской Набатеи. В тринадцатом Птолемее черты семита не проявлялись вообще, а вот в Клеопатре, его единокровной сестре, явно проглядывала семитка, хотя ее мать, дочь наводящего ужас понтийского царя Митридата, была крупной, высокой женщиной с темно-желтыми волосами и такого же цвета глазами. В тринадцатом Птолемее гуляло больше семитской крови, чем в его сестре, но внешне все выглядело наоборот.
Пурпурная подушка, инкрустированная золотом и жемчугом, давала возможность царице Александрии и Египта сидеть на этом слишком высоком кресле и ставить ноги на что-то твердое. Иначе ее ноги не доставали бы до возвышения из пурпурного мрамора.
— Гней Помпей уже здесь?
— Да, госпожа, — ответил Потин.
Она никак не могла решить, кто из двоих ей не нравится больше: Потин или Феодот. Первый, правда, был более импозантен, всем своим видом опровергая суждение, что евнухи — это толстые женоподобные коротышки. Отец Потина, очень амбициозный македонский аристократ, несколько припозднился с кастрацией сына. Тому было уже четырнадцать лет. Может, и впрямь поздновато. Но должность главного дворцового управляющего, ведающего всей жизнью египетского двора, — слишком высокий пост, чтобы спасовать перед подобными пустяками. Две культуры, македонская и египетская, странным образом сомкнулись, и чистопородному македонцу в соответствии с древними египетскими традициями опустошили мошонку. Этот Потин ловок, жесток и чрезвычайно опасен. Кудри мышиного цвета, узкие серые глаза, привлекательное лицо. Конечно, мечтает скинуть нынешнюю владычицу с трона и посадить на него ее единокровную сестру Арсиною, родную сестру Птолемея Тринадцатого, — очевидно, полагает, что та с ним более схожа.
А Феодот, напротив, женоподобен, хотя его мошонка полна. Томный, бледный, всегда слегка сонный. Ни толковый ученый, ни выдающийся педагог, просто большой друг отца в свое время. Поймал редкий шанс, вот и все. То, чему он учит Птолемея Тринадцатого, не имеет ничего общего ни с историей, ни с географией, ни с риторикой, ни с математикой. Как это ни неприятно, но Клеопатре доподлинно стало известно, что ее брат-супруг уже втянут в сексуальную жизнь. Этим самым «воспитателем», большим любителем мальчиков. «Я буду вынуждена, — думала она, — довольствоваться тем, что останется после Феодота. Если я доживу до этого дня. Феодот тоже жаждет заменить меня Арсиноей. Он и Потин полагают, что смогут манипулировать ею. Полные идиоты! Неужели не понимают, что Арсиноя строптивей, чем я? Да, началась война за главенство в Египте. Либо они убьют меня, либо я их. Если я, то клянусь, в тот же день умрет и мой брат. Маленький развратный гаденыш».
Зал для аудиенций не был собственно тронным залом. В этом огромном архитектурном комплексе имелись даже свои дворцы во дворцах, а уж тронный зал поразил бы и самого Марка Красса. Но молодого Гнея Помпея повергло в восторг и то помещение, где его приняли. Греческий стиль тут, конечно, преобладал, но и египетский внес немалую лепту, ибо во внутренней отделке строения большое участие принимали художники Мемфиса. А потому настенная роспись была непривычной римскому глазу. Очень плоские, неестественные двумерные люди, животные, лотосы, пальмы. Никакой мебели, никаких статуй. Только два трона на возвышении.
А по бокам этого возвышения стоят два гиганта. Гней Помпей только слышал о таких великанах, но сам их никогда не видал, даже в бродячих цирковых труппах. Правда, видел женщину, им подобную. Очень красивую, но все равно несравнимую с двумя этими молодцами в золотых сандалиях и коротких юбочках из леопардовых шкур. Пояса и ошейники нестерпимо сверкают. Каждый медленно машет огромным веером, длинное древко усыпано драгоценностями, а сам веер связан из разноцветных пушистых перьев, поразительных по размерам и красоте. Однако все это было ничем по сравнению с черной кожей гигантов. Не смуглой, не коричневой, а угольно-черной, лоснящейся и словно слегка припудренной, как у слив или у винограда. На римских рынках изредка мелькали подобные статуэтки. Их тут же расхватывали. Гортензий приобрел безделушку в виде черного мальчика, Лукулл — бюстик мужчины. Они хвастались этими жалкими неживыми подобиями живых и реальных людей. Высокие скулы, точеные носы, очень полные, резко очерченные губы, влажные черные, странно мерцающие глаза. Короткие черные волосы свиты в мелкие кольца, очень тугие, как на шкурках утробных бактрийских ягнят. Парфянские цари так ценят эти шкурки, что никому больше не позволяют шить из них что-нибудь для себя.
— Гней Помпей Магн! — бросился к нему человек в пурпурной тунике под пышной греческой хламидой с цепью на плечах — знаком его высокого положения. — Добро пожаловать, добро пожаловать!
— Я не Магн! — резко и недовольно перебил римлянин. — Я просто Гней Помпей. А ты кто? Наследный принц?
Женщина на более высоком троне заговорила сильным, мелодичным голосом.
— Это Потин, наш главный дворцовый распорядитель, — произнесла она. — Мы — Клеопатра, царица Александрии и Египта. От имени Александрии и Египта мы приветствуем тебя, Гней Помпей. Если хочешь остаться, Потин, отойди назад и не раскрывай рта, пока тебе не прикажут заговорить.
«Ого! — подумал Гней Помпей. — Она его явно недолюбливает. И похоже, у них это взаимно».
— Это честь для меня, великая царица, — сказал он. — А это, я думаю, царь Птолемей?
— Да, — коротко подтвердила она.
Вердикт Гнея Помпея был таков: она весит меньше, чем мокрое кухонное полотенце, а росточком не наберет и пяти римских футов. Тощие ручки, тощая шейка. Кожа, впрочем, приятная, смугло-оливковая, но не скрывающая голубизны тонких вен. Волосы светло-каштановые, разделенные на несколько прядей шириной в дюйм и собранные на затылке в пучок. У него в голове возникла ассоциация с полосатой кожей летнего арбуза. Белая лента — царская диадема — повязана не на лбу, а за линией волос. Одеяние свободное, в греческом стиле, хотя и сшито из превосходного тирского пурпура. Ни одной драгоценности, кроме золоченых сандалий, очень маленьких и словно не предназначенных для ходьбы.
Свет, льющийся из отверстий под потолком, позволял видеть, насколько она некрасива. Правда, юность смягчала уродство. И большие глаза, золотисто-зеленые, а может быть, карие. И рот, хороший для поцелуев, но несколько жестковатый. А вот нос подгулял. Он вполне мог соперничать с клювом Катона. Огромный, с типично еврейской горбинкой. Никаких следов македонской крови. Чисто восточный тип.
— Для нас большая честь принимать тебя, Гней Помпей, — продолжила она звучно. Ее классический греческий был безупречен. — Просим извинить нас, что мы не можем изъясняться с тобой на латыни, но у нас не было возможности освоить ее. Чем мы можем быть тебе полезны?
— Я думаю, что даже здесь, в очень отдаленном от Рима краю, великая царица, известно, что вся Италия охвачена сейчас гражданской войной. Мой отец, Помпей Магн, был вынужден покинуть страну вместе с законным правительством Рима. В настоящий момент он находится в Фессалонике, готовится встретить изменника Гая Юлия Цезаря.
— Мы знаем об этом, Гней Помпей. И очень сочувствуем вам.
— Неплохое начало, — заявил Гней Помпей, славящийся, как и его отец, полным отсутствием политеса, — но этого мало. Я прибыл не за сочувствием, мне нужны более реальные вещи.
— Да, конечно. Твоя поездка была слишком дальней, чтобы выслушивать лишь сочувственные слова. Мы уже догадались, что тебе нужно… э-э-э… нечто реальное. Что же?
— Мне нужен флот, состоящий хотя бы из десяти крепких и маневренных боевых кораблей и шестидесяти хороших транспортных судов, плюс моряки и гребцы. Каждый из транспортных кораблей должен быть под завязку нагружен пшеницей, а также другим провиантом, — монотонно перечислил пропретор.
