Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого
Толпятся, толпятся… Вот так добывает масса горькое понимание политики – стиснутая плечами, спинами, едва видя через головы, едва ловя по воздуху далёкий голос, который знает? Или – не знает? Кому верить?
* * *
С Невского на Михайловскую несколько десятков человек бросаются с криками и проклятьями. Бегут, сбивая друг Друга с ног, ловят, сами не знают кого. Одни: немецкого шпиона заметили! Другие: с бомбами! Третьи: провокатор!
Поймали двух молодых: ленинцы! Повели – в комиссариат. Там – приняли их, а от толпы внутрь не впустили. Постояли – разошлись.
* * *
На Михайловской улице у подъезда „Европейской” гостиницы – тоже большой митинг, всех сортов публика, от офицеров до кухарок. Все – граждане!
Меняются ораторы на ступеньках, и только один крикнул „долой Милюкова”, ему не дали кончить:
– Гоните его!
А хорошо слушали молодого безбородого солдатика:
– Товарищи! Я трижды ранен, больше не хотел идти на войну. Но теперь – пойду. Только трусы требуют конца войны. Здесь – не имеют права говорить против войны, спросите раньше фронт, что он вам скажет? Если не разгромим немца – нам из кулька вытащат Николая…
Спорят везде горячо, но без кулаков. Перевес – везде за Временным правительством, и солдаты все – больше так.
* * *
Большая организованная кадетская манифестация, человек триста, с зелёными и трёхцветными знамёнами вышла из кадетского клуба на Французской набережной, впереди медленно идёт открытый автомобиль, в нём – Винавер, ещё несколько кадетов, во время остановок обращаются с речами к окружающей публике. За ними – грузовик с вольноопределяющимися, и те разбрасывают листовки с кадетским воззванием.
В колонне плакаты: „Победа свободных демократий!” – „Долой германский милитаризм!” – „Верим Милюкову” – „Да здравствует Времен…”
Прошли по Литейному. Потом – по Невскому. А с Морской повернули к Мариинской площади. К их шествию по пути присоединялось много солдат, офицеров, обывателей, к концу стало в шествии несколько тысяч.
На Морской толпа подняла на руки встречного французского офицера и внесла, подала его в автомобиль ЦК. Винавер приветствовал его, толпа кричала „Вив ля Франс!”
* * *
Но вот валит по Невскому совсем иное шествие: впереди, с четверть колонны, – хмурые рабочие, с винтовками на ремне через плечо. А три четверти – рабочие бабы да подростки. Несут – „Долой Временное правительство”. А кричат:
– Долой Милюкова! Не дадим ему пить нашу кровь!
– Пусть умрёт от своей буржуазной жажды!
Им в ответ из встречного шествия:
– Да не Милюков, а Вильгельм пьёт нашу кровь!
А они:
– Да здравствует Ленин!
А им:
– Долой Ленина! Долой немецких шпионов!
Прошли, друг друга не задели.
А что это они – с винтовками? Вон, все солдаты на улицах – без оружия.
* * *
И ещё – подобные же рабочие манифестации, приходят или с Литейного моста, или с Троицкого.
Враждебные – иногда минуют друг друга встречно, иногда идут параллельно рядом и перебраниваются.
Озлобление нарастает. Лица воспалённые, искажённые:
– Да здравствует Интернационал!
– Смутьянов – в Германию, они там нужней…
– Долой Милюкова!
– Долой Ленина!
– Долой войну!… Нам не надо завоеваний!
– Верим только Временному правительству!
Трамваи – всё медленней, стоят в пробках. А извозчикам, экипажам – хоть вовсе с Невского сворачивай.
Митингуют – уже на всех углах, не пройти.
– Вот устроили! Только немцам это и нужно.
– Вот Вильгельм порадуется…
73
После бессонной ночи ИК собрался – у всех главарей тяжёлая невыспанная голова и падение энергии. (Ещё прежде ИК произошло совместное заседание трёх народнических фракций. И эсеры поддержали трудовиков и пешехоновских энесов: что социалистическая демократия ещё не в силах выполнить задачу самостоятельного управления страной, и такое правительство подорвало бы кредит России перед буржуазной Европой. Нет, разрывать с кадетами не пришёл час.)
Церетели доложил, что сегодня утром к нему приезжал Терещенко и согласовывали набросанный вчера ночью проект примирительного документа. Вот он. Обещается лёгкий компромисс, затруднений не должно встретиться, в ближайшие часы его утвердят на совете министров. (Ещё надо обсудить, допустимы ли такие частные контакты Церетели с министрами: не может же он всегда знать и выражать мнение ИК.)
Документ может быть и неплохой, можно бы и утвердить: в конце концов, состаивается всё-таки первый шаг в постановке на международное обсуждение отказа от насильственных завоеваний? Это – крупное достижение демократии. (Чернов: „трудовой демократии”.) Большевики, конечно, не согласны: это – поражение! Но и многим в ИК не так уж понятно: почему надо быть столь вежливыми с союзниками? почему нельзя на них давить? Во всяком случае, надо ещё раз потребовать от Временного правительства, чтобы ни один крупный политический акт не издавался без предварительного осведомления ИК. И чтобы скорей выгоняли всех царских послов.
Пока ожидать окончательной бумаги от правительства – стали думать, что надо крепче взять в руки петроградский гарнизон, как уже вчера начали, чтоб не повторялось самовольство. Вызвать завтра на бюро ИК представителей всех батальонных комитетов и с ними окончательно крепко установить: чтобы впредь ни одна часть не выходила бы на улицу без прямого постановления ИК.
Но даже такого простого делового решения нельзя просто принять: Красиков (всё же нахальные эти большевики) начинает требовать, чтоб на этом завтрашнем совещании могло присутствовать не одно бюро, но все желающие члены ИК.
Чернов посматривал вокруг с усмешкой: 80 из 90 этих членов ИК – революционеры без году неделя, никто их в революции никогда не слышал, не знал, а теперь они хотят всем управлять. Но так как самые шумливые – интернационалисты-циммервальдисты, то Чернов удержался против них выступить: уж он-то и есть коренной циммервальдист, вместе с их Лениным.
Но – что?? Теперь они поднимают вопрос о перевыборах бюро! Неделю назад выбрали – и уже переизбрать? Почему? зачем? Просто – рвутся к власти. Ну, нахалы.
При европейской успокоительной широте черновских взглядов – ему так дика эта дёрганая обстановка здесь.
И долго длится шум, неразбериха, вскакивают, трясут друг друга за грудь: переизбирать? не переизбирать? И не заставишь их умолкнуть!… Только на том и уговорились, что весь вопрос снова будет поставлен на одном из ближайших заседаний.
После этого хватились, что мало удержать петроградский гарнизон, – а все гарнизоны окрестностей? Ораниенбаума, Стрельны, Гатчины, Красного Села, и самый кипучий Кронштадт? Надо составить для них всех удерживающую радио-телефонограмму: не отправлять в столицу войск без письменного приглашения Совета! И – передавать скорей!
А по всей России, местным советам и гарнизонам – тоже ведь надо? Воздержаться от самостоятельных выступлений, спокойно ждать указаний от Петроградского Совета.
Но в девяносто голов не составишь, надо и для этого назначить комиссию. Назначили: Стеклова, Эрлиха и Сталина. (Тихий, прибитый – и до чего ж комично прилеплена к нему кличка, лягушка дуется до вола.)
Ещё надо и Линде призвать, отчитать за вчерашний авантюризм.
„Разъяснения” от правительства всё не слали. А тут – зазвонили телефоны. Телефоны – со всех заводских окраин, а сообщение одно: рабочие того, другого, третьего, четвёртого завода бросают работу по распоряжению ИК! – и идут манифестировать в центр!!
– Какое такое распоряжение ИК? – кричит в трубку Скобелев. – Мы такого не давали! Сейчас произведём расследование!
Но – поздно расследовать! Со всех соседних телефонов то же самое: рабочий Питер подымается!
Здорово неуютно стало тут…
Однако за Невской и за Нарвской заставами ещё сохраняется спокойно.
А вот с Выборгской, с Васильевского повалили – да с оружием!
С ору-жием?! Да это ж провокация! Кто распоряжается? Товарищи, из членов ИК ведь никто…?
Где же наша власть??
Опять звонят: с Выборгской стороны и из Новой Деревни – к центру идут большие манифестации с оружием! и требованием отставки правительства!!
А на Невском – демонстрации в пользу правительства.
Что делать? надо не дать им столкнуться! Надо остановить выборгских рабочих.
Поедет – сам Чхеидзе и Скобелев, их не посмеют не послушать!
Но выскакивает Гиммер на средину комнаты:
– Товарищи! Но право манифестаций есть одно из ныне завоёванных, общегражданских субъективно-публичных прав! Его нельзя ни отменять, ни ограничивать. Вы не имеете права лишать массы возможности подать голос! Пусть сперва правительство запретит манифестации буржуазии и невской публики, враждебные демократии!…
