Памела Сарджент - Повелитель Вселенной
После того, как девушки и их сопровождавшие прошли меж костров, их провели в кольцо шатров в северной части стана. В вечерних сумерках Чечек могла разглядеть ряд больших шатров, каждый из которых был окружен юртами и сотнями повозок. Маленькие юрты были черными, а большие шатры золотыми в сумеречном свете. Туг с девятью хвостами яков, ханский штандарт, колыхался перед самым большим шатром.
Их приветствовала старуха, сказавшая, что ее зовут Керулу, а потом она повела их в одну из юрт. Небольшие деревянные кровати с войлочными подушками стояли в восточной стороне юрты. Девушки положили рядом с кроватями свои мешки. Керулу внимательно посмотрела на каждую девушку, спрашивая при этом, как ее зовут. Они поели сухого творога и попили кумыса, а потом вышли наружу облегчиться. Затем старуха отправила их спать. Чечек спала крепко, устав после путешествия. Когда она проснулась, старая Керулу сидела возле очага. Ее сморщенное лицо осунулось от усталости. Чечек подумала, что она сторожила девушек всю ночь.
— Раздевайтесь догола, — сказала Керулу, когда в юрту вошли две другие женщины. Девушки захихикали и покраснели, а женщины начали проверять зубы, принюхиваться к их дыханию, щупать их и залезать пальцами в половую щель, чтобы убедиться, что они девственницы.
— У тебя воняет кислым изо рта, — сказала пожилая женщина одной из девушек. — Эта ворочается во сне, та слишком высокая, а эта маленькая вообще слабее других. — Она презрительно посмотрела на девушку, стоявшую рядом с Чечек. — А ты, дорогое дитя, почти совсем не храпишь.
Девушки одевались, а женщины вполголоса переговаривались. Когда они оделись, Керулу отделила пятерых и велела им забрать свои мешки. Две другие женщины вывели их наружу.
— Куда они пошли? — спросила Артай.
— Их отвезут в другие станы, — ответила Керулу, — и отдадут за людей, которых великий хан уважает. Хоть они и милы, здесь оставляют только лучших. Вы — счастливицы. Многие девушки ожидают приглашений хана в других станах, где они пасут отары и стада младших жен. Многих никогда не посылают ни к одной из хатун, чтобы обслуживать хозяйство. Вам оказана честь жить в орде Бортэ-хатун, и вы только что прошли первую проверку.
Чечек предположила, что вторая проверка будет заключаться в том, как они поведут себя за завтраком. Она постаралась сесть, как положено, поджав одну ногу под себя, а другую поставив коленом вверх, прихлебывая бульон, не выказывая при этом ни голода, ни отсутствия аппетита.
Они уже опустошили чаши, когда в дверях послышался голос стража. Пожелала войти Хадаган-уджин, одна из младших жен хана. Чечек очень хотелось выйти и пописать, но она ничего не сказала — слабый мочевой пузырь несомненно считался недостатком.
Украшенный перьями головной убор Хадаган-уджин был так высок, что ей пришлось согнуться при входе. Керулу поклонилась, а девушки стали на колени. Уджин была с клюкой, а тело под полотняным халатом казалось стройным для пожилой женщины, но узкое лицо не отличалось красотой.
— Приветствую тебя, уджин, — сказала Керулу. — Пять хонхиратских девушек оказались с недостатками, но эти четыре в порядке. Они хорошо сложены, зубы у них крепкие, косы толстые, дыхание свежее, когда они просыпаются, и они не будут беспокоить великого хана, часто ворочаясь во сне.
Хадаган-уджин повернулась к девушкам.
— Честь вам, юные девы, — сказала она. — Вы будете выполнять то, что вам скажут, и с вами будет жить Керулу-экэ. Если вам повезет, вы можете попасться на сглаза хану и понравиться ему настолько, что он выдаст вас за какого-нибудь из своих сыновей или нойонов. Ну, а самое великое счастье будет для вас, как и для любой другой женщины, если хан возьмет вас к себе в постель.
Уджин нахмурилась.
— Я надеюсь, что вы порядочные девушки, — добавила она, — но предупредить вас должна. И не пытайтесь соблазнить какого-нибудь молодого человека, понравившегося вам. Хан очень ревнует свою собственность.
Чечек не удержалась от вздоха. Хадаган взглянула на нее.
— Ты что-то хотела сказать?
— Только одно, благородная госпожа, — ответила Чечек. — Я не понимаю, как девушка, отданная величайшему из людей, может даже мечтать о любви к другому.
— Не питай слишком больших надежд, дитя. — Маленькие глаза уджин были добрыми. — Нам ты понравилась больше других девушек, но у хана большой выбор. Тех, которые нравятся хану, он часто берет лишь на ночь, а другие берегут свою девственность, пока их хозяин не осчастливит их своей любовью.
Чечек не поддалась разочарованию. Бортэ-хатун была хонхиратка. Наверно, хану суждено влюбиться в еще одну хонхиратскую девушку. С ее отцом разговаривали духи — ее непременно выберут.
119
Бортэ взглянула на мужа. Он все еще сидел у постели, хотя гости давно ушли. Хан почти не разговаривал за ужином и не смотрел на хонхираток, которых она пригласила.
Он был зол, это она видела по его глазам. Наверно, это было лучше, чем жить в лапах черного духа, который завладел им после смерти Джэбэ. Джэбэ скончался внезапно, упав возле шатра одной из своих жен. Человек, которого Тэмуджин назвал Копьем, залетел далеко на запад и только там упал на землю.
Бортэ не верила, что человек может так сильно горевать. Даже Субэдэй, сблизившийся с Джэбэ во время их длительного похода на запад, горевал не так сильно.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал ей Тэмуджин после возвращения с Бурхан Халдун. — Джэбэ больше не существует.
Мука в его голосе испугала ее. Бортэ боялась, как бы он не расстался с собственной душой.
Теперь он подогревал свой молчаливый гнев, глотая кумыс и уставившись на очаг. Будет война, но Бортэ ждала ее. Тангутский государь обещал Тэмуджину заложника и мир, но никакого заложника не прислали, и вообще никто не собирался приезжать. Ханский посол вернулся из Си Ся с сообщением об этом, и Тэмуджин также узнал, что тангуты ведут переговоры с «Золотым» императором, пытаясь заручиться помощью армии цзиньцев. До того, как окончательно разгромить Цзинь, ему придется нанести удар тангутам, и побыстрей.
Он поклялся отомстить Си Ся лично, и время мести пришло. Его оповестили об этом духи, так что муж будет вынужден сдержать свое обещание.
— Надо созывать военный курултай, — сказал он наконец. — Перед большой охотой.
— Конечно, — сказала Бортэ. — Я полагаю, ты и раньше знал, что войны не миновать.
— Знал. Я не мог бы доверять тангутам, даже если бы их король и сдержал свое обещание. Они заплатят за это.
— Твои генералы непобедимы, — сказала она. — Они привезут тебе голову тангутского государя.
Она села рядом, и он повернулся к ней.
— Я хотел сделать это сам. Я решил возглавить поход на Си Ся. Чагадай останется с тобой, и ты будешь давать ему советы.
Бортэ оцепенела.
— Тэмуджин, умоляю не ехать.
Он сощурил глаза.
— Чтобы мои враги назвали меня трусом?
— Ни один человек не может назвать тебя трусом. Твоя храбрость известна. Теперь пусть за тебя повоюют твои генералы и твои сыновья.
— Такого совета я от тебя не ожидал. Бортэ, ты хочешь, чтобы я вел себя как немощный старик?
«Ты и есть старик», — подумала она.
Она не могла сказать этого или поведать, как она боится за него.
— Пусть другие повоюют за тебя, Тэмуджин. Тебе непременно надо немного отдохнуть.
— Я скоро отдохну. Но сперва увижу, как накажут тангутов.
Он признался, что смерть ожидает даже его, и все же стремился ей навстречу.
— Умоляю тебя, — шептала она. — Я ждала тебя долгие годы — скоро мне будет шестьдесят лет. Сколько лет нам осталось жить? Неужели я не заслужила…
Холодная ярость в его глазах заткнула ей рот.
— Я запрещаю тебе, — сказал он тихо, — говорить об этом раз и навсегда. Чагадай будет защищать границы родины с помощью Тэмугэ и Хасара. Ты стала такой немощной, что не сможешь дать им хорошего совета, поэтому не стой у них на дороге.
— Тэмуджин!
Он встал.
— Когда я вернулся к тебе, — сказал он, — было все равно, что волосы, некогда черные, как вороново крыло, стали белыми, как лебединое. Я мог не обращать внимания на сморщенное темное лицо, а мог представлять себе мою красавицу Бортэ. Но ты говоришь уже не так, как женщина, которую я любил. Ожидай смерти, коли надо, но ожидай одна. Я не буду ждать ее вместе с тобой в страхе.
Он зашагал к выходу и исчез в ночи.
Хан шевельнулся рядом с ней. Есуй прижалась к нему, когда снаружи донесся порыв ветра. Буран едва не сорвал дверь, когда он вошел, его шапка и тулуп поблескивали от облепившего их снега. После большой охоты он часто приезжал в ее орду. В ее постели он был по-прежнему молодым, она умела возбуждать его, как прежде, а ее любовные стоны радовали его. Трое младших детей, как обычно, жили в шатре сестры, а ее глухонемые китаянки не могли услышать, что происходило у них с мужем.
