Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.1
— Велика, атаман. Ежели огибать горы и идти к устью Усы, то плыть ишо вёрст двести, а то и боле. Но то уже другой путь.
— Много, дед. Без дозоров плыть двести вёрст рисково. Можем и на стрельцов нарваться. Бой принимать — казаков терять. Не за тем мы сюда пришли. Не лучше ли на исток Усы перетащиться? Далече ли река от Волги?
— С версту, атаман.
— Верста нас не затруднит, перетащимся. Как, есаулы?
— Перетащим, батько. Огибать не станем. Пошто дни терять?
— Вестимо, други. Веди, дед.
Гаруня шагнул на нос. Долго вглядывался вдоль правобережья, изронил:
— Пожалуй, вскоре можно и приставать, атаман. Кажись, подходим.
Гаруня постоял еще с полчаса и взмахнул рукой.
— Прибыли, хлопцы! Зрите дубраву? Тут и станем.
Над Волгой пронесся зычный атаманский возглас:
— К берегу, донцы-ы-ы!
Челны ткнулись о берег. Казаки высыпали на отмель, малость поразмялись, подняв челны на плечи, понесли к Усе.
Новая река оказалась неширокой, но довольно быстрой и глубокой. Казакам почти не приходилось браться за весла, да и поспешать теперь было уже некуда. Надо было осмотреться в этом диком лесном урочище.
Справа вздымались к синему поднебесью белые утесы[258], прорезанные глубокими ущельями и пещерами, оврагами и распадками, утопающими в густой зелени непроходимых чащоб. Вид Жигулевских гор был настолько дик, суров и величав, что даже бывалые казаки не смогли удержаться от восхищенных возгласов:
— Мать честная, вот то сторонушка!
— Дух захватывает, братцы!
Болотников любовался и ликовал вместе с казаками. «Сам бог повелел тут повольнице быть. Не зря ж о сих местах складывают сказы да былины. Казакам-орлам здесь жить да славу обретать», — взбудораженно думал он.
А Первушка от всей этой дикой красы и вовсе ошалел.
— Ух, ты-ы! — только и нашелся что сказать молодой детина.
— На утес тебя свожу, там, где соколы гнездуют. Вот то приволье. Уж такая ширь, сынок! Волгу на сорок вёрст видно, — оживленно высказывал Гаруня.
Болотников велел остановить струги. Судно толкнулось о берег, и атаман сошел на лужок, опоясанный матерыми столетними дубами.
— Здесь раскинем стан.
Казаки высыпали на берег. Разложили и запалили костры, наполнили казанки водой, поставили на треножники, положили в котелки мяса.
Было гомонно. Донцы радовались концу утомительного похода, тихой солнечной дубраве, дымам костров, буйным травам под ногами; ели жесткие овсяные лепешки, хлебали мясную похлебку, едко дымили люльками, гутарили:
— Любо тут, станишники. Доброе место — Жигули. Походим сабельками по купчишкам.
А Болотников пил, ел и все поглядывал на утесы. Его всегда манили кручи. Так было и на богородском взгорье, куда он не раз взбирался с дедом Пахомом и слушал его сказы о донской повольнице, так было и на степных холмах, с которых любовался раздольем ковыльных степей.
Молвил есаулам:
— Пора глядачей ставить. Айда на кручу.
— Айда, батько.
Есаулы и десятка три казаков полезли к вершинам, но то было нелегким делом. Приходилось преодолевать не только чащобы, но и ущелья да буераки. Вокруг теснились каменные глыбы, шумели в густом зеленом убранстве сосны и ели, до боли резали глаза ярко сверкающие на солнце белые утесы.
— Есть ли тут тропы? — спросил Гаруню Болотников.
— Есть, атаман. Но ближе к устью. По тем тропам Ермак взбирался.
— А далече ли устье?
— С полдня плыть надо.
— Там потом и встанем.
Не час и не два пробирались повольники к жигулевским вершинам. Поустали, дымились драные зипуны и рубахи, гудели непривычные к горным подъемам ноги. Есаулы заворчали:
— Поспешил ты, батько. Надо было допрежь о тропе сведать.
— Ничего, ничего, други, привыкайте и по горам лазить. Здесь теперь наше пристанище, здесь нам и волчьи ноги иметь, — посмеиваясь, ответил есаулам Болотников.
Но вот и вершина утеса.
— Господи, Никола-угодник! Экая тут красотища! — воскликнул пораженный открывшимся простором Нечайка.
— Шапками облака подпираем, — вторил ему Васюта.
А Первушка лишь удивленно хлопал глазами да крутил по сторонам головой.
— И впрямь соколиный утес. Какая ширь, други! — молвил Болотников, снимая шапку. Ветер растрепал его черные кудри, толкнул к самому обрыву. Весело рассмеялся. — Ишь ты, дерзкий тут сиверко. Того и гляди соколом полетишь.
Долго всматривался в волжские дали. Прав оказался Гаруня: река и вправо и влево виднелась на десятки вёрст. Волга, натыкаясь на могучий горный кряж, замедляла свой бег и крутой подковой огибала Луку.
— Славно здесь купцов можно встретить, — довольно произнес Нагиба.
— Славно, Мирон, — кивнул Болотников. — Откуда бы они ни выплыли, а мы их — таем да врасплох. Хоть из устья Усы навалимся, хоть от истока к Волге перетащимся. Самое место здесь повольнице.
— Что верно, то верно, батька. Утайчива Лука. Теперь лишь бы купцов дождаться, — покручивая саблей, сказал Нечайка.
Болотников обернулся к казакам.
— Кто из вас, други, хочет в первый дозор заступить?
— Дозволь мне, батька, не провороню, — вышел вперед Деня.
— И мне, атаман, — молвил Устим-Секира.
Затем отозвались и другие казаки, Болотников же оставил на круче пятерых.
— Всем придет черед. А теперь на стан, донцы.
Спускались по другому склону, более отлогому, но еще более лесистому. Когда уже были в самом низу и выбрели на просторную поляну, внезапно из трущоб вылезло около двух сотен обросших, лохматых мужиков с дубинами, кистенями, палицами и рогатинами. Ловко и быстро охватили тесным кольцом казаков.
Донцы выхватили сабли. Один из мужиков, огненнорыжий, большеротый, осерчало упредил:
— Спрячь сабли, побьем!
Ватага насела грозная и отчаянная, но Болотников не сробел.
— Геть, дьяволы! Прочь! — зычно прокричал он, потрясая тяжелым мечом.
Вожак ватаги оказался не из пугливых. Взмахнув пудовой дубиной, дерзко двинулся на Болотникова.
— Круши боярских прихвостней!
Сечу, казалось, остановить было невозможно. Но тут впереди Болотникова оказался Васюта.
— Ужель ты, Сергуня? — бесстрашно подходя к мужичьему атаману, спросил Шестак.
Вожак остановился.
— Откель ведаешь?
— Да кто ж Сергуню на Руси не ведает, — смягчил голос Васюта. — Сергуня — первейший атаман веселых. Не ты ль под Москвой скоморошью ватагу водил?
— Вестимо, водил… Но тя не ведаю.
— Да разве тебе всех упомнить, — еще более миролюбиво продолжал Васюта. — Мужиков на Руси как гороху в амбаре. Но обоз наш ты не должен запамятовать. Лет пять назад мы рыбу на царев двор из Ростова везли, а ты нас под Москвой встретил. Аль забыл, как пятерню в чану стрекавой пожалил? Чаял винца добыть, а ухватился за карася.
— Рыбий обоз? — нахмурил лоб атаман. — Людишки оброчные?… Кажись, припоминаю, встречал с веселыми такой обоз.
— Вот и я гутарю! — повеселел Васюта.
— А ты что, из тех оброчных?
— Из тех, Сергуня. Когда-то на царя-батюшку рыбку ловил, а ныне — вольный казак.
— А энти? — кивнул Сергуня на повольников.
— Сотоварищи мои. Пришли мы с донских степей по Волге-матушке погулять.
— А не из Самары? — все еще недоверчиво вопросил Сергуня. — Отлетось вот так же с сабельками нагрянули. Норовили ватагу мою изничтожить, так мы им живо шеи свернули.
Болотников вложил меч в ножны, ступил к Сергуне.
— Ужель мы с боярскими прихвостнями схожи? Глянь на зипуны наши, атаман.
— Да зипуны вы могли и в лесу поизодрать, — молвил Сергуня. Однако цепкий, наметанный глаз тотчас охватил и рваные, просящие каши сапоги, и заплатанные портки, и грязные рубахи. Но больше всего убедили Сергуню трубки, торчащие в зубах Нечайки и Секиры: царевы люди бесовское зелье не курят.
Опустил дубину.
— Никак, и впрямь с Дону. А я-то чаял, государевы казаки из Самары. Поди, впервой тут?
— Впервой, Сергуня. А ты здесь давно ли? — присаживаясь на валежник, полюбопытствовал Болотников.
— Да, почитай, с год обитаемся, — ответил Сергуня, присматриваясь к донскому атаману.
Казаки и ватажники, усевшись на поляну, завели меж собой оживленный разговор. Донцы узнали, что живут мужики в шалашах и землянках неподалеку от Усы. Два налетья они зорили боярские усадьбы, нападали на купеческие обозы, а потом, скрываясь от стрельцов, упрятались в жигулевских трущобах.
Поведали о себе и казаки, на что Сергуня изронил:
— Купцы малым числом по Волге не ходят, пасутся. Сбиваются в большие караваны да людей оружных нанимают. Взять их мудрено.
— А пытали?
— Пытали, атаман. Но с дубинкой стрельца не осилить. Они ядрами палят. Поди, и вам хабара не будет.
