Вилен Хацкевич - Как говорил старик Ольшанский...
Школу посещали все реже и реже… Не хватало времени. Росло число команд. Мы и так за день едва успевали провести очередной тур…
Кто знает, может быть, эта наша игра послужила прообразом того настольного футбола, который сейчас продается в магазинах в шикарных коробках. Правда, вместо пуговиц здесь уже металлические фигурки игроков, мяч — шарик, а указательный палец со специально ухоженным ногтем заменила пружина. Может быть, и создал это чудо кто-нибудь из бывших «пуговичных пиратов», как называл их старик Ольшанский.
Одно дело — гонять пуговицы на столе, или участвовать в футбольных баталиях во дворе, другое дело — присутствовать на настоящем матче мастеров на Центральном стадионе. В день матча, задолго до его начала, мы пешком со Сталинки, через всю Красноармейскую, шли к Черепановой горе, где кто-то обнаружил заветную калитку, а затем, спустившись к стадиону, пробирались на сектора. Но все это было тогда, когда по возрасту мы уже не могли быть «сынками».
Ведь раньше было как?.. Перед матчем мы рассыпались у входа на стадион и жалобно всматривались в лица взрослых, идущих на футбол.
— Дяденька, проведите! — неслось со всех сторон.
— Пойдем, сынок, — говорил «дяденька» и брал вас за ручку.
«Родство» заканчивалось сразу же за спинами контролеров. Конечно, среди нашего брата были и «счастливчики», которые въезжали на стадион в инвалидных колясках и наблюдали за игрой с мягких сидений. Сотни колясок стояли на беговых дорожках и за футбольными воротами, и сотни ребят сидели в них со своими «дядями», которым поставила свои отметины прошедшая война.
И начиналась игра… И росли мы вместе с Пашей, Пекой, Балериной, Лерманом, Голубевым, Макаровым, с детства зараженные чудом, называемым футболом.
* * *
У Вильки появились первые деньги. Нет, это не те жалкие рубчики, которые ему выдавала Лиза на школьные завтраки, а полноценный честно заработанный червонец, а то и тридцатник.
Мотик Мирсаков, а потом Лазик, а потом Йосик, а потом и Лева, который теперь Юра, поступили на курсы закройщиков. Они писали рефераты, курсовые работы, а спустя долгие месяцы — и дипломные. Так вот, Вилька рисовал им всем модели, чертежи, графики, выкройки…
Миша Мирсаков купил новенький магнитофон «Днепр». У него была куча довоенных пластинок, чудом уцелевших в годы эвакуации. И это были настоящие, фирменные диски с красивыми этикетками. У Миши возникла идея переписать все пластинки на магнитофон, но с объявлениями, как по радио. И Вилька долгими часами работал в Мишиной квартире. Он брал очередную пластинку, ставил ее на проигрыватель, который за «пошив брук» на время дал Халемский, включал магнитофон и поставленным голосом объявлял в микрофон: «Лимончики». Исполняет Леонид Утесов.» После объявления нажимал на клавишу с надписью «СТОП». Теперь запускалась пластинка на проигрывателе и включалась запись. И лилась песня, и весело мигал глазок магнитофона. Миша водил утюгом и блаженно улыбался, а Маня, возясь у плиты, поглядывала на Мишу, и губы ее шепча помогали Утесову… И звучали голоса Лещенко, Вертинского, Козина, Хромченко, Эпельбаума, Ляли Черной… А когда Вадим Козин пел «Нищую», то Маня рыдала, и Миша, в смятении поглаживая ее плечи, утешал Маню:
— Маня, — говорил он, — не надо, успокойся. Это же только песня.
— Ой, Миша, что ты знаешь? Ведь и я могла быть на ее месте…
А когда, наконец-то, тетя Берта уезжала к себе домой в Нежин, то из квартиры Мирсаковых звучал марш «Прощание славянки».
Слушайте, не отсюда ли родилась теперешняя дискотека? Чем Вилька не «диск-жокей»?
* * *Вовка Японец шил модельные лакированные туфли из заготовок, которые ему поставляли деловые люди. И в воскресенье, собрав тройку-пятерку пацанов и вручив каждому по небольшому чемоданчику с готовым товаром, он направлялся на толкучку в район Саперного поля. Японец и Соболь смешивались с толпой, а хлопцы с чемоданчиками дежурили на своих точках за воротами толкучки. Японец и Соболь, продав свои пары, приходили за очередным товаром к Юрке Цыпе, Фимке, Вильке… От реализации товара зависела их денежная премия.
А заработанные Вилькой деньги шли на покупку книг, красок, кистей, новых диафильмов, открыток, фотографий с артистами. Борька Соловейчик купил себе гитару, Юрка Цыпа — настоящую финку с наборной ручкой, а Вовка Тюя — новенький настоящий футбольный мяч — очередное горе для старика Ольшанского.
* * *
А вчера у нас во дворе были похороны… Вовка был нормальным мужиком, работягой — висел на Доске почета на своем заводе, любил свою жену Тамарку, сына Петьку, но позволял себе выпить лишнего. Ну и, понятно, превращался в скотину. Тамарка страшно переживала по этому поводу, да и мать ее постоянно доставала попреками в адрес Вовки. А ту науськивала ее мамаша Миенчиха. Все бы было хорошо, да как его, Вовку, от выпивки отвадить? На бабьем совете Миенчиха доложила о разговоре со знахаркой — девяностолетней бабой Лаврентьевной, которая посоветовала в бутылку с Вовкиным питьем добавить собачьей крови. Мол, не пройдет и недели, как Вовка до конца дней своих в рот ничего спиртного не возьмет. А у Вовки традиция была такая: он с работы приходит, руки моет и за стол садится вместе со всеми, а на столе должна всегда стоять бутылка с его любимым портвейном.
Короче, бабы решили провести эксперимент. Купили в магазине его вино. Миенчиха сходила к Лаврентьевне, и знахарка зарядила его «по науке». Все чин-чином: бутылка как бутылка, пробка на месте. Не подкопаешься. Принесла Миенчиха бутылку домой и в шкафчик на кухне поставила. А надо сказать, что тот бабский разговор слышал сын Вовки, он и за всеми последующими действиями мамы и бабушек проследил.
Петька дежурил во дворе, поджидая отца. Когда Вовка появился (на удивление трезвый), Петька ему и рассказал о том, что придумали мамка с бабками. Вовка сыну дал на мороженое, а сам пошел в магазин, купил точно такую же бутылку с вином, придя домой, тут же проник на кухню к шкафчику и вместо «заряженной» бутылки поставил свою. Сели за стол. Тамарка еду подает, бутылку из кухни несет. Все какие-то напряженные сидят, у бабы Миенчихи руки трясутся больше, чем всегда.
Вовка берет бутылку, наливает вино в стакан, подносит ко рту, и, как всегда, выпивает. Бабы украдкой за его действиями наблюдают. Выпил, значит, Вовка вино и молча, как всегда заедает борщом. Напряжение усиливается. Вовка наливает второй стакан, выпивает. Бабы на него уже нахально в упор глядят. У Миенчихи трясутся руки и губы, нижняя беззубая челюсть отвисла. Вдруг Вовка стал оседать, присел на корточки, опустился на четвереньки, подбежал, перебирая руками и ногами к Миенчихе, зарычал, залаял и укусил ее за ногу. Все в испуге вскочили со стульев. Миенчиха схватилась за сердце, жадно глотнула воздух и упала замертво. Последнее Вовкино «Гав!» тоже умерло в зародыше… Вовку Труханова судили. Ему дали год (условно) за хулиганство.
* * *
Мишка Голубь, узнав о смерти Миенчихи, рассказал Мише Мирсакову, а Миша потом рассказал Шмилыку, старому Ольшанскому, Сундуковскому и всем соседям «тоже очень смешную историю». И мы ее слышали из уст Миши Мирсакова:
— Один мужчина, какой-то там важный начальник, подозревая свою молодую красавицу-жену в измене, решил ее попугать. За несколько минут до ее прихода домой с работы, этот мужчина повесился в своей собственной квартире на круке, где вешают абажур. Это там, на потолке. Поняли? Ну, вот… А повесился он очень хитро. Он к поясу прикрепил веровку, пропустил ее под рубаху, под пиджак, закрепил где-то там под мышками, выпустил через воротник и прицепил веровку на крук. Потом ногами отпихнул табуретку, на которой он стоял, и повиснул в пиджаке. Висит он так, значит, а жена почему-то не идет. А он перед этим даже двери в квартиру оставил открытыми, чтобы видеть, когда она появится. И вдруг раздаются шаги и кто-то заходит. Но это совсем не жена пришла, а сосед пришел из нижнего этажа. Чего он пришел? Ни этот начальник, ни мы с вами еще не знаем. Ну, этот сосед, когда увидел труп на веровке, сначала очень перепугался. Вы представляете себе эту картину! Потом он огляделся, попривыкнул, увидел, что в квартире больше никого нема, и давай лазить по шифлядам. Потом стал на табуретку и поднялся до трупа…
А тому, наверное, он уже давно надоел. Так он, этот начальник, который висел, как даст ногой у промежду ног тому соседу, а потом еще и по голове, что тот, холера ему в бок, тоже сразу стал трупом. И в это время, наконец-то, приходит жена. И что же она видит? Правильно, опять-таки два мужских трупа: один висит над потолком (это ее муж), а другой валяется на полу… В общем, крики, вопли, соседи, милиция…
Все, конечно, живы остались. Но этот сосед в больнице все же побывал, а когда оттудова вышел, то был суд. На суде прокурор спрашивает энтого мужчину-начальника: «За что вы своего соседа избили?» Ну, тот и говорит:
