Розмари Сатклиф - Ведьмино отродье
В голове у Ловела промелькнуло смутное воспоминание: желтая бабочка… что-то обещанное… Потом он услышал за спиной голос Роэра.
— Совершенство! Уверен, Господу нашему на этой картине только единственной бабочки недоставало!
Воспоминание же унеслось туда, откуда на миг явилось.
А потом Ловел, расставшись с попечителем на пороге приюта, отправился своей дорогой.
Впереди он видел хоры монастырской церкви, их величественные — на фоне неба — и прекрасные очертания. Пока только хоры возведены, потом будет и остальное. Но братьям не придется ждать завершенной до шпиля церкви, чтобы в ней славить Господа. Издали сооружение казалось не совсем реальным, но подходившему ближе Ловелу оно представало все явственней, все основательней, прочней, непоколебимей. Мастеровые как раз возвращались с обеда, и стройка загудела, оживилась, будто пчелиный улей. Ловел миновал навес, под которым мастер каменщиков держал свои рабочие чертежи, нанесенные на штукатурные плиты, успел увернуться от тележки, груженой тесаным камнем, и двинулся обращенным в месиво участком, где трудились над балками центрального свода плотники. В другом месте кузнецы выделывали стержни, скобы, нагели для крепления свода. А с хоров, от установленной там лебедки, неслись голоса вращавших большое колесо, которое подымало тесаный камень наверх, на леса, откуда им вторили голоса строителей, дожидавшихся камня для кладки.
У печки на дворе возле одной из хибарок строителей, где мужчины как раз отобедали, на бревне сидел долговязый рыжеволосый подросток лет шестнадцати и расправлялся с остатками овсяной каши из громадного котла, помещавшегося у него на коленях. Длинным пальцем он вел по стенке, облизывал палец и опять запускал в котел. Но не занятие поглощало его внимание — он не отрываясь смотрел на высокие церковные хоры и на голубое небо, сиявшее сквозь ряд окон над хорами.
Позже Ловел так и не разобрался, что заставило его замедлить шаг, этого мальчика он прежде не видел, но признал свое — непонятное — с ним родство. Мальчик вздрогнул, заметив упавшую на него от Ловела тень, и перевел взгляд. Увидел черную сутану и неуклюже, будто мешал котел на коленях, стал подниматься Ловел покачал головой и присел рядом с ним на бревно, вытянул хромую ногу — болевшую, как часто бывало, если он ногу перетруждал. А мальчик улыбнулся щербатой — из-за недостающего зуба — улыбкой и опять сделался серьезен. Лицо, когда мальчик не улыбался, было у него очень серьезным.
— Ты новичок тут, да? — спросил Ловел.
— Да. Новый поваренок, как вы бы сказали. Я тут на побегушках.
Ловел кивнул. На любой стройке есть подобные подавальщики — мальчики, старики, которые варят кашу, разносят, подносят. Иногда они кому-то из строителей родичи, иногда подмастерья, проходящие нелегкую школу, иногда просто перекати-поле. Ловел поймал себя на том, что ему хочется узнать о мальчике больше, но в веснушчатом лице, несмотря на улыбку, крылось что-то внушившее Ловелу: выспрашивать было бы все равно, что войти в чужой дом без позволения. И вместо этого Ловел сказал:
— Я не обедал. Нельзя ли и мне пристроиться к твоему котлу?
Мальчик протянул котел.
— Конечно. Пожалуйста!
Ловел опустил в котел руку и вынул на пальце овсяной каши — почти остывшей, густой и тягучей, зато не пригоревшей и без комков.
— Хороша! — сказал Ловел, почти не лукавя. — Пришел бы к нам в приют, сварил!
— Мое место здесь. — Мальчик дернул подбородком в сторону поднимавшихся в ясное небо церковных хоров, мимо которых стрелой носились взад и вперед ласточки, уже собиравшиеся в теплые страны. — Здесь, где стены растут.
Странные слова для только что пришедшего в Смитфилд. Но мысли Ловела перебил чей-то крик от кузницы поблизости:
— Эй, Ник! Ник Редполл! Коли делать нечего, иди у мехов постой, потрудись! Или думаешь, я могу ковать крепи во славу Господню и разом следить за этим чертовым горном?!
Мальчик поставил на землю котел, возвращенный Ловелом, и наклонился поднять что-то, скрытое в сторонке, высокой травой. Ловел увидел сколоченный грубо костыль, увидел, что левое колено Ника Редполла было кривое и не сгибалось, а нога, когда мальчик встал, не доставала земли. Вот почему, подумал Ловел, он ощутил родство с рыжеволосым Ником.
Глядя вслед мальчику, ковылявшему на зов, опять летевший из кузницы, Ловел живо вспомнил свои первые дни в Новой обители, когда и он был у всех на подхвате — без места в жизни, которое мог бы назвать своим.
В церковь идти времени уже не осталось. Он повернул назад, к ждавшим его делам. Но по дороге заглянул-таки ненадолго к каменотесу, которого знал интересно, как тот продвинулся с кубами капителей, что увенчают опоры хоров.
Стоя рядом с невысоким, склонившимся над работой мастером, следя за теслом в его руках, неторопливо, уверенно вырезавших в камне орнамент, Ловел спросил:
— Ваш новый кашевар — Ник Редполл, я слышал, как его зовут, — с кем-нибудь тут в родстве?
Серл, каменотес, не отрывал глаз от тесла, снимавшего слой камня.
— Ни с кем из тех, кого я знаю, — проговорил он. — Околачивался тут, как приблудный пес, вот мастеровые и стали давать ему поручения. Из него ловкий кашевар удался. И вообще на руку скор. Похоже, стройкой интересуется. Жаль, эта его нога. Мог бы когда-нибудь сделаться кладчиком.
Глава 12. Ник Редполл
Только через несколько недель Ловел выкроил время снова прогуляться на стройку. Свод увенчает церковь на будущий год, пока же над хорами высился лишь серый небесный свод, и незлобивый влажный ветер с запада влетал сквозь зияющие верхние окна, чтобы подергать за полы мастеровых, работавших на лесах. Северный неф был уже покрыт, пусть не полностью, но уже был в балках, стропилах, и его заполняли мягкие тени — если смотреть через арки с хоров. Что-то шевельнулось там. Среди теней, — Ловел разглядел Ника. Тот, опиравшийся на костыль, с бухтой каната на свободном плече, стоял и, откинув голову, наблюдал за строителями на противоположном конце — возводившими свод южного нефа. Лицо мальчика выражало страстную жажду, которая Ловела вдруг глубоко ранила.
Это длилось всего мгновение, Ник Редполл обернулся, заметил Ловела и заулыбался.
Ловел, волоча ногу, спустился к мальчику, и они вместе стояли, смотрели, как люди работают на высоких лесах.
— Продувает там, наверху, — сказал Ник, помолчав.
— Продувает, — согласился Ловел.
— Скоро стройку свернут до весны.
Ловел кинул быстрый взгляд вокруг. Слова прозвучали, будто каменщик говорил. Впрочем, мальчик-то уже успел перенять особую речь мастеров.
— Наверняка мастер Беорнфред радуется, всякий раз поглядывая туда, вверх, — сказал Ник. И, опять помолчав, добавил: — Красавица будет церковь!
По-прежнему глядя на мастеров, работавших на лесах, он вытянул руку и приложил ладонь к колонне рядом. Ловел подумал, что так кладут руку на древесный ствол, чтобы ощутить прочность живого дерева. И почти тотчас заметил: лицо Ника застыло от ужаса — с широко раскрытыми глазами и ртом, из какого так и не пробился крик: «Осторожно!» Наверху загрохотало. Звук катящегося тела, вопль — и Ловел, мгновенно переведя взгляд на паутину лесов, увидел, как доска оттуда рухнула на перекрытие хоров.
Поднялся шквал криков, какой-то несчастный, судорожно перебирая ногами в пустоте, висел, уцепившись за край лесов, а двое напарников тащили бедолагу обратно. Стоявший ниже, где падавшая доска едва его не задела, ревел старший артели:
— Святой Лука и его святые рога! Неужто до сих пор не знаете, как доску донести? Чуть ветерок под локоть толкнет — и выронили!
Резкий всхлип позади заставил Ловела опустить взгляд, обернуться. Ник Редполл скорчился у основания колонны, закрыв лицо рукой.
— Ничего, — сказал Ловел. — Ничего. Только доска сорвалась.
Ник Редполл медленно отвел руку и посмотрел мимо Ловела вверх, на мастеровых на лесах, теперь громко переругивавшихся. Попробовал улыбнуться, но лицо его стало мертвенно-бледным, а веснушки оттого — прямо черными. Он будто бы был под властью кошмара, от которого еще не совсем освободился.
— Только доска… — повторил Ловел.
— Доска… Но показалось, что Барти… — Ник попытался шутить: — В голове у меня никак помутилось! Барти с лесов не упал бы, даже и захоти он; ему, как говорит, сам черт ворожит!
— Дело не в нем — это ты упал, да? — выпалил Ловел.
— Упал?… — повторил за Ловелом Ник, чтобы выиграть время.
— Упал с лесов. И прямо сейчас во второй раз — упал, увидев, что Барти сорвался… так ты покалечил ногу.
Настало долгое молчание. На лесах мастеровые угомонились, взялись за дело. Тогда Ник, с усилием, повернул голову.
— Да. Уже два года тому. — Он потянулся за костылем. — Мне надо идти, а то скоро будут от колокольни кричать, где их канат.
