Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо
— Да. Погребальная церемония назначена на одиннадцатое в храме Дайтоку и продлится несколько дней. Хидэёси сам всё устроил. Меня только что известили, что в столице это вызвало суматоху.
В тот миг живое воображение Тяти принялось рисовать виды Киото, столицы, в которой она никогда не бывала, но знала, что это город несравненной красоты и роскоши. Отсюда, из провинциального прибрежного замка, стынущего под серым северным небом, Киото казался волшебным миражом. Сколько гор и рек надобно преодолеть, чтобы попасть туда! Киото недостижим. И именно там через несколько дней должны состояться похороны её дяди!
— Гнусная макака намеренно избавилась от всех вассалов господина Нобунаги, вынудив их вернуться в свои владения! Эта чёртова обезьяна с самого начала собиралась единолично присутствовать на погребальном обряде! — прорычал Кацуиэ и, кликнув слуг, велел препроводить О-Ити с дочерьми в другую гостиную.
Отныне они вчетвером снова стали вести уединённую жизнь на женской половине замка. День за днём шли дожди. Здесь, в северных землях, в отличие от Киёсу, уже ничто не согревало их сердца, в садах росли одни сосны, горные сосны зеленели вокруг на скалистых склонах, и ветер, каждый вечер прилетавший с моря, уныло звенел изумрудными иголочками.
Болтушка-хохотушка Охацу, самая весёлая из трёх сестёр, сделалась молчаливой, а Когоо, с рождения отличавшаяся сумрачным беспокойным нравом, так и не научилась смеяться. Девушки уже не могли, как в былые времена в Киёсу, проводить дни напролёт подле матери. Её место заняла Тятя, и теперь она заботилась о своих младшеньких.
Зато, если в Киёсу они были отрезаны от внешнего мира, здесь, в Китаносё, новости поступали к ним бесперебойно. Самураи, время от времени наносившие им визиты, и свитские дамы рассказывали о событиях в стране. Таким образом княгиня и её дочери во всех подробностях узнали о похоронах Нобунаги в Дайтокудзи. Начиная с одиннадцатого дня десятой луны сотни буддийских монахов без устали читали сутры, путь погребальной процессии, выступившей пятнадцатого числа из Дайтокудзи в Рэндайно, к месту упокоения полководца, был украшен ветками бамбука, по обеим сторонам дороги сооружены бамбуковые изгороди, у которых толпились десятки тысяч людей.
Ни единый человек из тех, кто рассказывал об этом княжнам и их матери, не скрывал своей ненависти к Хидэёси. Все были уверены, что Кацуиэ с помощью своих союзников Тосииэ Маэды, Кадзумасу Такикавы, Нарима-сы Сассы, Канэмори Нагатики и при поддержке Нобухико из Гифу в ближайшем будущем соберёт армию и пойдёт войной на Хидэёси. Как только слухи о назревающей битве распространились среди обитателей Китаносё, подоспели и доказательства: в замок стали прибывать воины и полководцы из всех провинций северного побережья. В конце десятого месяца состоялся трёхдневный военный совет. Сразу после его окончания Тосииэ Маэда, Наримаса Сасса и Канэмори Нагатика отбыли на запад, на переговоры с Хидэёси. Трое даймё были уполномочены устранить возникшее между Кацуиэ и Хидэёси недопонимание и найти мирный выход из ситуации, дабы два лагеря могли снова объединиться и направить свои усилия на защиту и воспитание малолетнего наследника Нобунаги. На десятый день одиннадцатой луны Маэда со товарищи вернулся в Китаносё.
В замке вздохнули с облегчением — вроде бы всё уладилось подобру-поздорову, однако и месяца не прошло, как стало известно, что Хидэёси затеял осаду Нагахамы в стремлении отвоевать свою крепость, доверенную военным советом в Киёсу попечительству Кацуиэ Сибаты. Кацумори, усыновлённый наследник Кацуиэ, отчаянно защищал Нагахаму, но вынужден был сдать её Хидэёси. После этого суета в Китаносё лишь усилилась. Каждый день до Тяти доходили слухи об отправке посланников то к Иэясу Токугаве, то к Кагэкацу Уэсуги, давним врагам Кацуиэ, для мирных переговоров.
Однако главным событием того года, 10-го под девизом правления Тэнсё[47], стало победоносное шествие Хидэёси во главе тридцатитысячного войска по провинции Мино. Он захватил на этих землях множество замков и обустроил свою резиденцию в Гифу. Самбосимару по его приказу забрали у Нобухико и перевезли в Адзути под опеку Нобукацу. Когда эта весть долетела до Этидзэн, замок Китаносё тонул в снегу, сугробы в округе достигали трёх с половиной сяку[48] и не было никакой возможности собрать армию и вести её на юг. Кацуиэ в ту пору сделался мрачным и замкнутым, приобрёл привычку в полном одиночестве подниматься на сторожевые башни или на верхний ярус тэнсю и подолгу оставаться там, обозревая окрестности.
Однажды Тятя столкнулась с ним на галерее крепостной стены — отчим направлялся к угловой северо-западной башне.
— Ну как оно там, княжна? Не скучаете в этом замке, заваленном снегом?
Пока девушка обдумывала ответ, Кацуиэ предложил ей вместе подняться на смотровую площадку, и Тятя последовала за ним, в полумраке нащупывая ногами ступеньки.
Вокруг, насколько хватал глаз, простиралась снежная равнина, у подножия небольшого холма к северо-западу от замка текла речушка, бравшая начало из горячих подземных источников, — голубая ниточка, единственное пятнышко, осквернившее безупречно белый фон. На севере дремало Японское море, на юге, западе и востоке громоздились горы, скрывая своими заснеженными вершинами горизонт. Кацуиэ принялся указывать на пики, называя Тяте их имена, но та запомнила лишь Хакусан — до того их было много.
— Осталось потерпеть ещё совсем чуть-чуть. С середины второго месяца погода начнёт меняться, под третьей луной снегопадов уже не будет, — сказал Кацуиэ, не отрывая взгляда от зимних просторов. Помолчал немного и добавил: — Надобно дождаться второго месяца. Середины второго месяца.
Тятя запрокинула голову, посмотрела на отчима. Эти слова предназначались не ей — он говорил сам с собой.
— С восходом второй луны вы станете собираться в поход, батюшка?
Кацуиэ с удивлением покосился на неё.
— Возможно, — кивнул он с серьёзным видом и вдруг заглянул ей в глаза: — Вы ненавидите войны?
— Нет, — покачала головой Тятя. — Я ненавижу поражения.
Впервые за последнее время Кацуиэ расхохотался:
— Кто ж их любит? Вы, должно быть, замёрзли. Пойдёмте вниз, — и первым зашагал по ступенькам.
Тятя смотрела ему в спину, почти физически ощущая исходившее от всей этой высокой фигуры некое возвышенное одиночество, и вспомнила вдруг своего деда Хи-самасу, виновного в гибели горной твердыни Одани.
На второй день Нового года в заснеженном замке устроили пир. Приглашены были хозяева крепостей, рассеянных по побережью Японского моря, и многолюдное шумное празднество несколько часов продолжалось в церемониальном зале на последнем ярусе тэнсю под громогласные выкрики самураев, дружный хохот и бесконечные здравицы. Несмотря на царившую в зале атмосферу грубоватого солдатского веселья, Тятя, её матушка и сёстры получили удовольствие от этого вечера — ведь в их скучной уединённой жизни было так мало развлечений.
Праздничный гул смолкал лишь в те минуты, когда актёры театра Но являли гостям своё искусство. Подвыпившие провинциальные вояки, рассаженные согласно чинам и рангам, на это время замирали, боясь пошевелиться, и таращились на танцоров, разинув рты. Были в этих людях какая-то странная робость и благочестие, столь характерные для самураев из северного прибрежного захолустья.
На протяжении всего пира Тятя пристально следила за Моримасой Сакумой. Поначалу статный молодой воин занимал место подле своего дяди Кацуиэ, затем, в разгар торжества, присоединился к самураям низшего ранга и предался возлияниям, позабыв обо всём на свете. Наконец, уже нетвёрдо держась на ногах, он направился к Тяте, уселся напротив неё и бесцеремонно протянул пустую чарку в ожидании, что девушка наполнит её сакэ.
Тятя и не думала потакать его капризам. Одарив юношу ледяным взглядом, она презрительно отвернулась.
— В середине второго месяца мы отправляемся в поход. Дни мои сочтены. Неужто откажетесь наполнить чарку? Пусть это будет последнее приятное воспоминание, которое я унесу с собой из нашего изменчивого мира. Моримаса идёт на смерть! Слышите? Не истечёт и пары месяцев, как Моримаса сложит голову!
Тятя молчала. Поведение молодого воина, который бахвалится собственной смертью, очень ей не понравилось. Помолчав ещё немного, она сердито осведомилась:
— И почему это вы непременно должны сложить голову?
— Потому что я хочу, княжна, чтобы вы и дальше мирно жили в этом замке.
— А умирать-то вам зачем?
Моримаса ответил, и взгляд его при этом был таким ясным, будто он и не пил сакэ:
— Хидэёси победит, только если я погибну. Знаете, какое моё самое заветное желание? Чтобы на свете было два Моримасы!
Так и не дождавшись от Тяти добавки, он забрал свою пустую чарку и вернулся к товарищам по оружию.
