"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Поппея остановилась.

– Какие пять сотен? – с некоторым возмущением спросила она. – У меня их всего двести!

Я прыснул от смеха. Да, излишества и тщеславие невозможно контролировать.

– И когда ты принимаешь свои молочные ванны?

– Обычно утром.

– Прости, что нарушил твой распорядок. Нельзя прерывать служение божественной красоте. А я могу посмотреть?

– Если пожелаешь, – сказала Поппея. – Или можешь присоединиться.

– Пожалуй, не стану.

– А Отон себе в этом не отказывает.

И настроение у меня тут же переменилось, как будто облако набежало на солнце.

– Он изнеженный и слишком себя любит, это всем известно, – заметил я. – Так что новость меня не удивила.

– Знаешь, и тебе следовало бы попробовать, – дерзко сказала Поппея. – Молочные ванны благотворно влияют на кожу. Ты слишком много бываешь на солнце, это старит.

– Я правильно понимаю, ты хочешь, чтобы я расхаживал в смехотворной панаме, как раньше делал бледнокожий Август? Нет уж, спасибо.

Теперь рассмеялась Поппея, облако сразу исчезло, и вернулось яркое солнце.

Погода стояла теплая, и мы бо́льшую часть дня провели на свежем воздухе – бродили по гравийным дорожкам, осматривали хозяйственные постройки. Давильный пресс еще пах кислым виноградом; виноградники брали начало на равнине и постепенно поднимались по пологим склонам Везувия.

– Там самая лучшая земля для выращивания винограда, – сказала Поппея.

Я пригляделся и понял, что чуть ли не вся гора исчерчена виноградниками. Вершина еще была залита солнечным светом, но там, где стояли мы, уже расползались вечерние тени.

– У меня такое чувство, будто Везувий за нами наблюдает. Будто охраняет нас.

Ночь была уже на подходе, и мы вернулись в дом, где нас ждал ужин, а потом и черная комната.

Когда приедет Отон? Неизвестность наполняла дни напряженным ожиданием, пусть даже я и знал, что он раньше чем через пять дней не появится. Мы понимали, что вряд ли когда-нибудь еще сможем по-настоящему уединиться, и старались насладиться этим временем в полной мере.

Я наблюдал, как Поппея принимала молочные ванны, хотя сомневался, что это благодаря им у нее такая идеальная кожа.

– А где в Риме будут стойла для моих ослиц? – обрызгав меня молоком, со смехом спросила она.

– Найдем место.

Мы для всего найдем место. И пока мы вместе, у нас есть все.

Отон приехал на шестой день. Холеный и нарядный.

– Ты все-таки смог выбраться из Рима, – сказал он так, будто мой визит на виллу Поппеи был самым обычным делом.

Я даже удивился, как можно быть таким гибким, если не бесхребетным.

– Да, – коротко ответил я.

За ужином мы вели пустые разговоры и слушали сплетни о Пизоне, о льве, который сбежал из загона в амфитеатре, о сенаторе, который жульничал, играя в кости. Потом встали из-за стола и прошли в просторную комнату для приемов, где можно было расположиться на удобных мягких диванах. Отон все продолжал болтать, когда Поппея встала.

– Я прошу о разводе, – сказала она, глядя на мужа.

Он сделал изумленное лицо, будто никогда о таком не думал.

– Но почему? – спросил он, жалобно глядя то на Поппею, то на меня.

– Потому что желаю выйти замуж за Нерона, – спокойно ответила Поппея.

– А мы разве не можем… нельзя оставить все как есть?

Поразительно, как низко может пасть человек. Но Отон так любил Поппею, что готов был пойти на любые унижения, лишь бы ее удержать. Такова была сила ее чар.

– Нет, – сказал я. – Я не желаю ее ни с кем делить.

– А я бы согласился…

В этот момент он стал похож на льстивого вкрадчивого торговца.

– Этого не будет, – твердо сказал я.

– Поппея? – с мольбой в голосе обратился Отон к своей супруге.

– Этого не будет, – повторила она за мной.

У Отона забегали глаза, он снова смотрел то на меня, то на Поппею, как будто снимал с нас мерки.

– Тогда ладно, – сказал он и поглядел на меня. – Но она дорого тебе обойдется.

Теперь он походил на торгаша, а вовсе не на оскорбленного мужа.

– Я не удивлен, – ответил я. – У тебя будет все, что пожелаешь, но не в Риме.

– Что?! – воскликнул Отон, а потом уже спокойнее спросил: – А где?

– В Португалии. Будешь там губернатором.

– Так далеко от Рима, – заметил он.

– Да, очень далеко.

Это и было моей целью.

– Так далеко, – повторил Отон.

– В этом есть свои преимущества, – заверил я.

– Хорошо быть императором. Имеешь все, что пожелаешь, даже чужую жену, – сказал Отон. – И одарить можешь любого.

– Никто не может получить все, чего желает, – возразил я, хотя и не мог представить, чего не получу при желании.

– Может, когда-нибудь стану императором и почувствую, каково это.

Я подумал, что он и консулом никогда не станет, но промолчал. Кроме того, он не принадлежал к императорскому роду, даже очень отдаленно. У такого человека нет шансов стать императором.

Отон повернулся к Поппее. Сказав свое «нет», она больше не проронила ни слова.

– Это твое желание? Ты этого хочешь?

– Да, – ответила Поппея.

– Почему? Хочешь стать императрицей? Хочешь иметь власть? Из-за чего еще? Потому что, понятно, ты его не любишь. Ты вообще никого не любишь. Но меня это устраивало. А вот устроит ли его?

Я ждал, что она ему возразит, но вместо этого она сказала:

– Ты клевещешь и оскорбляешь меня. Это доказывает, что ты меня совсем не знаешь, а значит, больше недостоин быть моим мужем. Между нами все кончено.

Отон встал. Он зло на меня посмотрел, отчего внутри возникло неприятное, как скисшее молоко, ощущение потери. Мы ведь дружили много лет, я всегда был рад его компании, он был верным, беззлобным, даже простецким товарищем. В какой-то момент мне захотелось, чтобы мы могли жить, как раньше, как он предлагал. Но нет. Это было бы чудовищно.

– Прощай, – сказал Отон. – И пусть ничто не омрачит твое правление.

Он расправил плечи и с достоинством, какого прежде не выказывал, покинул комнату.

Поздней ночью я неподвижно лежал на кровати в черной комнате. В самой темной точке темной ночи. Я не мог уснуть, да и как бы мне удалось, если я только что, оттолкнувшись от берега, отправился в очередное опасное путешествие навстречу неизвестности? Поппея спала рядом. Я любил ее. Но как любил? Кем она была для меня? Произведением искусства, которым я жаждал обладать, как моими бесценными мурриновыми кубками? Или она была моим отражением, подрагивающим в зеркале образом, который, как мне казалось, я узнал? Или моим убежищем от уродства и мерзостей окружающего мира, которое я искал всю свою жизнь?

И что там говорил Отон? Что она никого не любит. Если это правда, тогда я люблю ту, что не способна ответить мне взаимностью. Отон обвинил ее в жажде власти. И тут не поспоришь – благодаря близости со мной она получит власть. Я для многих людей – источник власти и всяческих благ. Для них главное – оказаться ко мне как можно ближе.

Я никогда не мог понять, что видит человек, когда смотрит на меня: личность или рог изобилия, который вот-вот наклонится и буквально завалит его дарами. Что бы ни говорили мои друзья-товарищи, я никогда не знал, любят они меня или просто терпят. Но, будучи императором, ты принимаешь условия игры.

«Если не способен это вынести, если не способен жить в условиях неопределенности, ты должен уйти со своего поста».

Нет, никогда. Я слышал ровное дыхание Поппеи, ощущал тепло ее спины, ее присутствие успокаивало и дарило уверенность.

Я справлюсь с неопределенностью, которая ждет меня впереди. Все вынесу, пока она со мной.

Мы еще несколько дней провели на вилле. Ничего особенного не происходило, мы подолгу разговаривали, как влюбленные, которые жаждут узнать друг о друге все до мельчайших подробностей. Например, вопрос, любит ли Поппея фисташки, казался мне жизненно важным, а ответ на него прозвучал как самое настоящее откровение. А малозначительные случаи из детства – например, однажды она гуляла по берегу моря и долго не могла найти путь домой – приобретали масштабы гомеровских эпосов. Мне мало было познать Поппею, которую я полюбил, я хотел познать ту, какой она была до нашей встречи. Влюбленные ревнуют даже к прошлому. Настоящего и будущего для нас недостаточно, нам нужно все.