Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том I
— Значит, мои противники — не люди, а драконы.
— Разумеется, — отрезал Эсташ, похоже нисколько не удивлённый такой постановкой вопроса.
— Вы были в Святой Земле? — Эмери перескочил на другую тему, пожалуй, слишком резко, но Эсташ не удивился:
— Только в Аскалоне. А потом… южнее Аскалона. Гораздо южнее.
— Но южнее Аскалона ничего нет, точнее — там уже сарацинские земли — Аравия, Египет.
— А что южнее Египта?
— Не знаю. Наверное, пустыня.
— Верно. А за той пустыней — великое христианское государство.
— Быть не может! Я слышал про царство пресвитера Иоанна, но думал, что это сказка. Ещё слышал, что там — земной рай.
— Если перед тобой — ангел, значит, там — рай. Однако, перед тобой — великий грешник.
— А пресвитер Иоанн — тоже выдумка?
— Да как тебе сказать. Оставь за финансистом право на тайну. Скажу только, что там правит могучий христианский император. Об этом тоже много не болтай. А то у нас народ впечатлительный.
— Что же вы делали при дворе этого императора? Занимались финансами?
— Не без этого, но это, как всегда, не главное, а главное везде одно и тоже — битва за сердца. Негус, таков титул императора, вёл войну с сарацинами. Он укрылся в горах, а сарацины захватили побережье. Надо было пробудить в прибрежных племенах дух сопротивления, зажечь пламя веры в их сердцах. Мне пришлось это делать чуть ли не в одиночку.
— Значит, вы служили негусу?
— Я всегда служил только Ордену. Благодаря восстанию прибрежных племён, мы сковали огромные силы сарацин, которые иначе могли быть переброшены в Святую Землю и тогда уже сейчас в Палестине не было бы ни одного христианского государства.
— Вы открываете передо мной новый мир.
— Мир везде один и тот же. Те же сердца, те же драконы. Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз. У меня сейчас несколько деловых встреч, хочу, чтобы ты при них присутствовал. Сядь-ка вон там в уголке. Люди уже ждут, пока мы болтаем о всякой ерунде.
Первой зашла маленькая пожилая женщина, опиравшаяся на палочку. На её морщинистом лице светились удивительные лучистые глаза. После того, как Эсташ предложил ей присесть, она начала свой обстоятельный и немного монотонный рассказ:
— Зовут меня Лауретта, родом я из Дузена. Мой муж, благородный рыцарь Жоффруа де Борн, скончался несколько лет назад. Я много плакала о том, что осталась в этом мире совсем одна и нет у меня больше защитника, потому что Господь не дал нам детей. Я молилась Пресвятой Владычице нашей Богородице о том, чтобы она подсказала, как мне жить дальше, и милосердная Матерь Господа нашего Иисуса Христа не оставила меня без наставления и вложила в сердце моё единственное правильное решение — отдать святому рыцарству Храма Соломонова всё моё имение, все мои замки, как доставшиеся мне от родителей в качестве приданного, так и перешедшие в моё владение после смерти мужа моего, благородного рыцаря, мир его праху.
Эмери заметил, что по лицу порывистого Эсташа пробежала тень нетерпения, не укрылось это и от посетительницы:
— Я что-то не так говорю, сеньор благородный рыцарь Храма Соломонова?
— Нет, что вы, моя госпожа, то что вы говорите — очень важно, я весьма внимательно вас слушаю, — спохватившийся Эсташ скроил надлежащее выражение лица. Ободренная им дама продолжила:
— Имение у меня большое, и доходы приносило немалые, пока всем распоряжался мой мудрый супруг, но, оставшись без его неустанных забот, оно очень быстро начало приходить в упадок. Соседи наши стали озорничать, ведь им теперь было совсем не трудно обидеть бедную вдову, — сеньора Лауретта замолчала, готовая разрыдаться, по её лицу сбежала первая слезинка — предвестница бури чувств, но под пристальным и доброжелательным взглядом Эсташа ей оказалась не так уж сложно с собой совладать, она вновь продолжила:
— Наставленная Пресвятой Владычицей нашей, я подумала: много ли надо бедной вдове? Гораздо меньше, чем может принести моё имение, если, конечно, им хорошо управлять, как это умеют делать справедливые и мудрые, честные и добрые рыцари — тамплиеры. И вот благородные рыцари согласились в обмен на пожертвованное мною имение снабжать меня пищей и одеждой в соответствии с моей нуждой. Теперь моим защитником стало воистину святое рыцарство, я оставила себе маленький домик, где мне живётся очень хорошо. Если что-то надо отремонтировать, приходит брат-сержант вашего Ордена, он во всём мне помогает, этот добрый и набожный юноша. Он мне теперь, как сын, — старушка, кажется, вновь готова была залиться слезами, и Эсташ решил, наконец, перехватить инициативу:
— Скажите, почтенная госпожа, может быть вас что-то не устраивает, и у вас есть некоторые претензии к нашему Ордену?
— Нет, что вы! — старушка чуть не подскочила на стуле от одной только мысли о претензиях к Ордену. — Всё просто замечательно! Лучше и быть не может! А какой хороший у нас в Дузене командор! То есть он ваш командор у нас в Дузене. Почтенный, распорядительный, очень важный. Его у нас все уважают. Он всем нам, как отец, не только людям Ордена, хотя, если позволите так считать, я теперь тоже человек Ордена.
— Конечно же, моя госпожа, вы теперь вне всякого сомнения — человек Ордена. Но будет ли мне позволено узнать о цели вашего визита?
— Так я же поблагодарить хотела весь Орден и наших дузенских тамплиеров! — воскликнула счастливая старушка, несколько удивлённая вопросом о цели визита, как будто к тамплиерам можно было придти с чем-нибудь иным, кроме благодарности. — У меня к вам только одна просьба. Вы ведь в Ордене большой начальник?
— Ну… немаленький.
— Не могли бы вы как-нибудь наградить нашего дузенского командора?
— Награда честным тамплиерам — на Небесах. Господь наградит нашего-вашего командора гораздо лучше, чем это мог бы сделать я.
— И то правда! — обрадовалась старушка. — Позвольте мне тогда откланяться.
Лауретта и Эсташ раскланивались очень долго, весьма довольные друг другом.
Таким Эмери ещё не видел Эсташа. Жесткое лицо этого таинственного человека совершенно преобразилось, и глаза его лучились теперь, как глаза Лауретты.
— Редко приходят благодарить, — пояснил он, — чаще жалуются, причём большинство жалоб — совершенно дурацкие.
— Например?
— Например, посадили мы кого-нибудь на горшок. И горшок-то наш, и посадили-то его бережно. А попу вытирать отказались. Сказали: «Попу вытри сам». Возмутительно, не правда ли?
Эмери кисло улыбнулся. Он всё не мог привыкнуть к грубому юмору Эсташа.
— А знала бы старушка о последствиях своего визита, ни за что бы ко мне не пришла, — мечтательно и почти блаженно протянул Эсташ.
— Чем же ты намерен её огорчить?
— Командора Дузена я к себе заберу. Мне такие люди под рукой нужны. Впрочем, не сомневаюсь, что он подготовил себе достойную смену. Ну давай продолжим заниматься делами нашими скорбными.
Следующим к ним зашёл тощий, как щепка, господин, по наружности которого трудно было определить, дворянин это или торговец. Заискивающее выражение его лица очень не понравилось Эмери. Казалось, этот посетитель готов ползать перед Эсташем на брюхе. Такие люди с большой лёгкостью обманывают и хозяев и друзей, после чего опять же, не напрягаясь, вновь ползают перед ними на брюхе и так до бесконечности. Но Эсташ обратился к нему с большим радушием:
— Сеньор Этьен де Руили! Как я рад! Вы теперь — партнёр Ордена. Мы удовлетворили вашу просьбу. Считайте, что виноградник уже сдан вам в аренду, и сейчас мы ко взаимному удовольствию подпишем договор.
Де Руили рассыпался в благодарностях. Они были частыми, дробными, мелкими, словно кто-то бросил на пол горсть гороха — замучишься теперь собирать.
«Неужели Эсташ не видит, с кем имеет дело?» — подумал Эмери. Впрочем, радость Эсташа показалась ему несколько искусственной, чего, похоже, не замечал пока Этьен, вполне удовлетворенный тем, что арендная плата составит всего сто провенских су в год.
Эсташ, не убирая с лица приклеенной улыбки, обронил как бы невзначай:
— В договоре есть несколько условий, которые мудрый и опытный сеньор де Руили, вне всякого сомнения, сочтёт вполне справедливыми и ни сколько не обременительными.
— Что такое? — вздрогнул новоиспечённый арендатор Ордена.
— Да вот, к примеру, такой пункт, читаю, — непринуждённо начал Эсташ, — «Собирать виноград без ведома тамплиеров запрещено».
— Ладно, — скривился Этьен.
— И дальше ещё несколько пустяковых формальностей: «Если денег, вырученных от продажи винограда будет недостаточно, чтобы заплатить аренду, у должника будет изъято его собственное имущество, так чтобы долг был возмещён».
— Вы не посмеете, — еле выдавил из себя де Руили.
