Лина ТриЭС - Третья истина
— В сказке — победа Кота в Сапогах, то есть ума и находчивости над тупой силой — людоедом. Это антипролетарски? Кстати, так называемый Маркиз Карабас, как раз, лишенный имущества человек! А принцесса — просто образ прекрасной мечты!.. — она старалась теперь говорить спокойно и доходчиво. Ну, должен же Степка понять ее!
— Я тебя в контре не обвиняю, конечно, — не глядя на Сашу, пробормотал Степа, — «Добро побеждает зло», «мечта»… Малышне сгодится… Чего там, может, в семь лет и вправду еще рановато на борьбу… Не перегибай, только… А только те, белые гады, с нашими не церемонятся, мал, не мал. Ты, Шаховская, главное, по сути, согласна? В нашей критической обстановке надо обыски делать?
— Приходится, — не могла не согласиться Саша.
— Если пацан куда-то слазить может, куда взрослый не пролезет, надо его использовать?
Саша промолчала. Она ощущала себя в каком-то замкнутом кругу и понимала бесполезность и обреченность своего разговора с Люпусом.
— Мы, может, Клавдии этой посоветуем, чтоб постарше привлекала, ну там с девяти что ли… А этих пока в кружки, на плакаты, на агитки, — окончательно убрал жесткость в голосе Люпус и собирался сказать еще что-то. Но она устало кивнула — и ушла.
Ночью она старалась было думать о новой постановке, но поняла, что о малышах сейчас — лучше не надо. Стала перебирать в уме вопросы к завтрашнему спросу по истории, но сосредоточиться не удавалось: в сердце сидела заноза и вылезать не желала. И когда, наконец, пришел сон, он оказался недобрым. Она увидела любимую комнату, а в ней… все переломано и разбросано. Кто посмел? На полу — грязные, затоптанные, разорванные листки с узкими выцветшими буквами: «Поль, милый…». И где-то рядом синие глаза глядят на нее с печальным укором, а затем кто-то отвернулся и ушел… «Не смотрите так! Я пыталась защитить! Не оставляйте меня!» — закричала Саша и проснулась в слезах.
Семиков и Пустыгин остались в новом доме и на обыски ходили еще не один раз.
ГЛАВА 9. ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА
— Саня, я вернулась, твоя очередь, — под Юлей заскрипела кровать.
Саша вскочила, будто подброшенная пружиной. Ей пора! Сутки теперь поделены на эти трехчасовые уличные дежурства. Иначе — нельзя: положение угрожающее. Все пригороды в руках Юденича — каждую минуту можно ожидать, что белые ворвутся в город. Занятий нет, хотя уже осень, и остальное время у них, кроме текущих коммунских дел, занято помощью на строительстве укреплений и в госпитале.
Сегодня Саша дежурила с Сережей Мацко. Стелла, конечно же, с ними. Белые ночи давно позади. Вокруг все черно, непроглядно. Они до боли в глазах всматриваются во тьму улицы — света сегодня опять не дали. Для Саши это особенно тягостно — фонарь-то все время включенным держать не будешь, а ее личные взаимоотношения с темнотой с детства не улучшились.
— Ребятки, — в темноте голос Стеллы прозвучал с каким-то особым воодушевлением, — а вы слыхали, на Шлиссельбургском парней, девчат, еще моложе, чем мы с вами: и тринадцати —, и четырнадцатилетних, на фронт мобилизовали уже?
— Ну, и какая от них польза? — откликнулся рациональный Сережа. — Небось, и стрелять толком не умеют. Пойдут, перестреляют их всех в первый же день — и кранты.
— Сережка, разве не здорово — грудью остановить пулю? Санка, Сережка, мы ж поем: «И как один умрем в борьбе за это!»
Стеллины слова, вроде бы, исполненные смелости и благородства, как всегда, вызвали неприятие в Саше:
— Погибнуть ради гибели? Остроумно, что говорить! Цели, в твоем порыве, звездное создание, прости меня, не вижу. Если, конечно, это не цель для пули. Другое дело, если безвыходная ситуация. Например, вот сейчас бы на нас напали. Кто единственные защитники нашего дома в этот момент? Мы. И мы отстреливались бы, пока не подойдет настоящий военный отряд. И пусть погибли бы все, как Гавроши, так хоть со смыслом!
— Санька, ты, по-моему, забыла, что у нас одна берданка, да и та незаряженная, — дружелюбно сощурил на нее глаза Сережка.
— Санка, это расчет какой-то получается! Искать смысл — это низко, это для обывателя! Я от тебя не ожидала такого! Ты ж все сожгла в себе, тебе терять нечего! Я всегда думала — у тебя мечта — положить жизнь на алтарь революции! А ты! — Стелла говорила с восторженным исступлением, но Саша различила в ее голосе нотки враждебности. Она сухо отозвалась:
— Не понимаю, какое самосожжение ты мне приписываешь. Ерунда! Извини, не оправдала твоих ожиданий.
Сережа повернулся в сторону Стеллы и со злостью сказал:
— Саня ходит в госпиталь. Ей благодарность недавно выносили, без каких-то там алтарей. Как она уколы делает, за ранеными ухаживает, так, может, и Людмила Кирилловна не сумеет! А ты, Белахова, ступай и останавливай грудью пули, если приспичило, все равно от тебя никакого другого проку нет!
Стелла вскрикнула: «Сережка, у меня вдруг открылись глаза!!», рванулась, вскочила, и, зарыдав, побежала от них в черноту улицы.
— Сережа, ну, как ты мог такую грубость ей сказать? Пошли, догоним.
— Ничего, — безжалостно отозвался Мацко. — Побегает — успокоится. Ты, слышь, сядь, мне с тобой поговорить надо.
Но Саша не могла допустить, чтобы, пока она сама станет с Сережей разговоры разговаривать, где-то на улице, плача, бродила, пусть и раздражающая, но несправедливо оскорбленная Стелла.
— Что это у тебя за черствость такая? Вставай! — она решительно пошла в том направлении, куда помчалась Стелла, и Сережа нехотя поплелся следом.
Луч фонаря высветил Стеллу за первым же углом. Она стояла неподвижно, закинув лицо к своим небесным тезкам и растопырив в стороны руки с вывернутыми вперед ладонями.
— Чего психуешь, Белахова? — «любезно» обратился к ней Мацко. — Это ты пулю искать, что ли помчалась?
Саша перебила его:
— Стелла, разве стоит таких переживаний неудачное слово? Просто слово? Несколько слов? Успокойся, пожалуйста. Тем более что сейчас последуют искренние извинения. — Саша мимолетно улыбнулась в сторону Сергея.
Мацко сказал: «уф», с неприязнью покосился на Стеллу и пробурчал:
— Ладно, Белахова, извиняй, — помолчал и отчеканил: — раз Саня просит.
Саша вздохнула. Этот, второй треугольник ее общения, в отличие от того, где катетами служили Фимка с Юлей, давно ее беспокоил. Не надо быть особо проницательным, чтобы понять: Стелла перенасыщена пламенными чувствами, а ее предмет отличается полнейшим отсутствием ответных. Неудивительно, впрочем, — он, отнюдь, не стоик, а кто еще был бы способен выносить Стеллу в больших дозах? Но дело усугублялось тем, что если он кого-то и дарил вниманием в доступном для его суховатого характера объеме, так это ее, Сашу. Увы, это было именно то, на что в нынешнее злосчастное дежурство открылись глаза у Стеллы, последней из всех.
На следующий день, вернее, на следующую ночь, Стелла вдруг неожиданно возникла около ее кровати, в длинной ночной рубашке, с разложенными по плечам и груди волосами, и лихорадочно зашептала:
— Санка, я тебя заклинаю, отдай мне Сережку! Он мой, слышишь, он мой! Отдай!
— Наташа, — Саше почему-то показалось, что настоящее имя скорее приведет в чувство потерявшую голову Белахову. — Сделай паузу, вдохни глубоко и призови здравый смысл. Сережа, чтó, украденный платок? Как его можно отдать? У меня со всеми — общие дела, работа… И с Сергеем. И какие тут причины для заклятий? Может, в бубен еще побьем, как шаманы?
Стелла, зажав уши, трясла головой и никаких доводов рассудка слушать не желала:
— Он из-за тебя… Не отнимай, не отнимай Сережку, мы с ним пойдем рука об руку, станем мечтать, разговаривать, спорить… Он — мой Бог, пойми, пойми!
Саша хотела было, шутя, напомнить, что не далее как два дня назад Стелла яростно отрицала всякое наличие Создателя, клеймила и самого Бога и имя Его, делая доклад в кружке «Юный атеист», но вовремя спохватилась — какие тут шутки, когда Белахову всю трясет.
— Хорошо, Стелла, что от меня требуется? Отказаться от всякой совместной с ним деятельности? Убегать, едва завижу? Возьми себя в руки и спокойно, внятно объясни мне. Без истерики.
— Скажи ему, что он тебе не нужен. Усталый, печальный, бледный, как смерть… Он нужен только мне!
— Что за умопомрачительную ерунду ты несешь? — соскочила Саша со своего рассудительно-участливого тона. — Ты о ком это? Сергей — вполне бодрая и позитивная личность. С крепкими нервами. Не весельчак, конечно, но это его не бледнит. Просто, мы все сейчас не слишком румяные.
— Уходи, уходи! — зарыдала Стелла, забывая, что это она сидит на Сашиной кровати и при обозначившемся в разговоре тупике, из них двоих естественнее удалиться именно ей. — Я этого не переживу…
— Хорошо, — скрепя сердце, сказала Саша. — Я попробую поговорить с Сережей.
