Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера
ЩЕЛК!
Иезуит завыл, словно волк.
ЩЕЛК!
Вацлав налетел на него, выставив вперед карабин. Приклад попал отцу Сильвиколе в лицо. Он почувствовал, как от удара что-то сломалось. Иезуит отлетел назад, будто матерчатая кукла, и остался лежать. Из одной руки у него выпал пистолет, из другой – две бутылочки, которые он, должно быть, сжимал в кулаке как талисман. Солдаты перед натиском Вацлава отступили к стене и подняли руки над головой. Первый из них опустился на колени.
– Пощады! – в панике прошептал он. – Пощады!
Александра выронила мушкет и бросилась к Киприану, который держался рукой за стену. Агнесс опустилась на четвереньки и тоже поползла к нему. Андрей все еще стоял как вкопанный. Вацлав подобрал мушкет и навел оба ствола на солдат. Один за другим они опускались на колени в снег и поднимали руки над головами. Отец Сильвикола, постанывая, в полубессознательном состоянии лежал на одной из старых могил. С ужасом, от которого ноги у него стали ватными, Вацлав увидел, как краснеет передняя часть рубахи Киприана.
– О боже, папа, – всхлипнула Александра и подняла мокрую рубаху.
Она закричала.
Неожиданно во двор влетели девушка в разодранной мужской одежде и несколько солдат. Резко остановились. Вацлав развернул один из мушкетов на сто восемьдесят градусов и направил его на вновь прибывших. Он не знал, сможет ли спустить курок. Оружие словно стало весить не меньше тонны. Девушка сначала прицелилась в него, но затем ее мушкет опустился, а лицо побледнело: она заметила сидящего на снегу Киприана. Один из сопровождавших ее солдат забрал у нее мушкет, оценил ситуацию и пошел к Вацлаву. Дуло его мушкета было направлено на стоящих на коленях солдат. Он кивнул Вацлаву и протянул руку. Вацлав, точно во сне, вручил ему свой карабин. Когда их взгляды встретились, они заключили некое соглашение, чье содержание осталось для Вацлава загадкой, но он отвернулся, предоставил вновь пришедшему возможность разбираться с пленниками, а сам поплелся к тому месту, где лежал Киприан.
Киприан вытянулся в снегу в полный рост. Александра разорвала ему рубаху и дрожащими руками пыталась остановить кровотечение. Киприан был таким бледным, каким Вацлав его никогда еще не видел. Губы его потеряли цвет, а кожа была такой же белой, как и волосы. Он дрожал. Вацлав сорвал с плеч свой черный плащ и попытался просунуть его под тело Киприана. Когда он убрал руки, с них капала кровь. Снег начал окрашиваться в красное. Киприан лежал в центре распускающегося цветка из собственной крови.
– Папа! – закричала Александра.
Киприан схватил Агнесс за руку. Они переглянулись. Лицо Агнесс светилось любовью, хотя по щекам катились слезы.
– Эй, – прошептал Киприан. – Не грусти. До сих пор на оружие, направленное на моих близких, постоянно бросались другие… ты, Андрей… и ты, Вацлав… Наконец пришел и мой черед…
Вацлав почувствовал, как отец опустился рядом с ним на колени и вцепился ему в плечо дрожащей рукой.
– Вы… все… все здесь, – прошептал Киприан и попытался улыбнуться.
Вацлав увидел, что его рот полон крови. Киприан сглотнул. Он задыхался.
– Есть два варианта, – услышал Вацлав голос человека, пришедшего вместе с девушкой. Она все еще стояла здесь и в ужасе смотрела на происходящее. – Мы не можем заботиться о пленниках. Либо вы немедленно клянетесь мне в верности и помогаете нам защищать церковь, либо я убью вас.
– Агнесс… – произнес Киприан. – Агнесс… наконец-то я смог сделать то, для чего пришел в этот мир. Не надо плакать. Я счастливый человек.
Вацлав встал, Он посмотрел на Киприана, на всхлипывающую Агнесс, на Александру, которая отчаянно пыталась остановить кровь, льющуюся из ужасной раны Киприана, на своего отца, который плакал и держал Киприана за руку. Внезапно он так сильно, как никогда прежде, ощутил себя чужим для них. Вацлав, подкидыш, всегда останется Вацлавом, подкидышем. Вацлав любил Андрея, который на протяжении всей его жизни был ему отцом, и почитал Киприана со страстью, почти сопоставимой с его любовью к Андрею, но теперь… теперь он…
Он быстро отступил, пока чувства не переполнили его. Он заметил, что все еще сжимает в руке мушкет, с помощью которого Александра заставила солдат не вмешиваться. Он встретился взглядом с девушкой. Ее веки дрожали.
– Мои монахи… – сказал он, – мои монахи… пытались спасти ваших друзей. Бой окончен. Полк, который подтянулся к Подлажице, присягал императору. Они обезоружили драгун Кёнигсмарка. Преподобный генерал собственной персоной прибыл из самого Рима, чтобы положить конец этой истории. Папский нунций, монсеньор Киджи, предоставил в распоряжение генерала своих солдат. Они принадлежат к элитному подразделению, которое охраняет мирные переговоры в Мюнстере. Мы случайно встретили их и привели сюда.
– Ваши монахи? – заикаясь, спросила она. – Черные… призраки? Я совсем ничего не понимаю…
– Идите к своим друзьям, – продолжал он. – Бой окончен. – Он подал ей мушкет. – Возьмите. – Он не стал говорить, что неожиданно почувствовал, как это оружие пачкает его. К его удивлению, она не взяла мушкет, а положила его в снег.
– Я тут случайно подслушал… – сказал человек, стороживший пленников. – Это правда?
Вацлав кивнул. Он почувствовал, как мужчина спокойно рассматривает его.
– Слушай, друг мой, – сказал он. – Я уже довольно долго брожу по этому огромному сумасшедшему дому. Есть одна история о черных монахах, которым лучше не попадаться в руки, и об одиннадцатой заповеди…
Вацлав кивнул.
– Я тоже ее слышал.
Мужчина снова окинул его взглядом с головы до пят. Затем вопросительно поднял брови.
– Все ложь, – закончил Вацлав.
Мужчина кивнул, Он зажал мушкет локтем, тем самым освободив правую руку, и протянул ее Вацлаву.
– Я Альфред. – Затем он повернулся к пленникам. – Вон отсюда. Выходите на построение. Судя по всему, вам просто несказанно повезло, собачье отродье. – Его взгляд упал на девушку в мужской одежде – Идемте, ваша милость, – сказал он. – Идем туда, где нам и место.
Проходя мимо Киприана и остальных, Альфред остановился. Александра повернула к нему заплаканное лицо. Киприан направил на Альфреда беспокойный взгляд. Охваченный внезапной болью, Вацлав понял, что еще немного, и Киприан опустится в снег, а земля получит то, что теперь окончательно принадлежит ей. Альфред отдал честь. Киприан слабо улыбнулся.
– Скажи… своему капитану… Мне жаль… что мы не встретились раньше, – прошептал Киприан.
– Ротмистру, – тихо ответил Альфред. – Капитаны бывают только в проклятой пехоте. – Он снова отдал честь, взял девушку за руку и повел ее прочь.
Вацлав обернулся, услышав, как застонал отец Сильвикола. Он нагнулся к нему, забрал пистолет и не глядя отбросил в сторону. Затем взял обе бутылочки и стал задумчиво рассматривать их. Наконец он схватил иезуита за воротник, подтащил к рухнувшему монастырскому зданию и прислонил к стене. Отец Сильвикола опять застонал. Лицо его опухло, из носа и рта капала кровь, веки дрожали. Вацлав почувствовал непреодолимое искушение поднять сапог и затоптать его до смерти и тут же ощутил, как содержимое желудка поднялось к горлу: оказывается, он уже поднял ногу.
– Вацлав! – воскликнул Андрей.
Вацлав обернулся к нему.
– Вацлав… – услышал он шепот Киприана. – Что ты там бродишь? Твое место… здесь.
Это одно-единственное предложение полностью разрушило самообладание Вацлава. Неожиданно слезы навернулись ему на глаза, и внутренний голос взвыл: «Он не может умереть! Мы однажды уже считали его погибшим, но он вернулся. Он и теперь вернется. Он не может умереть!»
– Александра, – сказал Киприан. – Перестань. Я бы хотел, чтобы ты… выслушала меня. Вы все… Я… За свою жизнь я совершил много ошибок, но и добрые поступки тоже… Это все не важно… абсолютно не важно по сравнению с тем… с тем, что у меня есть вы… И если бы я за всю свою жизнь не сделал бы ничего, кроме…
Андрей опустил голову. Он знал, что уже шестьдесят лет как был бы мертв, если бы Киприан и его дядя не сумели отправить императора Рудольфа, вместе с его лейб-медиком, в Браунау, где доктор Гваринони не дал Андрею умереть от арбалетного болта, который он принял на себя, чтобы спасти Агнесс.
Александра снова заплакала навзрыд. Она вспомнила о том, как отец вступил в неравный бой с мужчиной младше его на двадцать лет, чтобы спасти ее жизнь.
Вацлав не сводил с Киприана взгляда. Андрей вынес его, смертельно больного младенца, из сиротского приюта, но если бы не Киприан, он бы вновь вернулся туда, вновь стал бы сиротой, и теперь его хрупкие детские косточки лежали бы с сотнями других в известковой яме на берегу Влтавы.
– Я считаю, что неплохо со всем управился, – резюмировал Киприан. – Я горжусь этим… Вацлав… Я знаю, ты всегда чувствовал себя чужим… Ты должен знать, что, кроме тебя, никто этого не чувствовал. Но это твоя особенность, именно она делает тебя тем, кто ты есть… Будь покоен… Я всегда считал тебя сыном, как если бы ты был плоть от плоти моей и кровь от крови…
