Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре
– Ну, это не твоего ума дело!.. Сколько воинов у князей-изменников?
– Не меньше как по тысяче всадников.
– Лошади хорошие?
– И лошади хорошие, и оружие неплохое, хотя и похуже, чем у вас.
Фарзой внимательно поглядел в лицо воину и приказал ему выйти.
– Повинуюсь!
Оставшись наедине, Фарзой и Танай опять заговорили.
– Возможно, этот воин и не предатель, – сказал Танай, – но следить за ним нужно. Он смекалист и все примечает.
– Говорлив и уверен в себе… Но вот насчет Табаны – для меня новость! Удивительная женщина, она рискует жизнью и честью, находясь в Скифии в такие изменчивые и неспокойные времена!.. Но она жена моего друга Борака, и я обязан позаботиться об ее безопасности. Мне не хотелось бы, чтобы она попала в руки моего заклятого врага Гориопифа. Он домогался ее любви. Ах, пьяница!
Чуть заметная улыбка мелькнула под стрижеными усами Таная. Но он промолчал.
– Завтра надо сниматься – и в поход!.. А твои люди соберутся?
– Уверен, князь, что по первому зову все будут под твоими знаменами!
– Тогда не теряй времени. Собирай дружину. И – в бой!
Танай задумчиво смотрел на мошкару, кружащуюся вокруг светильников. Мошки падали в огонь и сгорали мгновенно.
– А я думаю, князь, что с отрядом, который ты привел за собою, – вздохнул он, – нам нельзя сейчас начинать драку… Ведь у нас дорогой обоз!.. А людей-то всего около четырех сотен!.. Да и люди-то разные, в битвах не сплочены… Хотя вооружены, и неплохо.
– Что же делать?
– Кликнуть клич по кочевьям и селениям – собирать войско! Тебя в Скифии любят, ты соберешь немалую рать. Вот тогда и надо действовать! Сам видишь, что и Алмагир шел против народа, пока не узнал, что ты появился. Пусть народ степной узнает, что ты прибыл к нему на помощь, пусть окружат тебя войском, как пчелы матку!.. Надо накопить силы!.. А гоняться по степи с обозами да с малым отрядом нельзя!
– Но можем ли мы оставить в беде Андирака с людьми? За ним гонятся. Настигнут – уничтожат!.. Там жена Борака!
Фарзой зашагал по шатру, волнуясь. Он был порывист, опрометчив. Ему казалось, что надо немедля соединиться с войском немирных скифов, вооружить их и дать отпор врагу. Но доводы Таная также были понятны ему. Опытный боец знал дело малой войны и не ошибался.
«Не послушать его будет ошибкой. Но что же тогда делать? Стоять на месте и копить силы или идти на соединение с Андираком?»
4
Войско двух князей, поставленных Диофантом властителями скифского народа, тащилось по иссохшей степи, изнемогая от зноя и жажды.
Воины обливались потом, лошади перепали. Движение уже не имело той стремительности, как в начале преследования, после удачного налета на отряд Андирака.
Давно остался позади курган, возле которого лежал павший конь мятежного князя. Поймали и хромого солового коня, оставленного Алмагиром. Коня вечером забили и устроили сытный ужин воинам. Однако в бурдюках воды уже не было, а степные речки пересохли. Находили кое-где в сухих руслах лужи грязи, но они отвратительно пахли гнилью и кишели головастиками.
Дуланак, как всегда, внешне спокойный, но крайне озабоченный в душе, покачивался в седле. Он не слушал хвастливых и высокомерных речей Гориопифа, уже стареющего и тучного, но по-прежнему заносчивого и спесивого. Оба князя ненавидели один другого. Дуланак считал себя законным преемником власти Палака и претендовал на роль народного вождя, не считаясь с тем, что скифы проклинали его за жестокость, ненавидели и презирали за низкопоклонство перед понтийцами.
– Продал Дуланак честь и родную землю за власть, за сытую жизнь! – говорили в народе.
Но не это печалило князя. Он ночи не спал, думая, как отделаться от Гориопифа, подавить его родичей, объявить себя сначала старшим из князей, а потом и царем всей Скифии.
Гориопиф не менее неистовствовал в своем безумном стремлении к царскому венцу. Он твердо решил при случае покончить с Дуланаком и основать новую династию скифских царей. Пусть под властью Митридата, вопреки всем чаяниям и желаниям народа. С народом можно справиться при помощи понтийских солдат. Только бы сжить со свету Дуланака!
Сейчас оба князя наперегонки старались выслужиться перед Диофантом. Оба дали слово стратегу, что покончат с бунтарями, для чего собрали немалое войско. Предательски напали на лагерь повстанцев и устроили резню. А теперь преследовали убегающих врагов.
Удаче их нападения способствовало отсутствие среди бунтарей Мирака, отбывшего на Боспор. Андирак же, несмотря на свою взбалмошную храбрость, не обладал талантами полководца, любил пить вино и в эту ночь после сытного ужина и хмельного питья крепко заснул, не выставив караулы. В результате такого недосмотра половина отряда его легла костьми, а сам Андирак и его соратники едва спаслись на быстроногих конях.
Преследовать разбитого врага не было в обычае скифов. Но сейчас Дуланак и Гориопиф изнуряли войско в бесплодной погоне, так как помнили обещание понтийскому воеводе привезти в Неаполь головы Мирака и Андирака.
Кроме того, Гориопиф знал, что в лагере мятежников оказалась и княгиня Табана. Он горел желанием захватить вдову. Агарская княгиня не выдержала его грубых домогательств и тайно покинула Неаполь. Сначала думали, что она бежала в Агарию. Весть о том, что она нашла убежище в стане мятежников, поразила Гориопифа.
– Не могла княгиня по своей воле попасть в их вшивый табор, – возмущался он, – разбойники пленили ее! Я освобожу княгиню агарскую и сделаю своей женой! Я породнюсь через нее с сильными агарскими родами и буду иметь поддержку самого Тасия!
– А я считаю, что Табана – изменница! – упрямо басил Дуланак. – Она просто бежала к Мираку, он моложе тебя! И сожительствует с ним, распутница!
– Нет! – раздраженно вскидывал бороду Гориопиф. – Нет!
– Не она ли давала деньги сказителям, чтобы они прославляли Фарзоя, врага твоего?.. И говорят – хочет пробраться к нему в Пантикапей. Фарзой там в большом почете у рабского царя Савмака! Подожди, он еще сюда пожалует!
– Не посмеет! А пожалует – попадет на кол!.. А вдова Борака уже сегодня будет моей добычей! Я поступлю с нею как с пленницей!
Гориопиф взмахивал нагайкой и часто мигал покрасневшими глазами, разъедаемыми потом. Верховой слуга протягивал руку с полотенцем и осторожно проводил им по княжескому лбу.
Наступил вечер, а повстанцев и след простыл. Дуланак давно повернул бы в Неаполь, но опасался, что это сразу будет использовано Гориопифом для обвинения его в нерадивости и нежелания искоренить крамолу в степи. Да и кто знает, Гориопиф мог без него нагнать Андирака и привезти его голову Диофанту. Это было бы непоправимым ударом для доброго имени Дуланака.
5
Пока князья-соправители мотались по степям в бесплодных поисках мятежного войска, в Херсонесе шла лихорадочная подготовка похода против рабского государства Савмака.
Переворот в Пантикапее и успех рабского восстания в других городах и местностях Боспорского царства явились той неожиданной грозой, оглушительные удары которой эхом прокатились по всем припонтийским государствам и заставили насторожиться властителей заморских рабовладельческих держав, в том числе и Митридата Шестого.
Не было ничего более страшного для хозяев и владык того времени, как восстание угнетенных, «говорящих орудий» – рабов!
Истории известен целый ряд восстаний, что предшествовали боспорскому. Таково древнее восстание египетской бедноты – хевера – за полторы тысячи лет до описываемых событий, когда Египет, по словам древнего папируса, «перевернулся, подобно гончарному кругу», и те, кто был впереди, оказались сзади, верхние – внизу.
Восстания Евна-Антиоха и Сальвия в Сицилии, неоднократные бунты в Аттике, кровопролитные возмущения илотов в Спарте, именуемые Мессенскими войнами, резня на Хиосе, замечательное движение рабов под руководством Аристоника, что хотел создать Государство Солнца!.. Всех не перечислишь!
И взрыв, от которого разлетелось вдребезги царство Спартокидов, явился лишь одним из таких народных возмущений, все чаще потрясавших основы рабовладельчества во всем древнем мире.
Известно, что после восстания Савмака последовали революции рабов в Капуе, на Делосе – извечном невольничьем рынке, в Аттике и других местах. Взрывы возмущения угнетенных не только участились, но становились все более грозными, пока не достигли наибольшей силы в Риме. Тысячи рабов, руководимые талантливым вожаком Спартаком, заставили дрогнуть своды величественного здания Римской державы.
Революции рабов имели одну особенность: если происходила одна, то она вызывала ряд других. Писатель Орозий назвал первое сицилийское восстание «вспыхнувшим трутом, от которого посыпались искры и вспыхнули пожары в различных местах».
