Дороти Даннет - Весна Византии
Прежде Николас никогда не находил в себе силы подшучивать над Саймоном. Он торопливо разделил двенадцать на три и пришел к выводу, что удар по голове ему не слишком повредил. Он находился в просторной длинной комнате с окнами, закрытыми ставнями и единственной дверью, у которой стояло двое вооруженных людей. У окна возвышалось кресло с резной спинкой, и письменный стол.
Саймон, который, похоже, недавно вошел в комнату, стоял посередине и наблюдал за Николасом. Первой мыслью фламандца было: неужели сейчас ночь? Тогда по вине этого безумца Мариана будет тревожиться… По поводу председателя Коллегии, который также ждал гостя, Николас решил не волноваться.
А затем он заметил, что несмотря на горящую лампу, сквозь ставни пробивается дневной свет. Кроме того, одежда его еще до конца не просохла, а значит, он находится здесь не так уж долго. Заслышав какое-то сопение за спиной, он вывернул шею. Катерина де Шаретти сидела, опираясь спиной о стену, в своем промокшем черном платье, и сердито взирала на отчима.
― Я думала, ты можешь все на свете.
― Победить восемь человек я не могу.
― Семь, ― поправила она. ― Сядь и скажи ему. Пусть он меня отпустит, иначе Грегорио с матерью немедленно пойдут к дожу. Пагано не должен ему ни гроша.
Николас сел. Он чувствовал себя омерзительно. Вся эта история от начала до конца была так ужасна, что стоило лишь подумать об этом, как ему хотелось разразиться идиотским хохотом. Человек, стоявший перед ним, снабдил Пагано Дориа кораблем и грузом и отправил на восток, дабы противодействовать компании Шаретти и по возможности, разорить ее. Пагано, во всем любивший оригинальность, начал с того, что женился на одной из наследниц. Но поскольку он не разорил Николаса и не убил его, и ― как верх бездарности ― ухитрился лишиться жизни, то Саймону ничего не осталось, кроме как пожать руку победителю. Вместо этого он предпочел похитить Николаса с Катериной.
Все это было настолько безумно, что могло даже показаться смешным, если только не знать об истинных взаимоотношениях между бывшим подмастерьем и милордом Саймоном. Тогда все становилось вовсе не таким забавным, и действовать надлежало с крайней осторожностью.
― Мы здесь, ― сказал ему Николас. ― О чем же ты так сильно хотел с нами поговорить?
Наступила крохотная заминка… Возможно, из-за того, что его речь показалась шотландцу непривычно длинной. В прошлом Николас вообще никогда не обращался к нему напрямую.
― Я вижу, ты кое-чему научился, ― заметил Саймон, наконец. ― Я хотел поговорить с вами обоими наедине.
Ростом он был выше шотландца. Николас поднялся на ноги, но затем передумал и присел на скамью рядом с Катериной. Руки по-прежнему оставались связанными, и двигаться было тяжело.
― Поговорить наедине мы могли и без этого. О чем же?
― О торговле. ― Саймон уселся на стул у стола, и в отблесках лампы золотистые волосы засияли еще ярче.
― Я занимаюсь торговлей целый год, ― ответил ему Николас. ― И отвечаю только перед своей нанимательницей, а не перед тобой. Так на что ты жалуешься? Скажи, прежде чем подам жалобу я сам.
― Он насчет Трапезунда, ― пояснила Катерина.
Саймон окинул взглядом своих гостей.
― Она ведь тоже имеет право знать, верно? Вот почему она здесь. Ты передавал послания туркам. Ты продал им мое оружие и убил моего человека. Ты украл серебро Дориа ― мое серебро! ― похитил мой парусник и перевозил на нем свой товар. Думаешь, я ничего не знал? Я говорил с людьми, которые знакомы с модонским бальи. Кроме того, с твоей галеры сошли генуэзцы, которые также порадовали меня новостями. Управляющий Дориа попал в рабство, а его жена и сын были убиты. Ты знал об этом?
― Параскевас! ― воскликнула Катерина.
― Он двурушничал, ― промолвил Николас. ― И тебе все рассказали неправильно. Я не предавал туркам Трапезунд. Я не продавал туркам оружие. И я не убивал Пагано Дориа.
― Тогда кто это сделал? ― удивился Саймон. ― Катерина верит всему, что ты ей рассказал. Но разве турки стали бы убивать его, если предателем был он, а не ты.
― Если спросишь моего лекаря, он обо всем тебе расскажет.
― Не сомневаюсь. Но ведь ты убрал из города всех наемников прежде, чем турки вошли туда! Или это тоже ложь?
― У нас было дозволение императора. Он сдался. А оружие, кстати, попало в гарнизон Керасуса, ― заявил Николас. ― Признаю, я схитрил, отправив генуэзский товар в обход Трапезунда. Мы с Дориа соперничали в торговле, но это был твой замысел, а не мой. Мы действовали в рамках закона.
― А серебро?
На сей раз Николас не торопился с ответом.
― Он рассыпал его во время боя, ― объяснил он наконец. ― И кое-что попало мне в руки. Я счел его своим. Ведь Дориа потерял свое богатство, когда пытался меня убить.
― Это ложь! ― отрезала Катерина, глядя на Николаса своими ярко-синими глазами.
― Неважно, ― фламандец пожал плечами. ― Таким уж он был… Но Юлиус подтвердит, это правда.
― Ложь! Он был ранен.
― Его ранили курды. Кроме того, он поджег мой корабль в Модоне, Катерина, и убил двух человек.
― Он заставил тебя подергаться, ― мстительно сказал девочка и заплакала.
― Верно, ― подтвердил Николас, оборачиваясь к Саймону. ― Не знаю, чего ты еще хочешь. Ты задал вопросы, и я дал ответы. Больше я ничего сделать не могу. Если мне не веришь ― спроси у других. У моих спутников, к примеру. Никто из них не станет лгать ради моего спасения. Они никогда не последовали бы за мной, если бы я и впрямь совершил все, в чем ты меня обвиняешь.
― Так ты до сих пор не понял, чего я хочу? Компенсации! ― рявкнул Саймон. ― И, кстати сказать, если уж говорить об убийцах… Твой стряпчий Грегорио оказался жалким недоумком. Мне пришлось его проучить.
Николас поднялся с места, преодолевая боль.
― Я получил известия от Грегорио. Он явился с жалобой на Дориа, а ты напал на него. Даже твой отец встал на сторону моего поверенного.
― Толстяк Джордан! ― фыркнул Саймон. ― Ты слышал, что он вернул себе все владения во Франции? Что ж, может хоть теперь он перестанет вмешиваться в мои дела. К тому же все это теперь не имеет значения, ведь Дориа мертв, а ты жив, так что ты больше никого не можешь обвинить в попытке убийства. Зато малышка Катерина теперь свободна… Вот только эта хорошенькая вдовушка по уши в долгах. Она должна вернуть мне деньги за парусник, серебро, которое потерял ее муж и ожидаемую прибыль от путешествия. К примеру, за оружие и доспехи. Что ты сказал, с ними случилось?
― Неправда! Я ничего вам не должна! ― крикнула Катерина.
― Разве? Но Пагано Дориа был моим слугой, а ты ― его наследница.
― Но у меня же нет денег! Все получил Николас!
Она была не глупа, но пока еще не умела предвидеть, в какую сторону поворачивается разговор. Николас вздохнул.
― Ну что ж, ― заявил Саймон с улыбкой, пальцем коснулся влажного дублета своего пленника, а затем опять отошел к окну. ― Ты разве не хочешь пойти домой и переодеться? У меня тут есть кое-какие бумаги. Подпиши их ― и ты свободен.
― Со связанными руками? ― осведомился Николас.
Саймон покосился на дверь.
― Можешь позвать еще четырех человек.
Шотландец поджал губы.
― Сперва прочитай.
Фламандец неплохо представлял себе, что должно сейчас произойти, ― и потому особенно жалел, что руки ему так и не развязали.
― Милорд Саймон, ― церемонно начал он. ― Очень мало кто знает обо всем этом. Давайте забудем. Вам это никак не повредит, и справедливости ради, это компании Шаретти полагается компенсация за все, что натворили вы и ваш наймит. Я готов пойти с этим к законникам и уверяю: вам не поздоровится. Подумайте хотя бы о Катерине. Разве она недостаточно страдала? Развяжите мне руки, откройте дверь и отпустите нас обоих.
― Попробуй еще раз, ― велел Саймон.
― Ладно, ― согласился Николас. ― Все корабли в трапезундской гавани попали в руки врагов, включая парусник. Дориа потерял его задолго до своей гибели. Я нарядил команду в турецкие одежды и сумел вывести его в море… Кстати сказать, мы вывезли на нем женщин и детей. Так что по морскому праву корабль теперь принадлежит мне.
― Ты убил Дориа и похитил мое судно.
Николас покачал головой, краем глаза наблюдая за людьми у двери; шотландец не обратил на это внимания.
― Корабль принадлежит мне, и квасцы ― тоже. Корабль был украден, а потому вместе со всем грузом подлежит возвращению владельцу. Кроме того, ты обязан расплатиться со мной за украденные доспехи и оружие.
― Сперва расплатись ты, ― велел ему Николас. ― Ведь ты украл и корабль, и груз у собственного отца.
― Нет! ― воскликнула Катерина.
Николас повернулся к ней.
― Можешь узнать в Антверпене. Парусник прежде назывался «Рибейрак», а лишь затем получил имя «Дориа». Оружие было куплено у Луи де Грутхусе. Наверняка тот был очень рад, когда этот груз отправился на восток, а не в Англию и не в Геную. Но Пагано этого не знал.
