София Волгина - Век Екатерины Великой
4. Ложа «Астреи» (Я. Ф. Дубянский),
5. Ложа «Марса» (Яссы, мастер П. И. Мелиссино),
6. Ложа «Минервы» (барон Гартенберг),
7. Ложа «Скромности» (Санкт-Петербург),
8. Ложа «Клио» (Москва),
9. Ложа «Талии» (Москва-Полоцк),
10. Ложа «Равенства» (Москва-Петербург),
11. Ложа «Екатерины» (Архангельск),
12. Ложа «Трех подпор» (Архангельск),
13. Ложа «Эрато» (Петербург),
и ложа под управлением графа Воронцова во Владимире.
Первой и заглавной целью масонского ордена, согласно Елагину, было «сохранение и предание потомству некоторого важного таинства от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от коего таинства может быть судьба целого человеческого рода зависит, доколе Бог благоволит ко благу человечества открыть оное всему миру».
Екатерина раздраженно отложила записку. Чем оные государственные мужи занимаются?
Таковое попустительство в православной стране, где на каждом шагу церкви! Почитают ли они православие на самом деле? А ежели народ про оные выверты прознает? Неровен час, и выведает… Небось, не токмо дворяне члены сих лож, а в будущем и того паче, крестьяне ими станут. Что ж, они станут подчиняться масонам – али ей, их государыне?
Екатерина хорошо помнила, что Елагин с другом своим Сумароковым частые гости ее сына. Павел, когда сказал ей, что не масон, как-то сразу опустил глаза. А вдруг ее сын сам масон? Положительно, его надобно оженить! Ее посланник в Пруссии уже занимается переговорами насчет невест.
Неприятные мысли не давали ей покоя. Государыня положила заняться сим вопросом самым обстоятельным образом, отложив его ненадолго, понеже подгоняли более важные дела касательно женитьбы сына. Сие было из легких, потруднее – касательно Таракановой, а еще дело касательно беглого донского казака Емельки Пугачева, выдававшего себя за покойного Петра Третьего, собравшего вокруг себя разбойников и беднейшее крестьянство, громившего поместья дворян, убивая хозяев, и обещавшего всяческие льготы бедноте, ежели добудет престол и уничтожит «подлую» жену Екатерину, стало быть – ее, императрицу.
* * *Противодействие французов, столетних союзников турок, выводило императрицу из всякого терпения. В свое время французский министр Шаузель учинял все возможное, дабы вовлечь Австрию в борьбу против России и сблизить ее с Турцией. Поелику, когда произошло падение Шаузеля в семидесятом году, Екатерина радовалась – но недолго. Его преемник Эгильон преследовал ту же политику, мешая России заключить с Турцией выгодный ей мир. Венский двор прекрасно понимал, что каждая победа русских над Портой усиливала влияние России в Польше. Австрийский король Иосиф Второй и прусский король Фридрих Второй во время встречи в Нейштадте два года назад советовались, как бы остановить экспансивные завоевательные амбиции императрицы Екатерины Второй. Фридрих говорил о несовместимости с интересами разных стран желание императрицы Екатерины сделать Крым независимым, приобрести один из островов архипелага и что, ежели так продолжится, то Порта начнет искать союза с Австрией. Екатерина, получая подобного рода сообщения, не обращала на них внимания, считая оное понятной завистью соседних королей. Интриги в оном направлении ее не трогали. Она требовала от своих посланников следовать своим целям и не отступать.
Императрица понимала Фридриха: по союзному договору он должен был выплачивать немалые деньги для поддержки ее войск во время военных операций, а победит ли Россия – сие для него был вопросом неопределенным. В семидесятом году брат Фридриха, Генрих, поехал к их сестре, королеве Швеции, Ульрике. Зная о свидании Иосифа с Фридрихом в Нейштадте, Екатерина подумала, что встреча с Генрихом могла бы оказаться полезной для нее и России. Тем более, что прусский король всеми силами удерживал Австрию от союза с Турцией: он боялся оказаться вовлеченным в войну с турками, так как состоял в союзе с Россией, коей по договору платил во время войны. Екатерина знала, что как женщина легко могла обаять любого, даже самого холодного человека, подобного принцу Генриху. Что ей и удалось. Генрих прибыл в конце декабря. Приняв его с подобающей пышностью, государыня Екатерина Алексеевна отметила, что принц весьма умен и учтив, но холоден, по ее мнению, как «крещенские морозы». Но сие было поначалу. Как раз незадолго до приезда Генриха, австрийцы отняли у поляков Ципрское графство, объявив, что оный клочок земли по праву принадлежит Австрии. Принц Генрих и императрица Екатерина не раз беседовали наедине о политике и событиях в мире и неожиданном приобретении польского Ципрского графства венским двором, кое давало возможность, как тонко и неоднократно в беседах с принцем указывала Екатерина, и другим странам озаботиться приобретением какой-нибудь части польской земли. Екатерина обращалась с принцем Генрихом крайне любезно, устраивала в честь него балы, поездки, маскерады, фейерверки. Отправила его императрица осмотреть и Первопрестольную, загодя написав главнокомандующему города, Петру Салтыкову, предупредив встретить принца Генриха как можно лучше, несмотря на то, что при первой встрече тот может показаться ему надменным и неприятным. Дескать, все оное – напускное, на самом деле прусский посланник добр и умен. Его везде сопровождал любезнейший и учтивейший умница, ровесник императрицы – генерал Александр Бибиков, коим принц остался весьма доволен. Государыня удостоила Генриха и его свиту орденами, богатыми подарками, наградами. Обаяние императрицы, ее остроумие, веселость, приветливость, обходительность покорили Генриха, и он «разморозился». К радости Екатерины, ее посыл касательно своей идеи о приобретении части польских земель он воспринял как раз так, как того и желала императрица.
После его возвращения, Фридрих, по рекомендации брата, поручил своему советнику графу Сольмсу вплотную заняться вопросом раздела и размеров приобретений в Польше. Петр Панин и Сольмс подробно обсудили проект Ленара – старый план раздела, представленный много лет назад. Хотя австрийская королева Мария-Терезия была паче настроена на идею раздела Турции, она все-таки приняла участие в разделе Польши, не желая упустить своего куска польской землицы.
Екатерину отнюдь не волновало уничтожение Польши, ей хотелось каким-нибудь образом узнать, существует ли хоть малая возможность овладеть всей Польшей, тем паче, что фактически она уже находилась в руках России. Она желала устроить все так, дабы соседние страны не помешали ей в оном. Императрица желала держать свои войска в некоторых крепостях страны, якобы на случай вторжения татар. Польская проблема обострилась тем, что поляки искали разнообразные пути и средства борьбы с Россией. «Княжна Тараканова» такожде была одной из тех возможностей, кою можно было использовать против нее: неслучайно в ее окружении оказались несколько поляков, которые считали, что их враги всегда будут токмо ссориться из-за польского «белого орла». Однако соседние «орлы» объединились и принялись вместе делить Речь Посполитую между собой. План раздела Польши придумали пруссаки много лет назад, однако опасения России усилить тем самым Пруссию и Австрию долго не позволяли ей вступить в сговор против Речи Посполитой.
Король Станислав Понятовский находился в самом что ни на есть плачевном положении и обращался за помощью ко всем, к кому мог, обещая отдать даже часть страны, токмо бы избавиться от насилия русских. Он много раз писал Екатерине, умолял пощадить его страну, но та оставалась непреклонна, оправдывая все своим долгом защищать православных диссидентов. Король намеревался отречься от престола, но на оное императрица такожде не соглашалась.
Наступило некое перемирие и казалось, что военное положение в Польше вот-вот должно прекратиться, но Францию не устраивало усиление России. Из Парижа прибыл полковник Дюмурье с отрядом французских солдат и офицеров, и вместе с конфедератами в апреле семьдесят первого они захватили Краков. Через несколько дней Суворов нанес им сокрушительный удар при Ландскроне. Правильно оценив обстановку, Суворов бросил в атаку на центр противника казаков и карабинеров. Дюмурье приказал егерям пропустить русскую кавалерию, дабы затем смять ее ударом польских гусар и улан, но не соразмерил свои силы. Казаки, сомкнувшись в грозную силу, смяли польскую пехоту и кавалерию. Конфедераты обратились в бегство, но поляки все-таки продолжали сопротивляться. В августе на сторону конфедератов перешел литовский гетман Михаил Казимир Огинский, за короткий срок объединивший разрозненные отряды повстанцев. Суворов прекрасно понимал, что промедление смерти подобно. Посему в середине сентября семьдесят первого года, имея в своем распоряжении около восьмисот солдат, Суворов атаковал четырехтысячную армию Огинского в местечке Столовичи и наголову разбил ее. Полностью надежды конфедератов провалились после того, как пятого апреля семьдесят второго года Александр Суворов взял последний оплот Конфедерации – Краковский замок.
