Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб
— Мне нужно мнение человека, которого все считают своим благодетелем.
Ашур вяло ответил:
— К вашим услугам, шейх нашего переулка.
Шейх немного поколебался, затем продолжил:
— Недавно была создана комиссия для инвентарной проверки домов богачей, среди которых есть и ваш дом…
— Да помилует Аллах умерших…
— Нам стало известно, что дома были разграблены…
— Но в переулке же не осталось ни одной живой души!
— Это было выявлено инвентаризацией.
Ашур пришёл в бешенство:
— Это очень странно! Я прошу Аллаха только, чтобы деньги попали в руки тем, кто этого заслуживает!
— Кто этого заслуживает?
— Я имею в виду бедняков в нашем переулке.
Махмуд Катаиф улыбнулся и сказал:
— Это теория, однако у правительства есть иная теория на этот счёт…
— Какая же теория у правительства?
— Эти дома считаются собственностью казначейства и будут выставлены на продажу на аукционе.
Ашур пристально поглядел на него и резко спросил:
— А как же насчёт грабежей?
Шейх лишь пожал плечами:
— Комиссия решила закрыть на это глаза во избежание обвинения невиновных!
Ашур сообразил, что сами члены комиссии и занимались грабежами, но несмотря на чувство омерзения, что он испытывал, большая часть его уверенности вернулась к нему, и он в шутку сказал:
— Возможно, что комиссия применяет мою теорию, шейх!
Шейх переулка с жалостью произнёс:
— Остаётся только одна проблема…
Ашур вопросительно посмотрел на него, всё ещё пребывая в полной уверенности, что он в безопасности.
— Комиссия желает изучить документы, доказывающие вашу собственность на этот дом. Таким образом, она выполнит свою задачу…
Его безопасность одним вероломным ударом была разрушена. Глаза его бросили мимолётный взгляд за дверь, где находилась Фулла. Он спросил:
— Есть ли сомнения, что я — его собственник?
— Упаси Господь! Но ведь таков приказ…
— Я хочу знать, что означает этот приказ.
Шейх Махмуд Катаиф, понизив голос, сказал:
— Некоторые дома погибших людей в соседних кварталах были присвоены!
Оба погрузились в тяжёлое молчание, заряженное опасениями и подозрениями. Наконец Ашур громко спросил:
— Предположим, они были утеряны в хаосе смерти и переездов…
Шейх с сожалением пробормотал:
— Это будет неприятность, да ещё какая!
Ашур в гневе закричал:
— Неприятность!.. Разве комиссия не удовлетворится тем, что уже награбила?
Его собеседник весь дрожал от силы его голоса, и оправдывающимся тоном сказал:
— Я всего лишь выполняю приказ…
— У вас есть информации. Поделитесь тем, что знаете…
— Проблема в том, что один из членов комиссии объявил некоторые вопросы…
— Да будь он проклят…
— Доказательства разрешат достаточное количество сомнений…
— Но они потеряны!
Шейх мягким голосом, но в страхе заметил:
— Это будет неприятно, мастер Ашур…
В этот миг в комнату ворвалась взбешённая Фулла, и закричала шейху:
— Оставим уже эти увёртки!
Мужчина в замешательстве поднялся, а она прямо сказала, словно ударив дубиной:
— Вам это не составляет никакого труда. Так давайте уладим это дело между собой…
Шейх с сожалением ответил:
— Если бы это было в моих руках, всё было бы легко…
Ашур с вызовом встал и сказал:
— Да будет на то воля Аллаха…
Что-то происходило в тайне, что-то — в открытую, и переулок, погружённый в свои постоянные дела, не догадывался о том. Лишь очень немногие его обитатели замечали это, но не делали никаких выводов. Сердца были хмельны от надежд, и верили в свет, окружающий их.
Однажды утром Ашура Ан-Наджи вывели из дома в наручниках. Он, с его гигантской фигурой, и в наручниках, закованный в железные кандалы! Да, это был именно Ашур Ан-Наджи, ни кто иной. Его окружали солдаты, впереди шёл офицер, а замыкал процессию Махмуд Катаиф.
Среди людей словно искры распространилось гневное изумление; они вытягивали головы из лавок и окон домов.
— Что мы видим?
— Что случилось с этим миром?
— Такой хороший человек и в наручниках!
Тут офицер резко воскликнул:
— А ну, расступитесь!
Однако люди столпились позади всей этой процессии и следовали за ней по пятам, словно тень, пока офицер не закричал снова:
— Горе тому, кто посмеет приблизиться к полицейскому участку!
Дервиш словно от похмелья не мог поверить тому, что видит, и громким голосом, так, чтобы Ашур услышал его, воскликнул:
— Клянусь милосердием моего брата, с моего языка не слетело ни одного слова!
Фулла казалась воплощением красоты и скорби. Она несла привязанного к бёдрам Шамс Ад-Дина и узелок на плече. Глаза её покраснели от слёз…
Суд над Ашуром был возмутительным событием, глубоко запавшим в память. За ним наблюдала огромная толпа народа в переулке. Сердца всех трепетали. Впервые весь переулок любил Ашура. Тот стоял в клетке для подсудимых, сияя от гордости за тепло сердец, разливающееся вокруг него. Возможно, даже сами судьи восхищались его громадной фигурой и львиными чертами, проступающими на лице. Люди никогда не забудут его хриплого голоса, когда он говорил на суде:
— Я не вор. Я никого не ограбил, поверьте мне. Когда смерть витала в переулке и уничтожала его, я вернулся из уединения в пустыне, но переулок уже опустел. Я обнаружил дом без хозяина, разве не заслужил его тот единственный, кто чудом выжил?… Я не присваивал деньги себе, считая, что они принадлежат богу, и считая себя слугой его, тратящим их на нужды его рабов. Больше в переулке не было ни голодного, ни безработного. Мы ни в чём не нуждались. У нас есть питьевой источник, кормушка для животных и молельня. Почему вы арестовали меня, словно вора?!.. Почему вы наказываете меня?
Люди подтвердили его слова дружным «Амин». Даже сами судьи про себя улыбались всё это время. Его приговорили к одному году тюрьмы…
Фулла вернулась в свой подвал без единого гроша в кармане. Но нашла искреннюю заботу людей: ей приносили еду, воду, дрова. Жильё её благоухало от добрых слов. Раскрытие тайны Ашура ничуть не убавило ни любви, ни уважения людей к нему. Напротив, это, видимо, сделало из него фигуру ещё более героическую и великодушную, чем раньше.
Однако Фулла решила не жить за счёт щедрости благотворителей и работать самой на рынке в Даррасе подальше от посторонних глаз.
Однажды путь ей преградил Дервиш и грубо сказал:
— Моё сердце с тобой, мать Шамс Ад-Дина!
Она резко возразила:
— Ты радуешься нашему несчастью, как того и хотел, Дервиш!
Он запальчиво произнёс:
— Я не имею никакого отношения к тому, что произошло, и Махмуд Катаиф тому свидетель…
— Он пошёл у тебя на поводу и сделал так, как хотел ты…
— Да простит тебя Аллах!.. Какая мне польза от того, что твой муж в тюрьме?!
— Можешь не скрывать свою радость, Дервиш!
Он заискивающе сказал:
— Да простит тебя Аллах, давай прекратим ссору… И позволь дать тебе совет…
— Совет?
— Неправильно это, что ты в одиночку трудишься на рынке в Даррасе.
Она насмешливо спросила:
— У тебя есть работа получше?
— Работа под моим присмотром лучше, чем трудиться на рынке одной…
— В баре?
— Под защитой и в безопасности.
Она лишь закричала на него в ответ:
— Будь ты проклят в обоих мирах!
И ушла, не попрощавшись.
А вечером до неё дошли известия, что он сколотил собственную банду, чтобы назначить самого себя главой клана харафишей во всём переулке!
Когда она посетила Ашура и увидела его в тюремной робе, глаза её наполнились слезами. Шамс Ад-Дин же от радости подскочил вперёд, чтобы отец мог поцеловать его из-за решётки. Ашур спросил её, как она, и Фулла сказала:
— Я работаю на рынке, всё хорошо…
Он казался возмущённым и негодующим.
