Сесилия Холланд - Зима королей
— В нем есть что-то от о Хэртигэна, — сказал он.
— Только бы он ничего не пел обо мне.
— Этого нет. Давай войдем.
Они вошли в дом. Од взглянула на них и улыбнулась, и Финнлэйт со вздохом откинулся. Только Энгус выглядел задумавшимся. Оллум закончил песню.
— Мы исполним песнь Дьердра, — сказал Мюртах, — если ты ее вообще знаешь. Там есть части, которые я не очень хорошо помню. Эгон, принеси мне арфу.
На рассвете следующего дня Энгус, его оллум и его слуга уехали. Мюртах взял топор и клин и пошел за конюшню нарубить дров. Это было сразу после рассвета, по небу плыли низкие облака, в голубом небе разносились громкие и чистые крики птиц, и каждый звенел по-своему. Мюртах вытащил несколько поленьев и начал колоть их.
Появился Сирбхолл, уже после того, как солнце уже изрядно взошло, и вывел свою новую лошадь. Он привязал ее к коновязи и пошел обратно за щеткой и скребницей.
— Холодно, — сказал он, выходя, и начал чистить шерсть лошади.
Мюртах выпрямился, спина у него затекла и ныла.
— Не так уж холодно, как могло быть. Очень влажно, и от этого знобит.
Он взял топор за топорище, установил полено и начал колоть. Отлетевшая щепка ударилась о лошадь.
— Тпру! — сказал Сирбхолл. — Тпру! Нам мясо нужно? А то я надумал отправиться поохотиться.
— Пастухи принесут оленя или двух, так что нет смысла. Но если тебе здесь так уж неймется, то есть поручение, которое ты можешь выполнить для меня, это отправиться в Коннэут.
Из дома к ним выбежали Нил и Конэлл. Мюртах разогнулся, чтобы видеть их. Конэлл шлепнулся оземь, потом поднялся из грязи и снова побежал вслед за Нилом. Нил остановился возле Мюртаха:
— Мама говорит…
— Раз уж ты здесь, то можешь собрать щепки, — Мюртах нагнулся и стал вытирать грязь с рубашки Конэлла. — Так что она говорит?
— Что ты должен пойти и взглянуть на Финнлэйта, он снова заболел. — Нил начал собирать щепки, сделав мешочек из своей туники.
— Он стар — сколько людей доживает до того, что видят своих правнуков? — сказал Сирбхолл.
Мюртах отогнал Конэлла подальше от конских копыт.
— Ты отправишься для меня в Коннэут?
— Да. Когда?
— Подожди, пока я не повидаю Финнлэйта.
Мюртах отправился к дому и взобрался на лофт. Финнлэйт лежал в своей постели, и Од сидела возле него. Она подняла глаза.
— Это из-за дождя, — сказала она. — У него жар.
Мюртах положил ладонь на лоб старика — горячий и сухой, как и прерывистое дыхание. Финнлэйт легонько шевельнулся, и Мюртах чуть отстранился от него.
— Я пошлю за монахом.
— Ты думаешь…
— Похоже на то. Ты останешься здесь с ним? — Да.
— Или Эгон. Кто-нибудь. Она отвернула лицо. — Да.
Он выждал момент, надеясь, что Финнлэйту, может, станет лучше, и, наконец, спустился во двор. Сирбхолл уже оседлал лошадь и разъезжал на ней по двору, медленно, посадив Конэлла на холке перед собой, и Нила, держащегося за него сзади. Конэлл вопил во всю силу своих легких, и лошадь пугалась.
— Как он? — спросил Сирбхолл.
Мюртах стоял возле лошади, рассеянно гладя ее по гриве.
— Может быть, милостью Божьей, ему станет лучше.
Конэлл потянулся к Мюртаху, и Мюртах снял его с лошади, задержав на сгибе руки. Нил спросил:
— Финнлэйт умер?
— Нет.
— Он старый человек, — сказал Сирбхолл.
— Не говори мне этого. Ты тоже будешь старым. Я очень привык к нему, и такой слабоумный человек, как я, любил пользоваться его советами. Вождь О'Руэйрк будет в Брефни, это немного дальше Аппер Лохnote 13. Спросишь там любого. Пирамидки обозначают путь через Гэпnote 14. Если будет туман, пережди в любом случае. Расскажи вождю О'Руэйрк об Энгусе, и что Верховный король втягивает меня в это. Особенно то, что сказал Энгус. Пусть он расскажет Мелмордхе.
— Мелмордха? Мы будем драться с ним.
— Значит, будем. Мелмордха сообразительный человек, который способен держать в голове одновременно больше одной идеи.
Нил соскользнул с лошади и повис на Мюртахе, глядя, как он треплет конскую гриву. Мюртах сказал:
— В Брефни находится моя гнедая кобыла, приведи ее обратно. Это будет хороший предлог, почему ты там находишься.
— Разве это не далеко, — спросил Нил, — посылать кобылу для размножения?
Сирбхолл слез с лошади и пошел в дом за своим снаряжением. Мюртах потрепал волосы Нила.
— Наша лошадиная порода низкорослая, и клан О'Руэйрк может использовать лошадей этой породы в невысоких холмах, если останутся там долго.
— Глава О'Руэйрк наш друг?
— Это зависит от того, кому ты говоришь об этом. Я не хотел бы, чтобы ты помчался к Верховному королю с криком, что вождь О'Руэйрк мой друг.
— Почему?
— Ты поймешь кое-что, когда вырастешь.
Сирбхолл вышел с сумкой, перебросил ее через холку лошади и сел верхом. Мюртах чуть отступил в сторону.
— Внимательно следи за дорогой через Гэп и соблюдай осторожность весь путь. Мир Короля — это мир короля, но мне не хотелось бы увидеть войну короля за все это.
Сирбхолл ухмыльнулся:
— Я буду держаться поодаль от болота, я буду остерегаться воров, я буду красться на закате и держаться подальше от женщин в доспехах.
Он тронулся с места, распахнул створку ворот и захлопнул ее за собой.
— Нил, пойди и разыщи Лайэма. Он должен быть где-то возле табуна пони. Скажи ему, чтобы он скакал в церковь Святого Кевина и спросил там, пришлют ли они сюда монаха.
Финнлэйт не поднялся. Од могла кормить его только понемножку, держа его голову на своих коленях и вводя ложку с похлебкой ему между губ. Иногда он лежал спокойно, иногда метался, крича и молотя кровать кулаками, но жар держался постоянно. Его кожа начала шелушиться, волосы стали тусклыми и сухими. Од молилась сама и заставляла молиться Эйр и мальчиков. Малыша она оставила у женщин в одном из других домов.
Монах явился после полудня, рослый мужчина, загорелый дочерна; Лайэм сказал, что он так быстро шел пешком, что даже пони еле поспевал за ним.
— Благослови тебя Господь, — сказал монах Мюртаху. — Аббат просил меня поблагодарить тебя за овцу, которую ты прислал нам.
— Он уже поблагодарил меня, когда я приезжал на Рождество.
Монах улыбнулся:
— А ты с подозрительностью относишься к благодарностям? Они все благодарны, и я тоже за них.
— Ты не из монастырской школы?
— Я брожу. Мой дом, если он есть вообще, Кленмакнойс. Он взобрался по лестнице, уверенно ступая по ступенькам большими ногами, и принюхался. Возле постели сидели трое ребят, и Мюртах отослал их вниз. Од отступила в угол.
— Да пребудет Господь с вами, — сказал монах. Он сел и положил крупную ладонь на щеку Финнлэйта. — Давно он в таком состоянии?
— Третье утро, — сказала Од. — Во время дождя он был бодр, но до этого болел.
Финнлэйт выглядел поразительно изменившимся по сравнению с тем, каким он был еще за день до того. Монах посидел некоторое время, разглядывая его, и Мюртах понял по его позе, что он размышлял.
— Это твой отец?
— Мой дед.
— Он приходил в себя?
— Нет, — сказала Од, — он бредит время от времени.
— Принеси немного воды.
Она принесла ведро из угла, монах опустил в него ладонь, зачерпнул горсть, перекрестил воду и, бормоча что-то, смочил Финнлэйту лоб, губы и грудь. Внизу, у подножья лестницы, одна из собак заскулила.
— Мне позвать детей наверх? — спросила Од.
Монах улыбнулся, ничего не ответил, перекрестился и, не спуская глаз с лица Финнлэйта, тихо сидел, губы его беззвучно шевелились.
Воздух в лофте казался душным и сырым. Мюртах отошел в угол лофта и сделал отверстие в соломенной крыше, стараясь, чтобы Од не заметила этого. Но она увидела.
Он снова вышел во двор. Закончил колоть дрова. Конэлл и Эйр пришли и попросили разрешить спор между ними.
— Это кукла Эйр, — сказал Мюртах Конэллу.
— Он оторвал ей ногу, папа.
Она держала в руках туловище куклы и ее ногу, пытаясь вернуть ногу на место, а потом, пожав плечами, протянула Мюртаху обе части. Он взял куклу и присел на колоду. Ноги и руки куклы были прикреплены к ее корпусу соломой, солома была порвана, конец был засунут обратно в пустое место в туловище, где были связаны на щепке все соломины. Он вытащил щепку наружу и снова привязал ногу.
— Все в порядке.
Эйр взяла куклу за спинку и задумчиво постучала по ней, потом подергала ногу.
— Скажи Конэллу, чтобы он не трогал ее.
— Я уже сказал ему.
Мюртах сурово посмотрел на Конэлла, и Конэлл грозно нахмурился. Эйр ушла, на ходу разговаривая с куклой. Мюртах подхватил Конэлла, усадил на плечо и понес в дом.
Од, сложив руки на коленях, сидела возле очага, глядя на пламя. Все остальные, дети, мужчины и женщины, ушли, и в нарастающих сумерках Од казалась постаревшей, а ее спина даже более согнувшейся, чем у пожилой женщины.
— Ты думаешь, что он умирает, — сказала она, — я видела, как ты сделал дыру в соломенной крыше.
