Николай Дубов - Колесо Фортуны
— Ты что, Лукьянна, захворала, что ли? Может, тебе принести чего?
— Ничего мне не надо. Я, Семеновна, помирать буду:
— Ну уж, выдумала! — махнула рукой хозяйка, — Ты еще всех нас переживешь. С чего тебе помирать-то?
— Уж я знаю отчего, — твердо сказала Лукьяниха. — Ты иди, Семеновна, иди — у тебя семья, хозяйство. Я тут сама управлюсь.
Хозяйка ушла. Лукьяниха лежала и шептала молитвы. Голода она не чувствовала, но стала донимать жажда.
Она кротко терпела, но жажда становилась все сильнее, Лукьяниха покричала хозяйке, только та, видно, ушла на огород. Пришлось по воду входить самой. Она снова легла, снова шептала, однако через какое-то время — мало ли что нужно человеку? — пришлось опять подниматься и выходить. Разгуливать в "смертном" — грех, непорядок.
Лукьяниха сняла похоронный свой наряд, аккуратно сложила его и переоделась в свое всегдашнее платье бурочерного цвета. Наступила ночь, хозяева угомонились, затихли. Лукьяниха молилась и ждала, что вот-вот объявится ей Старый барин или сама Костлявая с косой. Но они все не шли и не шли, и ослабевшая от голода, измученная страхом старуха крепко заснула.
Проснулась она на рассвете, и, странным образом, страха перед немедленной смертью у нее как-то поубавилось. За окном загорался яркий день, горланили петухи, мычали отгоняемые к околице коровы. Жизнь не кончилась, значит, надо было жить дальше. Лукьяниха, помолясь, размочила кусок хлеба в воде, пожевала, взяла лукошко и снова пошла по грибы. Только теперь она направилась не на правый берег Сокола, где торчали проклятые руины, а по крутому левому берегу пошла вверх по течению.
— И что же? — иронично спросил Толя. — Ты поверила в появление Старого барина?
— Ой, ну нет, конечно! — нетерпеливо отмахнулась Юка. — Я побежала проверить, нет ли там кого-нибудь, кого бабка могла принять за этого барина. Ведь мог быть вполне обыкновенный человек, а ей показалось — вот и все. А там ну — никогошеньки! Хоть бы овца или коза — и то не было… Почему же ей привиделся этот барин?
— Что ж тут непонятного? — с еле заметным превосходством сказал Толя. — У старухи ожили воспоминания, она рассказала тебе бредни, которых в свое время наслушалась. При ее невысоком культурном уровне она, конечно, все принимала за чистую монету, во все верила. А теперь сработало самовнушение. Какая-нибудь поляризация света, вот ей и померещился Старый барин, поскольку она все время о нем думала, была, так сказать, зафиксирована… Даже среди образованных находятся люди, которым мерещится всякая чушь. А тут какая-то древняя, выжившая из ума старуха. Ей и не такое может привидеться…
— Никакая она не выжившая!
Юка рассказала обо всем Толе, может быть, потому, что просто не могла удержаться, а может, потому, что надеялась с его помощью что-то выяснить, но, как она и опасалась, Толя начал умничать, показывать, какой он ужасно начитанный и образованный. Это всегда раздражало Юку, и она оборвала разговор. Однако вскоре она убедилась, что Толя был прав.
Увидев Лукьяниху на всегдашнем месте — в тени под навесом возле гончарного круга, Юка немедленно перелезла через плетень. Лукьяниха всегда ласково привечала ее, а тут отнеслась как-то отчужденно, даже неприязненно. Она чистила грибы так, словно никогда этим прежде не занималась или внезапно разучилась. Руки у нее тряслись, она обламывала чуть ли не полшляпки, вкривь и вкось срезала корешки.
— Давайте я вам помогу, бабушка, — предложила Юка.
— Что тут помогать? И собрала-то всего ничего…
— Не нашли грибного места?
— Их и искать не надо. Грибов, как мякины на гумне, да только… — Она, спохватясь, поджала губы и надолго замолчала.
— А вы туда больше не ходили? — осторожно спросила Юка. — К развалинам?
— Почто? Что там делать-то? — рассердилась вдруг Лукьяниха. — Ты про это и не думай больше и не спрашивай. Мало ли что мне сдуру да сослепу примстилось…
Все это одна глупость и выдумки… Старые люди сказки рассказывали, я тебе наплела, а ты потом смешки над старухой устраиваешь.
— Что вы, бабушка Лукьяновна! Я и не думала смеяться.
— Ну, все одно! Было — не было, сказано — забыто.
Ни к чему эти греховные россказни…
— Хорошо, — сказала Юка и поспешила перевести разговор: — А вы когда в Чугуново поедете, можно мне с вами? Я вам корзины нести помогу.
— Ни к чему, милая, ни к чему! — отрезала Лукьяниха. — Кака из тебя помощница? Корзины тяжелые, и мне Бабиченков сынок таскает, у нас давний уговор…
Никакие попытки Юки вернуть прежнюю атмосферу ласкового доброжелательства не помогли. Старуха то ли устала, то ли была нездорова, руки у нее тряслись, и никакого разговора она не хотела поддерживать. Юка слегка обиделась и ушла.
И тотчас ее вовлек круговорот сначала странных, а потом в некотором отношении опасных и печальных происшествий. Юка с Толей собрались идти купаться, когда вдруг появился Сашко и, по всегдашней своей манере, коротко сообщил суть дела:
— Снова кто-то копал.
Юка и Толя ничего не поняли.
— Ну там, в развалинах, — пояснил Сашко, но и это объяснение ничего не объяснило. Пришлось рассказывать все сначала.
Сашко вместе со своим неотлучным адъютантом Хомой и Серком шли мимо развалин к мосту. В это время из пролома вышел американец. В руках у него была лопата и ржавая консервная банка. Увидев ребят, он замахал рукой и закричал:
— Hello, boys! [18]
Ребята остановились. Американец подошел, достал из кармана ярко раскрашенную коробочку и открыл ее — там лежали такие же яркие, похожие на стекляшки, леденцы, — протянул им.
— Take it please! [19] Кон-фетта… Ландрин.
Хома, долго не раздумывая, ухватил сразу три. Сашко помялся и взял штучку. Американец тоже сунул в рот леденец и спросил, показывая консервную банку:
— Any worms here a bouts? [20] Червъяк… Риба ам-ам… — И он очень наглядно изобразил, как рыба хватает червяка, а он потом вытаскивает рыбу удочкой.
Сашко удивленно посмотрел на него. Рубашка американца была слегка присыпана кирпичной пылью и землей.
— Черви там, — махнул он рукой к реке.
— A!.. Thank you [21], - понимающе кивнул американец и напрямик зашагал к берегу.
В ожидании продавщицы возле сельмага стояло несколько человек, и дед Харлампий рассказывал им, как американцу приспичило пить чай из самовара и как вместо чая он лакал водку, а потом лазал ночью в реку.
Слушатели смеялись.
— А мы его сейчас видели, — сказал Сашко. — Ходил в развалинах червей копать.
— Червей? — удивился дед. — Брешет, собачий сын!
Червей там сроду не было.
— Чего ж он тогда искал?
— А это ты у него спроси…
Ганыши — большое село, но все слухи и сведения, или, как теперь принято говорить, вся информация со скоростью лесного пожара достигает самых дальних его пределов. Пустяковый разговор возле сельмага стал известен всем. Это никак не сказалось ни на ходе хозяйственных и всех прочих дел, ни на поведении жителей. Но на лицах некоторых появилась некая остраненность или задумчивость. Впрямую, открыто никто не обсуждал причины странной задумчивости. Разговоры на эту тему если и были, то чрезвычайно краткие и невразумительные. Например:
— Слыхал, чего говорят?
— А, мало ли брешут… Делать нечего, вот и…
Или, например:
— Так шо, выходит, он сюда не зря приехал?
— Кто его знает? Может, и не зря, а может, язык у некоторых без костей…
— Это — факт!
— Ну все-таки…
— Что все-таки?
— Да нет, я просто так…
Ничего не проясняя, разговоры эти только способствовали усилению некой тщательно скрываемой напряженности и того налета задумчивости, который обозначился на первых порах.
Сашка никакая задумчивость не осеняла. Он просто сбегал к развалинам и проверил. Кое-где лопатой были отвернуты небольшие пласты дерна — не глубже, чем на штык лопаты. На стене в одном месте кирпичи были подолбаны, но нельзя было понять, подолбаны они с незапамятных времен или совсем недавно.
Мистера Гана Сашко из поля зрения не выпускал и знал, что к развалинам он больше не подходил, однако там появились новые раскопы и уже не на штык — на два, а глубже — до коренного слоя мертвого песка. А кто, когда и зачем копал, было неизвестно. Сашко целый день с утра до темноты наблюдал за развалинами. К ним никто не приближался, оттуда никто не выходил, но на следующее утро Сашко обнаружил новый раскоп. И теперь он не знал, что об этом думать и что делать. Кто-то приходил ночью и копал, чего-то ища. Кто и чего?
— Клад ищут, — фыркнул Толя. — Может, и ты начнешь рыть? — обернулся он к Юке. — Еще какую-нибудь тайну выкопаешь…
— Может быть! — рассердилась Юка. — Почему бы и нет?
— Да бросьте вы, — сказал Сашко. — Тут, может, дело серьезное, а вам смешки.
