Александр Бабчинецкий - Предтеча. Роман
Войдя во двор, а затем в избу, где на пришедших смотрели три пары изголодавшихся глаз, сразу стало понятно, что достаток здесь не частый посетитель. Трое мальчиков примерно одного возраста лежали на печи. Возле столешницы хлопотала молодая женщина, разливая по мискам жидковатую уху из сомьих голов, заправленную ядрицей. На глиняной миске высилась горка ржаного, ноздреватого и духовитого хлеба.
Богдан поторопил племянников вперёд, к столу. За ужином сидели молча. И лишь позже, когда все улеглись спать по разным углам под мирное стрекотанье сверчка и мышиную возню, Богдан всё объяснил Горяне. Та понимающе вздохнула и сонно зевнула
Так и началась новая жизнь. Всё-таки обиделся Вокша на Станилу, хотя особо осуждать было не за что, как и хвалить. Жалел, что дядька побогаче не дал гривен брату на содержание племянников.
Понравился Богдан, хотя и бедно у него. И как-то решился предложить ему посильную помощь. Тот живо сообразил, что не лишним будет использовать подвернувшиеся руки.
Вокша снова начал ходить на реку, брал с собою и братьев, приучая их к нужному и терпеливому делу. Теперь их стол стал обильнее, хотя в нём преобладала рыба. Излишки её удавалось выгодно продавать.
2
Мальцы сидели на краю обрыва, зорко наблюдая за белыми точками, которые плавно перекатывались в зеленоватой волне, реку слегка рябило. Вокша стоял чуть поодаль, в низине, правее камыша, зайдя по колено в воду. Но после пристроил удилище на палках, а сам вышел на песок. Чья-то тень легла на согнувшуюся фигуру подростка. Он поднял голову и посмотрел вверх.
– Здравствуй, дедушка!
– Будь здоров, отрок. Давно тебя ищу, вот и свиделись.
– Дело какое ко мне или просто в собеседнике нужда появилась?
– Артемий наказал научить тебя всему, что знаю
– А много ли ведаешь, дедушка? – Вокша поднял голову, глядя в глаза старика, и шаловливо улыбался.
– Озорство зрю в очах, но не в обиде, ибо не ум верховодит, а глупость и недомыслие молодое. Когда постигнешь Бога, узришь веру истинную, тогда обретёшь много ценного в жизни.
– Скажи, мудрый, а какой он ваш Бог? Зверь это или человек, или какое-то благообразное существо?
– Он может принять любой облик. Один раз явился под видом оленя. Над рогами Его показался святой крест, светящийся на солнце, и между рогами – образ Святого тела Христова. И дал Бог человеческий голос оленю, который сказал: «Я Иисус Христос, которого ты почитаешь, не ведая».
– А ты, дедушка, видел Его? – спросил Вокша, но тут же разочарованно усмехнулся. – Никто Его не видел, а Он видит всё и всех, потому что всемогущ и несть числа Его возможностям, которые зиждятся на уме и желании. А могут люди уподобиться богам или одному Ему?
– Творил Бог не так, как люди, возводившие здания, или медники, или золотых дел мастера, или ткачи шерсти, или кожевники. Те создают свои изделия, какие им нужно, по готовым образцам, запасаясь материалом и беря орудия труда друг у друга. Богу же достаточно что-то помыслить, чтобы сотворить, чего прежде не бывало. Ибо Богу для созидания ничего не нужно, а человеческие искусства нуждаются друг в друге. Другим созидателям нужен материал, орудие, труд, умение, а Богу – Его воля.
– Ты воистину много знаешь, дедушка. Как величать тебя?
– Веденеем все так и кличут, ибо знаниями Господь сподобил.
Старик опустился на песок и начал что-то старательно вычерчивать концом ветки. Вокша с интересом присмотрелся, узнав уже известные буквы, которым его обучал Пешок. Веденей начертал своё имя.
– Хочешь, научу тебя письменам сиим?
Юноша, не задумываясь, взял у старика ветку и рядом изобразил своё имя, а чуть далее по-гречески написал имя Христа. Веденей изумлённо посмотрел на Вокшу.
– Значит, ты – Вокша, и письмо тебе известно.
– Да, дедушка, но от учёбы твоей я не отказываюсь, ибо немыслимо познать всё самостоятельно.
– Кто же учил тебя этому?
Вокша чистосердечно рассказал о Пешке и где он живёт. Веденей знал мальчика, не раз беседовал с ним и постоянно поражался его способностям, знаниям, отзывчивости и доброте. Ему было приятно, что Григорий лично вызвался быть наставником столь умного отрока.
Отныне при каждой возможности Вокша встречался с Веденеем и совершенствовался в письме, языке греческом, осваивал счётную науку и кое-что из Эвклидовых начал.
3
За ужином Вокша узнал от Богдана, что завтра во многих дворах пойдут на жатву.
Горяна вынула завёрнутую в чистую тряпицу ковригу житного. Приятным запахом хлебной кислинки дохнуло от стола, когда глава семьи отрезал горбушку и отложил её в сторону, под тряпицу.
Ели печёную рыбу и запивали её молоком. После еды Богдан аккуратно приложил горбушку к караваю и шёпотом поблагодарил Род и Роженицу за трапезу, жена и дети вполголоса повторили благодарение богам.
Перед сном Горяна доверительно шептала мужу, что соседка Милана пойдёт совершать обряд.
– Мне тоже надо бы сходить, пусть и на нашем поле сноп три раза ставит.
Богдан одобрил желание жены и высказал решение хоть тайком глянуть на действия соседки.
– Не стоит тебе туда ходить. Не следует пугать Фрею.
Настояла – таки, сдался муж.
По народному убеждению от Фреи или Сивы зависят обильные роды земли, её молили об отвращении засух, проливных дождей, прочего страшного ненастья и неурожаев; в дар ей приносили земные плоды.
Старая Милана не зря славилась лёгкой рукой. Как только стемнело, старушка вышла на поле и начала жать рожь; связывала сноп и до трёх раз то клала, то ставила его на землю, причитывая: «Фрея, матушка! Помоги нам, мне и сыну моему, Милюте, без скорби и болезней закончить жатву; будь нам заступница». Затем, взявши сноп, она старалась пройти до двора никем не замеченною.
Горяна осторожно окликнула старушку и предложила ей двух крупных сомят, выловленных совсем недавно. Поначалу Милана категорически отказывалась, но после всё-таки согласилась помочь соседям.
Вокша наблюдал всё из-за плетня и неслышно двинулся за женщинами. Снова он видел и слышал тот же обряд. Но уже, не желая рисковать быть обнаруженным, быстро проскользнул обратно в избу и споткнулся в темноте о лохань с водой, которую Горяна оставила до утренней зари, потому что убоялась вреда детям. Вокша подошёл к окну, минуя стол с лежавшим на нём ножом, но внезапно вспомнил настояния старца Веденея: «Не гляди в окно до утренней зари – грешно; не оставляй на ночь нож на столе – лукавый зарежет». Пройдя назад, прикрыл нож тряпицею и подтянул её на кринку с молоком, чтобы Нечистый туда не нагадил. Вокша испил водицы из кадки, закрыл её плотнееи немедленно забрался на полати. Но не успел и глаз сомкнуть, как услышал осторожное возвращение Горяны, а через некоторое время всё стихло. Изба спала.
4
Ещё раньше городских петухов проснулась окраина, готовясь к жатве. Почти в каждом дворе были свои жнецы и сноповязальщики. А где рабочих рук не хватало, кто-либо обязательно предлагал помощь по соседству.
Взошедшее солнце коснулось остриём луча кромки деревьев. Один из солнечных зайчиков лихо вскочил на изваяние Волосова (Велеса) кумира, который в то время стоял в Киеве, но не на Горе, а на Подоле. К кумиру по праздникам и в будние дни тянулись люди в основном простого звания – земледельцы, торговцы, ремесленники. Это было и не удивительно – Велес покровительствовал не только скотоводам, но и отчасти купцам, пахарям, а также считался покровителем музыки и песен. Это возмущало киевскую знать, которой казалось оскорбительным наличие идола «пастушьего и плебейского» бога в аристократическом районе города. Ведь поклонение Волосу фактически приравнивало обитателей Горы к жителям Подола. Лучше бы этот идол стоял на Старокиевской горе и не привлекал простолюдье к городским улицам, населённым местными богачами.
Дети ещё спали. Вокша почти в полудрёме почувствовал неясный призыв: встать. Не хотелось, но прошли мгновения, всё опять повторилось. Всё же покинул полати и оказался во дворе. И сразу увидел хлопотавших по хозяйству Богдана и Горяну. Последняя готовила завтрак подле гудевшего в очаге огня. Богдан просматривал и приводил в порядок затупившиеся орудия жатвы. Вокша поздоровался и предложил свою помощь. Дядька не колеблясь принял её. Богдан встал, держа в руках косовище за две подвижные рукоятки, и передвинул их на необходимую высоту. После развернул плечо, примеряясь к предстоящей работе, и поймал на себе оценивающий взгляд племянника.
– Косить-то умеешь? – спросил вдруг Богдан Вокшу.
Последний кивком головы подтвердил подозрение.
– А клинок иступившийся точил ли?
– Нет, не доводилось, тятька сам на бабке отбивал.
– Тогда смотри, вьюношь.
Торопливо достал острый молоточек и, примостившись подле маленькой наковаленки, начал отбивать жало косы, но делал это лишь бы показать племяннику.
