Валерий Поволяев - Жизнь и смерть генерала Корнилова
Но Корнилов не тронулся с места, спросил:
— Керим, сколько у нас осталось продуктов?
Тот заглянул в хурджун, широко распахнув его.
— Две лепёшки, немного баранины, полкоробки чая. — Он достал со дна хурджуна жестянку с заваркой, встряхнул её. — Чай у нас отменный, господин, китайский...
Это Корнилов знал, поэтому, усмехнувшись, сказал:
— Хороший чай имеет свойство расходоваться в два раза быстрее. Продуктов мало. Нам их не хватит.
— Есть два выхода, господин, — сказал Керим, — подстрелить джейрана либо повернуть на Тахтагул.
— Из джейрана хлеб мы не испечём. А без хлеба нам не обойтись.
— Тогда остаётся одно...
Не только хлеб нужен был капитану — ему надо было в городе купить свежие афганские газеты, если, конечно, таковые там имеются, а также посмотреть, какие книги продаются в тамошних лавках.
...В Тахтагул въехали степенно, тихим шагом. Городишко был пустынен, дверей в домах почти не было, их заменяли дерюги, висевшие на гвоздях, — признак нищеты, за дувалами — низкими глиняными стенами — жили люди посостоятельнее, пооборотистее, остальные лепили некие ласточкины гнезда, одно на другом — плотно, криво, и теперь, сидя в этих ласточкиных гнёздах, люди ждали лета и тепла.
Корнилов огляделся — не видно ли где среди дувалов военных? Нет, не видно. Тахтагул производил впечатление пустого города. Даже в «ласточкиных гнёздах» ничего не шевелилось, не подавало признаков жизни. Виною всему — прохладный день, понял Корнилов.
Солнце укрылось за облаками, небо было серым, тяжёлым. Из-под земли во многих местах выступила некая льдистая изморозь, очень схожая с солью, она добавляла холода, рождала у людей ощущение холода. Корнилов не выдержал, поёжился.
Дуканов в Тахтагуле было несколько, их можно было узнать по распахнутым дверям и ярким тряпкам, вывешенных на стенах.
Остановились у дукана, который был больше остальных, — двери у него были двухстворчатые. Из тёмного чрева, заставленного глиняными и металлическими кувшинами для кальяна, доносился пьянящий аромат индийских специй.
Корнилов спрыгнул с коня и вошёл в дукан. Хозяин, бритоголовый, в маленькой шапочке, косо сидящей на макушке, кинулся к гостю.
— Прошу, прошу, господин, — он широко повёл рукой, словно снимал с товаров невидимое покрывало, — всё к вашим услугам.
— Мы долго находились в пути, — сказал ему Корнилов на дари, — нам нужны свежие газеты.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Владелец лавки засуетился, подскочил к стойке, на которой лежали газеты, целая охапка, сунул эту охапку капитану. — Пожалуйста, господин!
Корнилов развернул газету, лежавшую в охапке наверху. Это была старая газета. Следом — тоже старая. И дальше — старые. Самая свежая газета была двухнедельной давности. Поймав вопросительный взгляд Корнилова, хозяин лавки сделал виноватый жест.
— Извините, господин, но так ходит почта.
— Не балует она Тахтагул. — Корнилов заметил в глубине лавки, на самодельной полке, прибитой к стене, большую зелёную книгу. — А это что такое?
Книга называлась «Джихад». О джихаде Корнилов слышал, и немало, но целый том с таким названием видел в первый раз.
— Это книга о борьбе правоверных мусульман с неверными, — сказал хозяин дукана, — очень редкое издание. На всём протяжении от Тахтагула до крепости Дейдади вы такой книги не найдёте. Выпущена очень малым тиражом. Купите!
— Покупаю! — небрежно бросил Корнилов.
— Здесь вы почерпнёте много нового. Очень ценная книга для правоверного мусульманина.
Корнилов улыбнулся уголками рта, взгляд у него сделался насмешливым, и он поспешно отвёл глаза в сторону. Книга стоила дорого, но это не остановило капитана. Он небрежно сунул её под мышку, окинул взглядом лавку, задержался на роскошном длинноствольном ружье с закопчённой насыпной полкой, висевшем на стене, очень старом, способном украсить любую музейную коллекцию.
Приклад и ложе ружья были украшены перламутровой инкрустацией, отчего древняя фузея эта выглядела сказочно богатой. Корнилов залюбовался ружьём.
Владелец дукана перехватил его взгляд, поспешно метнулся к стене, к фузее.
— Купите, господин! Возьму недорого. — Владелец дукана осторожно снял ружьё с кованого железного крюка. — Купите!
Корнилов сожалеюще вздохнул: хотелось бы купить, да нельзя. С другой стороны, когда ещё такая редкая пищаль попадётся ему? Такого в жизни может больше и не быть. Тем не менее он покачал головой:
— Не могу. Нам предстоит долгая дорога. Вот если бы ружьё разбиралось...
Торговец прижал руки к халату, проговорил виноватым тоном:
— Чего нет, того нет, господин. Ружьё старое, неразборное... В ту пору, когда его сделали, ружья не разбирались. — Владелец дукана поклонился Корнилову: — Заглядывайте к нам ещё, господин.
Продукты они приобрели в чайхане — двенадцать больших лепёшек, по четыре на каждого, холодную баранину и варёную кукурузу — также двенадцать початков. Кроме того, купили корм для коней — два мешка низкосортной, замусоренной половой ржи. Больше в Тахтагуле делать было нечего. Корнилов без сожаления окинул взглядом глинобитные дома, криво осевшие от того, что материал на них шёл некачественный, стегнул коня камчой и поскакал из города прочь.
Под ноги коню кинулась дряхлая, облезлая сука, залаяла возмущённо, в следующее мгновение в глотку ей попала пыль, и собака, подавившись, смолкла, кубарем откатилась в сторону: Корнилова, привстав в стременах, настигали его спутники, а стремительного бега коней старая, опытная собачонка боялась.
Через пять минут всадники уже скакали по тугой ряби песка.
Ночь выдалась чистая, с глубоким чёрным небом, в котором яростно полыхали звёзды, и гулкой тишью, когда всякий малый звук наполняется особой силой, делается объёмным — шорох мыши, вылезшей из-под увядшего в песке куста перекати-поля подышать свежим воздухом, бывает похож на топот пронёсшегося по бархану волка, а голодный лисий скулёж звучит как визг нечистой силы, принёсшейся из земного провала околдовать людей. Корнилов лежал на песке и, подложив под голову руки, смотрел на звёзды.
Говорят, у каждого человека есть своя звезда, которая и определяет, как «венцу природы» жить, на ком жениться и с кем пить водку. Уйти от собственной судьбы можно только сменив свою звезду, а для того, чтобы сменить звезду, надо сменить своё имя.
Капитан никогда не задумывался над тем, хорошее у него имя или нет. Лаврентий. Звучит, правда, несколько не по-русски — скорее, по-римски либо по-гречески, поэтому отец и сократил ему имя, из Лаврентия сделал Лавра. Но и Лавр, если быть объективным, тоже не самое звучное имя. Впрочем, к этому Корнилов был равнодушен, ему, как всякому русскому человеку, было всё равно, как его будут звать — пусть хоть горшком называют, только Не сажают в печь.
Глубокий чёрный полог ночи перечеркнула яркая зелёная струя — пролетела комета, растаяла в сажевой бездони.
Умер какой-то большой, со значительной судьбой человек. Звезда его растворилась в пространстве... И сам человек растворился. Внутри у Корнилова возник нехороший холодок, подполз к горлу, уткнулся в невидимую преграду и растёкся по телу противной прохладной влагой.
Керим, насадив на небольшие проволочные прутья куски баранины, разогревал их на огне. Запах по округе распространился одуряюще вкусный, такой вкусный, что Корнилову показалось — за ближайшим барханом блеснули два рыжеватых глаза — то ли волка, то ли лисицы.
— Ат-та-ата-ата! — азартно забормотал Керим и, отставив в сторону прут с мясом, издали — по-волчьи — принюхался к нему, словно определял готовность, потом, посчитав, что кусок прогрелся недостаточно — тут ведь не только прогреть надо, нужно ещё, чтобы мясо дало сок, сделалось мягким, но ни в коем разе не подгорело... Керим знал толк в еде. — Ат-та-ата-ата-ата! — вновь заплясал он около огня.
Интересно, почему же Афганистан сделался недоступным для России, что в нём произошло, какой тарантул укусил местных правителей? Источники поступления сведений в Генштаб обычны. Первый — это печать. Газеты купить легко, их мог бы поставлять в Туркестан своему родственнику Кериму тот же Мамат, хотя свежие издания можно приобрести только в Кабуле либо, на худой конец, в Мазар-и-Шарифе; а в Шабаргане, Тахтагуле, Даулетабаде и Чушка-Гузаре уже не найдёшь — их там нет. Прибывают в лучшем случае через две недели, так что этот способ добычи ценных сведений ненадёжный, хотя и древний, как кремнёвое ружьё царя Лексея Михалыча — с запахом тлена и плесенью, а разведывательные сведения должны быть свежими, горячими, как лепёшка, только что снятая с тандыра.
Второй источник поступлений — рекогносцировки, проводимые офицерами, в основном теми, кто причислен к Генеральному штабу. Эти сведения — самые ценные, самые верные, в Генштабе уже набралось несколько папок таких сведений по Китаю, Персии, Индии. Что же касается Афганистана, то только в приграничных районах, примыкающих к Амударье и Пянджу, ещё есть ясность, дальше же — слепота, глухота, сплошные бельма. Забраться дальше не удаётся. Экспедиция капитана Корнилова — исключение из правил.
