Георгий Плеханов - Возвращенная публицистика. В 2 кн. Кн. 1. 1900—1917
В только что полученном мною № 53 «Речи» я прочел заметку «Сенат о народно-социалистической партии», показывающую, что — как этого и следовало, впрочем, ожидать, — даже эта кроткая из кротких партия не может добиться своей легализации при нынешнем режиме. Тем менее шансов на это у социал-демократии, т. е. у партии революционного пролетариата. Чхеидзе прекрасно сказал в Государственной Думе (заседание 20 февраля), что мы переживаем время, когда сильнее, чем когда бы то ни было, организуются и мобилизуются темные силы реакции. Эти темные силы лишают пролетариат огня и воды, и если сознательные элементы нашего рабочего класса хотят дать им хоть некоторый отпор, они должны идти в «подполье».
Говорят, что область подпольной деятельности до последней степени узка, что в ней негде развернуться, нельзя найти простор для большого политического таланта. И я, разумеется, прекрасно понимаю, что удобнее заниматься социал-демократической агитацией во Франции, Англии, Бельгии и даже Германии и Австрии, нежели в России. Но и тут точно так же, как в вопросе об историческом развитии нашей общественной мысли, необходимо помнить, что те же политические условия, которые до крайности стеснили практическую деятельность российского социал-демократа, придали ей огромное значение, чрезвычайно увеличив ее удельный вес. И тут никогда не следует забывать, что ни в одной стране цивилизованного мира революционное «подполье» не играло такой колоссальной практической роли (даже в чисто культурной области), какую оно сыграло в России. Опираясь на теорию научного социализма, наше социал-демократическое «подполье» сумело произнести «магические слова, открывшие перед ним образ будущего»; оно вывело трудящуюся массу из ее вековой спячки; оно разбудило классовое сознание пролетариата, и если — чтобы употребить здесь пророческое выражение Петра Алексеева[73], — мускулистая рука рабочего нанесла уже не один страшный удар существующему у нас порядку вещей, то и это нужно в значительной степени записать в актив того же «подполья». Ведь недаром же рабочие чуть не при каждом своем столкновении с предпринимателями старались войти в сношения с «подпольными» деятелями. И недаром даже крестьяне, собираясь воевать с помещиками, разыскивали революционных «орателей» (т. е. ораторов).
Гегель говорит на своем языке идеалиста, что всемирный дух в своем историческом движении часто опускается под землю (вот оно историческое «подполье» всемирного духа!), где совершает мелкую и незаметную работу, результаты которой бывают, однако, колоссальные. И при виде этих результатов можно крикнуть всемирному духу, как крикнул Гамлет тени своего отца: «Крот! ты хорошо роешь!» Поймите же вы, наконец, господа хорошие, что наш подпольный человек тоже заслуживает, чтобы мы ему громко крикнули: «Крот! ты хорошо роешь!»
По русской пословице, суженого конем не объедешь. При современных условиях нашей практической деятельности «подполья» конем не объедет ни один социал-демократ, не желающий увязнуть в трясине самого гнилого оппортунизма.
Да здравствует наш «подпольный крот»! Да растут и крепнут наши «подпольные» организации! Докажем, что ошибаются господа Гучковы[74], злорадно возвещающие в Государственной Думе «о том внутреннем разложении, которое охватило наши революционные партии»!
Плеханов Г. В. Соч. М., 1927. Т. 19. С. 129-136.
НАШЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Впервые опубликована в «Рабочей газете»[75] (1910. № 1).
IГоворя: «наше положение», я хочу сказать: «положение Российской Социал-Демократической Партии». Положение это теперь не из самых завидных. Мы сделали бы себя смешными в глазах всех рассудительных людей, если бы вздумали отрицать это, если бы захотели доказать, что у нас все обстоит благополучно. Нет, надо говорить правду: наша партия очень далека от благополучия. В этом согласны между собой все — не только нынешние, но и бывшие — ее члены. Горячие разногласия возникают в их среде только тогда, когда речь заходит о том, как же нам выйти из неблагополучного положения и, по возможности, приблизиться к благополучию. Что нам нужно прежде всего?
Посмотрим, чем вызывается неудовлетворительное положение нашей партии.
Многими причинами. Я должен был бы написать целую брошюру, если бы захотел заняться подробным их рассмотрением. Но этого и не нужно. Для моей цели достаточно ознакомиться с некоторыми из них.
И прежде всего я обращусь к господствующей реакции. Реакция эта, несомненно, плохо отзывается на положении нашей партии. Но есть реакция и реакция. Во времена позорной памяти Плеве[76] мы тоже немало страдали от реакции. Однако тогда наши силы увеличивались, наши средства умножались, наша организация росла и крепла, наши надежды на близкую победу упрочивались с каждым днем. Теперь не то. Теперь наша организация расшатана, наши силы ослабели, приток средств уменьшился, и некоторые из нас стали думать, что нашей партии вообще не суждена победа. Дело дошло до того, что иные доброжелатели ее, — например, гг. Изгоев[77], Потресов и им подобные, — прямо отрицают ее существование, как организованного целого.
Откуда же эта разница? Отчего же в эпоху Плеве реакция, стремясь ослабить наши силы, только увеличивала их, между тем как теперь ей в самом деле удалось поставить нас в затруднительное положение?
Оттого, что в эпоху Плеве она проникала собою одни только «правящие сферы», а теперь ее влиянию подчинилось, можно сказать, все население нашей страны, и между прочим, и пролетариат.
Возьмем пример. Наши профессиональные союзы живут теперь тоже не совсем благополучно. Их силы тоже слабеют; их кассы тоже пустеют; их надежды тоже падают. И это не только потому, что их всеми мерами душит «конституционное» правительство П. Столыпина[78]. Правительство правительством, а очень многое зависит здесь от теперешнего настроения нашего рабочего класса, т. е. от той общей усталости, от того упадка энергии, от того равнодушия к своему собственному делу, на которые так горько жалуются теперь все знатоки нашего профессионального движения.
Другим примером могут служить наши рабочие потребительные товарищества. Они тоже далеки от процветания, и тоже не только потому, что их не любит полиция.
Влияние реакции распространилось теперь на все население нашей страны. Иначе и быть не могло после того, что было пережито им в 1905 — 1907 гг. В истории всегда так бывает: периоды акции сменяются периодами реакции; периоды подъема общественного настроения — периодами его упадка. Охваченные упадочным настроением, даже сознательные рабочие не проявляют теперь и десятой доли той энергии, которая была свойственна им не далее как несколько лет тому назад. Если бы наш пролетариат был настроен иначе, то он с несравненно большей легкостью обходил бы расставленные на его пути полицейские законы и рогатки.
Сказанного достаточно для того, чтобы объяснить в общих чертах неудовлетворительное состояние нашей партии, т. е. политической организации российского пролетариата. Если наше нынешнее положение характеризуется словом неблагополучно, то ясно, что оно станет благополучным только тогда, когда отойдет в область печальных воспоминаний упадочное настроение, овладевшее теперь нашим пролетариатом.
Когда это будет? Мы не знаем и знать не можем. Но мы знаем и не можем не знать, что это непременно будет. Мало того. Есть некоторые серьезные основания думать, что наше общественное настроение, — а прежде всего настроение нашего пролетариата, наиболее интересное для нас, социал-демократов, — уже начинает изменяться к лучшему. Мы вряд ли ошибемся, если скажем, что мы уже миновали самую низшую точку того упадка, который нам суждено было пережить, и теперь опять, — правда, еще очень медленно, — поднимаемся вверх. Если продлится замечаемое теперь экономическое оживление, то настроение рабочего класса станет подниматься более быстро. Продолжительный экономический застой очень сильно способствовал упадку этого настроения[79].
Как бы то ни было, а несомненно то, что не от нас зависит устранить указанную мною общую причину неудовлетворительного состояния нашей партии: мы не можем ускорить и упрочить экономическое оживление; мы не обладаем таким талисманом, который позволил бы нам прогнать усталость, овладевшую нашим пролетариатом после бурных событий 1905 — 1907 гг. Тут нам остается лишь понять причинную связь явлений и, опираясь на ее понимание, не поддаваться унынию, так легко распространяющему свое вредное влияние в рядах политических деятелей в мрачные периоды упадка общественного настроения. Мы недаром называем себя марксистами, недаром держимся точки зрения научного социализма. Материалистический взгляд на общественную жизнь должен застраховать нас от идеалистического «разочарования».
