Ольга Гурьян - Обида маленькой Э
Тетушка Мей повалилась на пол и разодрала на себе ворот платья. Вдруг она услышала строгий голос:
— Болезнь познают глядя, слушая, спрашивая и щупая пульс. Положи твои руки на подушечку, женщина, чтобы я мог проверить все твои шесть пульсов.
Это наконец-то пришел бесплатный врач.
Часть вторая
БРАТЬЯ ГРУШЕВОГО САДА
Глава первая
КАК ОНИ ОСТАНОВИЛИСЬ У СУХОГО РУСЛА
В помещении актеров царил невообразимый беспорядок. Все три сундука были отперты, крышки откинуты, шелк и атлас костюмов переливались всеми цветами радуги. На крюках, вбитых в шесты, висели бороды, парики, шлемы, сапоги на толстых белых пол-метках, мечи и алебарды и украшенные разноцветными кистями палки, которые изображают коней. Некоторые актеры были уже совсем готовы к выходу, другие еще только гримировались. Жена Лэй Чжень-чженя, певица Яо-фэй, сосредоточенная и хмурая, обвивала голову узенькой черной тесьмой, которая, перекрещиваясь надо лбом, притягивала углы век к вискам. Вторая актриса Юнь-ся, жена умного Лю Сю-шаня, помогала ей, подавая отдельные локоны и длинные пряди искусственных волос, без которых нельзя было соорудить грациозную и сложную прическу театральной героини. Сама Юнь-си выступала только в третьем действии и поэтому не торопилась одеваться. Семь локонов для ее собственной прически, уже намазанные клейким раствором из деревянной стружки, размятой в воде, сохли на дощечке, похожие на семь дохлых мышат, которых усердный кот поймал и положил у порога своей хозяйки.
Хэй Мянь, хранитель сундука, затягивал на Лэй Чжень-чжене ватник, от которого огромный актер казался еще шире. Лицо Лэй Чжень-чженя уже было раскрашено в черный цвет и расписано красными и белыми завитками и полосами. Хэй Мянь подал ему окладистую черную бороду, подшитую к проволоке с загнутыми концами. Лэй Чжень-чжень сунул эти концы за уши, и борода прозрачной занавеской закрыла ему рот и грудь. Он дунул, и каждый отдельный волосок взлетел кверху. Тогда он снова обеими руками пригладил бороду.
Кто-то разжег в углу жаровню, и на ней кипятилась вода для чая. Старая госпожа Лэй в великолепной круглой пелерине, которая закрывала ее до самых пят, и в сверкающем головном уборе присела около жаровни. В одной руке она держала головку чеснока и с удовольствием грызла его еще крепкими зубами. Другой рукой она баюкала своего годовалого внука, малютку Лэй Да. Ребенок был очень грязный, но тоже с нарумяненными щечками. Время от времени бабушка совала ему в рот разжеванный зубчик чеснока. Лэй Да сосал, причмокивая, и смотрел круглыми глазками в огонь.
Снаружи, словно бурный ветер, долетал шум толпы. Актеры торопились.
Погу-барабанщик крикнул:
— Начинаем!
И музыканты вышли на сцену…
Маленькая Э сидела, обхватив руками колени, на склоне сухого русла и, не сводя глаз с пустой сцены, ждала.
Еще было утро, когда все три тележки въехали в русло высохшей речки и остановились. Возчики выпрягли мулов и отвели их в сторону. Актеры принялись разбирать шесты и циновки и понесли их на крутой склон русла.
Маленькая Э присела на противоположном склоне и стала смотреть, что будет.
Вскоре отовсюду, словно оповещенные невидимым глашатаем, бежали по межам полей деревенские мальчишки и тесной стайкой сбились за спиной Маленькой Э. Они не решались подойти ближе, но между собой шумно обсуждали и внешность актеров, и предстоящее удовольствие, и то, как двигалась постройка театра. Один за другим подходили старики, степенно садились, щурились, улыбались и тоже смотрели. Появились женщины и присели в сторонке. Мужчины бросили работу в полях и пришли, прямо как были, в засученных до колен штанах, с обнаженной потной грудью. Сняв головные повязки, утирали ими влажное лицо. Деревенский трактирщик притащил тачку с двумя дымящимися котлами и бойко торговал чаем и горячен лапшой.
Вскоре весь склон русла был усеян зрителями, а среди холмов длинной лентой тянулись толпы людей, спешивших из более отдален ных деревень.
Актеры разровняли площадку и по четырем углам вбили по бамбуковому шесту. Сверху скрепили их поперечными шестами и покрыли циновками. Пестрая занавеска отделила открытую с трех сторон квадратную сцену от заднего помещения, закрытого циновками. Туда внесли сундуки с костюмами. Один за другим скрылись там актеры.
Лэй Чжень-чжень вышел и повесил на передних столбах дне таблички с иероглифами. Деревенский грамотей медленно прочел их вслух. На одной было написано:
— «Мы, актеры, хвалим добро, злодейство казним, различая, что славно, что скверно».
На другой:
— «Мы скажем о мире, споем о разрухе, укажем, где счастье и где разрушенье».
Маленькая Э сидела, ждала, не сводя глаз с пустой сцепы,
Вдруг занавеска шевельнулась и из-за нее вышел Погу, как всегда растрепанный и небрежно одетый. Он нес треножник, на котором стоял барабан. Барабан был деревянный, и кожа прикреплена к пгму железными гвоздями.
Погу ударил по коже двумя легкими бамбуковыми палочками. Раздался резкий, ясный, почти металлический звук. Вслед за тем вышел старик с двухструнной скрипкой — хуцинь, у которой смычок накрепко пропущен между струнами так, что его нельзя сияй. Последним выскочил, будто его подтолкнули сзади, мальчик чт пятнадцати с маленьким гонгом. Музыканты расположились на сцене справа от зрителей. Погу посредине, хуцинь налево, маленький гонг по другую сторону.
Погу поднял левую руку, в которой он держал две дощечки, соединенные веревкой. Поворотом кисти он ударил их друг о друга, И они издали отчетливый и чистый звук. Тотчас маленький гонг стремительно забил, залился, захлебнулся медным пульсирующим звоном, и, откинув входную занавеску, показались два человека.
Глава вторая
КАК ЛЭЙ ЧЖЕНЬ-ЧЖЕНЬ БАЮКАЛ РЕБЕНКА
Они вошли странной походкой — колени были согнуты, ноги заплетались, туловище покачивалось. Хотя их глаза и переносица были обведены белой краской и это изменило их лица, Маленькой Э показалось, что она узнала господина Гуаня и Цзинь Фу, но возможно, что она ошибалась, — уж очень роскошно они были одеты.
На том, который был похож на братца Цзинь Фу, была белая атласная куртка с узкими рукавами и двойным рюшем по подолу. Спереди куртка была затянута серебряными шнурами. Атласные широкие панталоны заправлены в низкие сапожки с мягкой подошвой. Восьмиугольная мягкая шапка с большим помпоном была озорно сдвинута на одно ухо. У второго человека костюм был похожий, но черного цвета, кафтан был подлинней, и твердая шапка надета прямо.
Зрители встретили их взрывом хохота, и Маленькая Э тоже улыбнулась немножко неуверенно. Ей еще не было смешно, только любопытно, но она понимала, что дальше будет, наверно, очень весело.
Гонг замолчал. Погу повернул кисть руки, дощечки стукнулись друг о друга, и под резкий отчетливый треск оба нарядных господина запели скороговоркой, перебивая друг друга, подчеркивая смысл слов гримасами и нелепыми телодвижениями:
Целиком сожрать барана —
Этот подвиг нипочем!
Но страшны нам бой и раны,
Ездить боязно верхом.
Бочку винную мы вскроем,
И лакаем и сосем.
Мы напьемся, как герои,
Поикаем и уснем.
Нас по имени не знают,
Даже слуги нас зовут:
— Эй, трусишки, негодяи!
— Эй, паршивый пес и плут!
Поднятые улыбкой губы Маленькой Э внезапно опустились, а брови поползли вверх на лоб. Теперь уже не было сомнений, что это Цзинь Фу — она узнала его по голосу. Но что это он поет? Может быть, он шутит?
А они оба сели и, беспрестанно ерзая на стульях, падая с них в вновь на них ловко вскарабкиваясь, то сближая лица так, что одна не стукались носами, то отскакивая кувырком, заговорили ничуть ев стесняясь тем, что столько людей их слышат. Они рассказывали, чти они монголы, сыновья знаменитого полководца, который разбил китайские войска.
Он обещал подарить им целый город, но им хочется получить другой, побогаче, который обещан третьему сыну — приемышу. И, пожалуй, удастся добиться своего, стоит только напоить полководца допьяна.
Этот хитрый замысел так им понравился, что господин Гуань (теперь уже не было сомнения, что монгол в черном костюме — это он и есть), что бессовестный господин Гуань начал смеяться. От этого смеха, продолжительного, в высоком тоне, разнообразного и вибрирующего, от стука трещотки и выкриков Цзинь Фу у Маленькой Э начала кружиться голова. Но вокруг нее зрители, будто заразившись смехом, хохотали и вопили.
В это время из-за занавески вышел сам монгольский полководец с черным лицом и бородой. Он был точь-в-точь похож на страшного идола, которого Маленькой Э как-то случилось видеть в одном xpаме. Он был такой же огромный, толстый и пестрый.
