Виктор Поротников - Фемистокл
- Так, пустяки… - неопределённо ответил Фемистокл. - Меня что-то сильно тянет к подушке. Прости, Архиппа.
Он, пошатываясь, направился в опочивальню.
Но и там, помогая мужу раздеться, Архиппа продолжала допытываться у него относительно Анаис.
Уже лёжа в постели, Фемистокл поведал супруге про племянницу Анаис, которая через формальное удочерение получила афинское гражданство.
- Вот и вся услуга! - Фемистокл поудобнее уложил подушку в изголовье.
- Как же тебе не стыдно! - сердито воскликнула Архиппа. - Ради денег ты раздаёшь варварам права афинского гражданства. Тебе, как видно, совершенно безразлично, кто будет голосовать на Пниксе. Лишь бы обязанные тебе люди голосовали за тебя. Разве мало затесалось в число афинских граждан проходимцев со всего света при тиране Писистрате? Я не удивляюсь теперь, почему тебя так сильно ненавидят эвпатриды.
Произнося этот гневный монолог, Архиппа ходила по полутёмной спальне. Она ожидала, что Фемистокл станет ей возражать, но тот молчал. Архиппа, распутывая свои длинные косы, приблизилась к ложу и негромко окликнула мужа. Он крепко спал.
Утром в гости к Фемистоклу пришёл Филокл. Он просил стать посажёным отцом у него на свадьбе.
- Не только я, но и моя невеста просит тебя об этом, Фемистокл, - говорил Филокл. - Кому, как не тебе, быть посажёным отцом, ведь это благодаря твоим заботам Гнафена обрела афинское гражданство.
Фемистокл взглянул на Филокла с хитрой усмешкой:
- Я согласен быть посажёным отцом на твоей свадьбе. Но с одним условием…
- Я на всё согласен.
- Не спеши соглашаться, друг мой, не спеши. - Фемистокл похлопал Филокла по плечу. - Условие моё таково. Тебе надлежит построить на свои деньги триеру, оснастить её и спустить на воду. Так что подумай, прежде чем приглашать меня в посажёные отцы для своей невесты.
- Я согласен с твоим условием, - после краткого раздумья промолвил Филокл. - Сколько нужно серебра на постройку и оснастку триеры?
- Для постройки остова судна с палубой и переборками хватит и сорока мин, - ответил Фемистокл. - На оснастку и смоление днища уйдёт ещё около десяти. Покраска обойдётся в пять мин. Спуск на воду и загрузка балласта обойдётся примерно в три.
- Таким образом, потребуется примерно шестьдесят мин, - подвёл итог Филокл.
- С непредвиденными расходами все семьдесят, - поспешно добавил Фемистокл. - Это я знаю по опыту.
На красивом лице Филокла с небольшой бородкой и прямым носом отразилась тень то ли сомнения, то ли огорчения.
- Если я построю триеру, то останусь практически ни с чем. И тем не менее я согласен.
Восхищённый этим самопожертвованием, Фемистокл крепко обнял Филокла:
- Если Афинам и суждено когда-нибудь возвыситься над прочими городами Эллады, то благодаря отнюдь не эвпатридам, а таким людям, как ты.
Знатнейшие граждане Афин, одолеваемые тревогой и откровенным раздражением после последней победы Фемистокла в народном собрании, собрались в доме у Зенодота. То, что Панэтий, нынешний архонт-эпоним, оказался заодно с Фемистоклом, лишь добавило досады мужам-эвпатридам, сознававшим, что этот тандем, пожалуй, станет непреодолимой преградой для аристократов в их политических кознях против народной партии. Только теперь эвпатриды поняли, что без Аристида противостоять Фемистоклу на равных они не в состоянии. Делая ставку на Зенодота, эвпатриды просчитались, так как последний не обладал в полной мере ни ораторским талантом, ни политическим чутьём. Тем более Зенодоту было далеко до Аристида, если дело касалось бескорыстия и честности.
Об этом и завёл речь Леобот, сын Алкмеона, перед собравшимися аристократами. Они хоть и возлежали за пиршественными столами, однако по лицам было видно, что ни вино, ни щедрое угощение, ни радушие хозяина не вызывают особенной радости. К тому же перед Леоботом выступил Эпикид, сын Эвфемида, который обрисовал сложившуюся в Афинах ситуацию как единоличное господство Фемистокла, попирающего законы и древние родовые обычаи в угоду толпе.
- Меня тревожит, - сказал в заключение Эпикид, - что будет, коль Фемистокл вдруг пожелает стать тираном по примеру Писистрата? Смогут ли лучшие из граждан воспрепятствовать в этом Фемистоклу, ведь народ за него стоит горой?
Леобот попытался рассеять мрачное настроение собравшихся, делая акцент на том, что не всё ещё потеряно. Он утверждал, что эвпатридам необходимо избрать другого вожака вместо Зенодота, что нужно взять на вооружение популистские методы Фемистокла, любыми способами внося раскол в народную партию, дабы её сторонники перегрызлись между собой. Тогда при очередном голосовании черепками может случиться, что в изгнание уйдёт именно Фемистокл, против которого ополчатся свои же.
Аристократы внимали Леоботу без воодушевления. Кто-то полагал, что без Аристида им Фемистокла не одолеть. Кто-то считал, что бороться нужно с законами Клисфена, дающими слишком много власти демосу. К тому же частые возлияния делали многих собеседников Леобота излишне резкими и агрессивными. Они не столько гневались на Фемистокла, сколько негодовали против Панэтия и тех эвпатридов, которые ради выгоды связались с выскочками из толпы, презрев своё благородное происхождение. Кипящая злоба и тупая меланхолия окутывали слова и мысли благородных афинян, собравшихся в этот вечер в доме Зенодота.
Леобот хотел организовать заговор против Фемистокла и его сподвижников, но, видя, что гости Зенодота и сам Зенодот всё больше пьянеют, теряя всякую возможность здраво рассуждать, покинул это сборище, жалея в душе, что вообще пришёл.
Уже на улице Леобота догнал Филид, сын Аристона. Он тоже был совершенно трезв и разочарован поведением большинства аристократов, собравшихся у Зенодота.
Шагая вечерними улицами Афин, эти двое договорились впредь действовать вместе против Фемистокла. Причём условились делать это не явно, а исподтишка и по возможности через подставных лиц. Леобот и Филид пообещали друг другу хранить в тайне своё начинание и, подбирая новых сообщников, проявлять величайшую осмотрительность. Филид без колебаний признал в этом деле главенство Леобота, зная его трезвый, расчётливый ум и твёрдый характер.
По правде говоря, Филид плохо представлял, на какие рычаги следует нажимать, чтобы свалить столь высоко вознёсшегося Фемистокла, при этом не пострадав от народного гнева. Он полностью полагался на многомудрого Леобота, поняв из беседы, что у того есть хитрые задумки, благодаря которым могущество Фемистокла исчезнет если не через год, то, во всяком случае, через несколько лет.
Кроме Филида, Леобот обрёл единомышленников в лице своего двоюродного брата и шурина. Оба были хитры, изворотливы и люто ненавидели народоправство. Своего шурина Леобот намеревался со временем протолкнуть в ближайшее окружение Фемистокла, чтобы через него узнавать о замыслах Фемистокла против эвпатридов. По замыслу Леобота и Филиду предстояло постепенно сблизиться с Фемистоклом, благо жены их дружны. Леобот рассуждал так: против явных недругов среди сограждан у Фемистокла имеется защита, а вот найдётся ли у него оружие против мнимых друзей, - пока неизвестно.
Но самым удобным вариантом устранения Фемистокла для Леобота стала бы его гибель на войне.
Афины вели долгую и безуспешную войну с Эгиной, которая до недавнего времени господствовала на море. Узнав, что афиняне построили большой флот, эгинцы присмирели, не отваживаясь, как прежде, разорять побережье Аттики и остров Саламин, заселённый афинскими переселенцами.
Леобот был уверен, что Фемистокл станет подталкивать сограждан к походу на Эгину, чтобы одним решительным ударом покончить с давним и упорным врагом. Вот почему двоюродный брат Леобота, по наущению последнего, выступил в народном собрании с призывом закончить наконец затянувшуюся войну, благо у афинян теперь имелось полное превосходство на море. К удивлению Леобота, Фемистокл резко выступил против похода на Эгину. Он внёс предложение отправить к эгинцам послов для переговоров о мире.
Но тут возмутился Зенодот, яростно обрушившись на Фемистокла:
- Клянусь Зевсом, невозможно понять логику твоих рассуждений, сын Неокла! Вспомни, как ты настраивал афинян против эгинцев, когда ратовал за строительство военного флота. Свидетелей тому тысячи! Ради победы над Эгиной ты убедил своих сограждан отказаться от лаврийского серебра. Ты был красноречив, сын Неокла, убеждая коллег-архонтов и пританов пустить всю денежную прибыль от торговых пошлин и судебных штрафов на закупку корабельного леса, канатов и парусины. Государственные мужи послушали тебя, ибо ими двигало чувство мести против эгинцев, дерзости которых всем хотелось положить конец. Помнится, Фемистокл, ты сказал как-то, что день, когда афиняне наконец-то победят эгинцев на море, станет счастливейшим днём в твоей жизни. Сколько раз, выступая в пританее и здесь, на Пниксе, разглагольствуя о нужности сильного военного флота, ты перечислял обиды, нанесённые афинянам эгинцами. Некоторые твои сограждане, Фемистокл, отдавали последние деньги на строительство флота, желая своему отечеству победы над надменной Эгиной. Флот наконец-то построен. Однако вместо победных лавров ты предлагаешь нам заключить с Эгиной постыдный мир! Спрашивается, зачем мы строили огромный флот, опустошая государственную казну? Мне непонятно, клянусь Зевсом, это странное миролюбие. Я даже невольно задаюсь вопросом, а не подкуплен ли Фемистокл теми же эгинцами?
