Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь
У Вильгельма загорелось лицо.
– Госпожа, меня никогда раньше не приглашали петь в обществе таких высокопоставленных особ. Я не претендую на то, чтобы знать, что вы считаете стоящим, но если я развлек вас, то это самое большее, на что я мог надеяться.
– О да, – тихо сказала Алиенора. – Я прекрасно провела время, и кто знает, что может принести вам надежда, господин Маршал?
Она улыбнулась на прощание и перешла к следующему гостю. Вильгельм поклонился, выпрямился и снова поклонился, когда принцесса Маргарита протянула ему руку для поцелуя.
– Я рада, что вы пришли, – сказала она. – И мне понравились ваши песни. Вы будете снова петь завтра?
– Если вы прикажете, госпожа, – он коснулся губами ее маленькой нежной ручки, играя роль придворного. Это доставило ей удовольствие.
Вернувшись в большой зал, Вильгельм улегся на свой матрас; в голове было легко от вина, мысли кружились и не давали уснуть. Вокруг беспокойно ворочались, кашляли, сопели, храпели спящие. Между ними гуляли собаки; пьяные, шатаясь отправлялись помочиться в углу. Все это мешало Вильгельму заснуть, хотя он устал. Образ королевы Англии маячил у него перед глазами. Вильгельм представлял, как она поворачивается у двери, жестом подзывает слуг, передает детей заботам нянь. Он представлял, как служанки снимают с нее головной убор, расплетают и расчесывают ее волосы, а они падают на плечи тяжелым черным водопадом.
Он не верил, что Алиенора выбрала его среди других и оказывала ему особые знаки внимания. Она точно так же общалась с другими гостями, опускала руку на рукав дяди Патрика и улыбалась ему так, словно он был единственным мужчиной в помещении. Вильгельм знал разницу между игрой и реальностью. Королева Алиенора ради собственного развлечения и забавы избрала роль дамы, в которую все влюблены. Мужчины, которых она привлекала, включая его самого, были ее жертвами, хотя и добровольными.
В своем воображении Вильгельм оказался у ее постели. Она была велика для одного человека, а Алиенора выглядела крошечной в тени парчового полога. Она лежала на боку, смотрела на Вильгельма, подперев голову рукой, на губах играла соблазнительная улыбка. Он сглотнул. В горле пересохло, сердце учащенно забилось в груди. Он ощущал легкость во всем теле, кроме паха, где орган пульсировал, словно свинцовый барабан. Алиенора продолжала улыбаться, но не подзывала его ближе. Вильгельм тоже не хотел идти вперед. Создавалось ощущение, будто по полу проведена черта. Он знал, что если переступит ее и приблизится к кровати, то погибнет.
Вильгельм беспокойно заворочался на матрасе и открыл глаза, пытаясь отделаться от видения. Его взору гут же представилось другое зрелище: один из мужчин рядом с ним совокуплялся с проституткой. Они завернулись в плащ рыцаря. Рассмотреть что-либо было трудно, но доносившиеся звуки и все убыстряющиеся движения говорили сами за себя. Вильгельм отвернулся и сжал зубы. Рыцарям и слугам всегда не хватало места для уединения, а на таких больших сборищах вообще не хватало никакого места. Украдкой совокупляющиеся парочки считались обычным делом. Все знали, что это происходит, а если оказывались рядом, то притворялись, что ничего не видят и не слышат. Некоторые же получали от такого зрелища удовольствие и с вожделением наблюдали.
Женщина вскрикнула, у рыцаря перехватило дыхание, он затих на мгновение, затем содрогнулся и выдохнул воздух. На какое-то время воцарилась тишина, потом прозвучал долгий вздох. Послышался тихий звон монет, и женщина ушла. Это была безымянная темная фигура, пробиравшаяся между спящими мужчинами. Потом она остановилась у одного и приподняла одеяло. Приглушенные расстоянием вполне определенные звуки начались снова, а рыцарь рядом с Вильгельмом захрапел.
Думая о сделке, свидетелем которой он только что стал, и о другом совокуплении, происходящем сейчас, Вильгельм понял, что это олицетворение той линии в спальне королевы; вот почему он не станет ее пересекать, а она никогда не предложит ему сделать это. От этого понимания он расслабился и закрыл глаза. Однако напряжение в паху не проходило. Желание было настойчивым, и стоны, раздававшиеся с одного из матрасов, не способствовали его исчезновению. Священники советовали проявлять силу воли и молиться, дабы одолеть похоть. Гийом де Танкарвиль, обладавший более мирским умом, обеспечивал своим людям шлюх, типа той, которая сейчас работала. Солдатам, у которых не было денег, или разборчивым и брезгливым мужчинам, вроде Вильгельма, он открыто советовал более простое средство. Вильгельм воспользовался им, быстро и тихо. Он был молод, возбужден, и поэтому много времени не понадобилось. После волны удовольствия он испытал чувство вины, но не такое сильное, как могло бы быть при других обстоятельствах. И, кроме того, наступило облегчение. Вскоре он крепко спал, как и его товарищи, а поскольку возбуждающие видения в тот вечер пришли еще в полудреме, во время глубокого сна они его уже не тревожили.
Глава 5
Три сына Алиеноры все утро ездили на пони, практикуясь у столба с перекладиной. Они использовали тупые копья подходящего размера и играли в рыцарские поединки с сыновьями рыцарей и других господ, разместившихся в Лузиньяне. Перекладину опустили ниже, чем обычно, учитывая рост детей и животных, на которых они ездили. У Ричарда получалось лучше, чем у Генриха, хотя оба мальчика обладали природным талантом. Они напряженно соперничали. Ричарду не нравилось, что он младше Генриха, и он решил доказать, что мастерство не связано с возрастом. Генрих пришел в ярость после победы Ричарда. Это подрывало его превосходство старшего, и в глазах других детей и их нянь, которые наблюдали за состязанием, стоя у края поля, он выглядел слабее брата.
– Двенадцать у меня и девять у тебя, – объявил Ричард, возвращаясь к стартовой черте, и обнажил зубы в победной улыбке. Конец его копья украшал ивовый венок. Его пони сильно вспотел и тяжело дышал. Бока работали, как кузнечные мехи.
– Десять, – выпятил нижнюю губу Генрих. – Я подцепил последний.
– Да, но он свалился, поэтому не считается.
– Нет, считается.
– Я все равно выигрываю, – фыркнул Ричард. – Готов поспорить, что выиграю у тебя и в поединке с мечом. Вильгельм Маршал говорит, что у меня очень хорошо получается, – добавил он, словно это решало вопрос.
Генрих гневно посмотрел на Ричарда. Похвала от Вильгельма Маршала была очень важна для сыновей Алиеноры, и они стремились получить его одобрение – не просто вежливую улыбку, которая всегда легко появлялась на лице Вильгельма, а похвалу, которая иногда появлялась у него в глазах, если кто-то из них особенно хорошо работал во время тренировки. Вильгельм не был их учителем и не участвовал в их подготовке, однако Генрих, Ричард и Джеффри часто пытались оказаться поблизости, когда Вильгельм оттачивал свое мастерство. Они стали его тенями. Они пытались подражать ему и соперничали друг с другом. Иногда, если у него появлялось время и он пребывал в соответствующем настроении, Вильгельм проводил с ними импровизированный урок.
– Он говорит, что у меня тоже хорошо получается, – надменно объявил Генрих.
Ему не особенно хотелось сражаться с Ричардом. Агрессивность брата делала его трудным соперником. У Генриха имелось преимущество: он был на два года старше и мог дальше вытянуть руку, однако предпочитал то, что легко дается, за что не требовалось напряженно бороться. Ричард стал гораздо хуже после стычек в Пуату и продолжал говорить про то, как станет герцогом Аквитанским и сам поедет на войну, вместо того чтобы плестись в хвосте армии. Генрих сам не мог дождаться, когда станет королем Англии, герцогом Нормандским и графом Анжуйским, но это было совсем другое дело.
– Я все равно лучше тебя.
Генрих сжал зубы.
– Он этого не говорил.
– Нет. Это сказал я.
Ричард спрыгнул с пони на землю и выхватил из-за пояса учебный меч. Он был сделан из китовой кости, однако рукоятку обмотали оленьей кожей, как делали с мечами настоящих рыцарей.
– Давай. Или ты боишься?
Эти слова вывели Генриха из себя. Он вечно клялся, что не клюнет на приманку Ричарда, но всегда попадался на нее. Он передал пони конюху, достал свой собственный меч из китовой кости и приготовился к поединку. Ричард бросился на него, словно фурия, будто это была схватка до смертельного исхода. Генрих отразил удар и попытался удержать позицию, но Ричард наступал и заставлял его отступать к наблюдавшим за происходящим детям. Глаза у Ричарда горели от удовольствия. Он сделал быстрый выпад, нанес резкий удар, и Генриха выронил меч. От внезапного удара у Генриха словно загорелись ладони и пальцы, но больше всего пострадала гордость. Он бросился к своему упавшему клинку, но Ричард оказался там первым и приставил кончик учебного меча к горлу Генриха.
