Георгий Марков - Соль земли
Люди начали собираться в клуб задолго до назначенного часа, каждый хотел скорее услышать, какие богатства нащупала экспедиция в улуюльской земле, какое будущее обещает она этому обширному таёжному краю.
Максим с Зотовым задержались в пути. Пока они в доме Лисицына умывались и переодевались, прошло ещё добрых полчаса.
Максим торопил Зотова. Ему хотелось до начала собрания на несколько минут уединиться с сестрой и рассказать ей о важных новостях. Но Зотов, словно назло ему, не торопясь, причёсывался перед зеркалом, тщательно завязывал галстук, чистил на крыльце щёгольские туфли.
Максим ждал, не раздражаясь его медлительностью, и с добродушной улыбкой думал: «Хочет нравиться Марише. Ну и пусть! Желаю и ему и ей счастья, как самому себе».
Видя, что народ прибывает с каждой минутой, Марина с беспокойством посматривала на двери. «Где же Максим с Андрюшей? Неужели задержались в пути? Обещали прибыть ещё утром».
Увидев их, Марина бросилась навстречу, подала правую руку Максиму, левую – Зотову. Она была во всём белом. Белый цвет очень молодил её, как бы подчёркивая её врождённую кротость, врождённое изящество её движений, чистоту и ясность её души. Она была возбуждена, и это возбуждение придавало всей её аккуратной фигуре, выражению нежного, но серьёзного лица особую прелесть.
Максим окинул взглядом продолговатый зал клуба. В первом ряду он увидел льновода Дегова, Лисицына и Артёма. Брат о чём-то увлечённо разговаривал со старыми улуюльскими партизанами, и Максим подумал: «Секретарь райкома не дремлет! Вероятно, решил Артём вернуть их к былой дружбе. Ну-ну, пробуй, авось и получится. Больше ладу – больше проку в работе, больше веселья в жизни». На противоположном конце зала, в уголочке, Максим заметил Ульяну и Краюхина. Они так были заняты чем-то своим, что казалось, ничего не замечают вокруг. «Эти счастливы, счастливы, как никто», – пронеслось у него в голове. И в тот же миг, подобно вспышке, предстала перед его мысленным взором картина: высокая стройная девушка с характерными чёрными бровями страстно просит его помочь уехать в Улуюлье. Она, может быть, и не подозревает, что он знает о главном побуждении, которое влечёт её в тайгу. Её нет здесь… Она бежала отсюда, не обретя счастья, к которому стремилась. Где она? Что с ней? Может быть, она всё ещё терзается в тоске и горе, а может быть, новая вспышка любви зарубцевала её раны? Молодость! Всесильная молодость, очарование и всю бесценность которой не понимаешь, не охватываешь до конца, пока сам молод! А когда всё это становится тебе ясным во всех своих бесчисленных измерениях, ты уже, увы, далеко-далеко отошёл от молодости, и нет ни сил, ни средств, ни возможностей, которые могли бы тебя вернуть назад.
Нет, он не забудет ту девушку, он найдёт её, узнает, как идёт её жизнь. Узнает не ради пустого любопытства. Она уже вошла в тот широкий круг людей, которых он воспринимает как соучастников одного великого дела, как членов своей большой семьи, забыть которых, оставить которых без тепла собственного сердца немыслимо.
Максим перевёл взгляд и увидел ещё одно знакомое лицо, обветренное на солнце и ветру, продымленное жаром таёжных костров. Чернышёв… А вон там дальше мелькнуло миловидное, с иронической улыбочкой на губах лицо Дуни. А кто там за ней? Да ведь это колхозный пасечник Платон Золотарёв. А рядом с ним, опрятная и подобранная, как всегда, сноха Дегова, Ксюша. Но где же она, где она, его любовь, его ненаглядная, по народному выражению, его «судьба»?
Марина заметила, что Максим ищет кого-то глазами. Она догадалась, кого он ищет. «Как сильно ему хочется увидеть её», – подумала Марина, чувствуя стеснение в груди.
– Настеньки нет, Максюша, – сказала Марина тихо и почти скорбно.
– Почему нет? Она же должна приехать.
– Она улетела, Максюша, три дня тому назад в Высокоярск. Случилась воздушная оказия. Самолёт лесного управления приземлился в Мареевке. Ему было дано такое задание. А тут как раз приехала Настенька с Синего озера с образцами вод и грязей. И мы решили, что ты не очень будешь недоволен, если Настенька сама увезёт образцы и немедленно сдаст их в лабораторию на исследование.
Сестра смотрела на Максима виноватыми глазами.
– Ей очень хотелось повидаться с тобой, Максюша. Но, сам понимаешь, воды могут потерять свои свойства, если их не сдать в лабораторию немедленно.
– Ну что же, Мариша, делать? Раз так надо – пусть будет по-вашему… – Максим попытался улыбнуться, но сообщение сестры так сильно обескуражило его, что улыбка получилась вымученной.
Но сестра и этим была ободрена.
– Она уже прислала телеграмму, Максюша! Синеозёрские ручьи и грязи обладают высокой радиоактивностью. Судя по телеграмме, Настенька в восторге от своих изысканий. Шлёт тысячи приветов щедрой улуюльской земле.
Максим сощурил глаза, взял сестру за руку.
– Ну и хорошо, очень хорошо!.. Пройдём, Мариша, за сцену, на минуточку, поговорим немножко перед началом заседания.
Марина пошла за Максимом, по, сделав два шага, задержалась.
– Проходите вот сюда, вперёд, Андрей Калистратович, – оборачиваясь, сказала она Зотову, который растерянно стоял у стены.
Марина провела его к первой скамейке и усадила напротив стола, поставленного посредине маленькой клубной сцены.
Максим уловил её взгляд, когда она усаживала Зотова. Глаза её были полны нежности.
По ступенькам короткой лестницы Максим и Марина поднялись на сцену, прячась за собранной в гармошку занавесью, остановились.
– Как у тебя, Мариша, всё готово? – спросил Максим, глядя на сестру пристальным взглядом и стараясь понять, каково её самочувствие.
– Как будто всё! Доклад я написала, учла работу отрядов. Все приглашённые съехались… Кроме одного… выбывшего совсем. С неделю тому назад отбыл из экспедиции Бенедиктин. Его отозвал телеграммой директор института Водомеров.
– Вот оно что! С какой целью?
– Вероятнее всего, для укрепления какого-нибудь слабого участка в работе института, – с усмешкой проговорила Марина. – Директор благоволит к Бенедиктину. Что же касается меня, я очень довольна. Легче дышится!
– Директор благоволит, а как научный руководитель? Не переменился? – спросил Максим.
– Вчера я получила письмо от Софьи Великановой. Она пишет мне часто и много. Нелегко ей даётся разрыв с Краюхиным. Страдает!
– Ещё бы. Такие вещи бесследно не проходят.
– И вот, Максюша, она пишет, что отец в великом гневе на Бенедиктина. Оказывается, тот попытался примазаться к открытию Краюхина.
– Неужели?
– Представь себе такую наглость! Но примазаться в таком деле не просто. Великанову нужны факты и доказательства относительно магнитной аномалии, а они только у Краюхина.
– Может, поэтому его и вызвали?
– Вполне возможно. Но он всё равно выплывет. Великанова он припугнёт фронтом, своим партийным билетом, а Водомерова расположит подобострастием и преданностью… В крайнем случае он станет перед руководством института на колени и выпросит пощаду, а выпросив её, вскоре обернёт против тех, кто ему даровал её.
– И всё-таки нелегко ему будет, Мариша. Время таких субъектов в науке кончается.
– Разреши, брат мой, с тобой не согласиться. На наш век таких субъектов хватит!
– Ну, как знаешь, а только, по-моему, Бенедиктину будет дальше куда труднее! Вот-вот в твоём институте произойдут большие перемены.
Марина посмотрела брату в глаза вопрошающе и нетерпеливо.
Максим приблизился к ней и, оглянувшись в сторону Зотова, тихо сказал:
– Возглавить ваш институт, Мариша, намеревается Зотов. Но, чур, это пока секрет!
Максим приложил палец к губам, а Марина вспыхнула, чувствуя лёгкое головокружение.
– Улуюлье зажгло и покорило Андрюшу. Он видит, что здесь есть где приложить силы. И только одно беспокоит его, Мариша, – это ты. – Максим опустил глаза, стараясь не замечать смущения и радости, охвативших сестру.
Доверительно взяв Максима за руку, тяжело дыша, глядя на брата лучащимися глазами, в которых в эту минуту было ликование и стыд, Марина прошептала:
– Может быть, ты осудишь меня, Максюша… Столько прошло лет! И больно мне, и на сердце мятежно, но перед тобой не скрою: люблю его, как девчонка… Ой, мамушка моя родная!.. Седых волос на голове не пересчитать… а люблю!..
Марина задохнулась от волнения, припала головой к плечу брата.
Максим чувствовал, как дрожат пальцы её горячих рук.
– И знаешь, Мариша, нехорошо сводничать, а всё-таки не могу от этого удержаться: Андрюша признался мне вчера, что никого он так не любил, как тебя… Да ведь и раньше он не скрывал этого! Жизнь только всё время вас как-то растаскивала в разные стороны. И вот, чую я, что будет у тебя наконец большое счастье.
– За все муки мои мученические, Максюша, я заслужила это…
– Я буду рад за вас. И за тебя и за Андрюшу. Умница он! И сердце у него благородное, доброе… Э, а народу-то поднабралось, Мариша! Как по-твоему, не пора начинать?
